Вот какой ответ я получил. Теперь мне совершенно ясна роль Генриетты в этом деле, и воображаю, как удивится эта прелестная дама, когда я в самом ближайшем будущем скажу ей кое-что, от чего у нее буквально голова пойдет кругом.

Уже двенадцать часов ночи. Мы с Меттсом обо всем договорились и выработали подробный план, что нам делать в будущем. Меттс спросил меня, действительно ли я серьезно говорил об адвокате для Полетты? Я ответил, что не возражаю, если ее делом займутся хоть двадцать пять адвокатов, потому что я уверен, что когда это дело будет завершено, ей уже ни один из них не понадобится.

Мы с ним выпили, я немного отдохнул и выехал на гасиенду Алтмира.

Великолепная ночь. По дороге я думал, как много событий произошло с тех пор, когда я ехал по этой дороге в первый раз. Жизнь — забавная штука, с какой бы стороны на нее ни взглянуть.

Вскоре я подъехал к закусочной, помните, в которой я уже раз побывал, она назвается «Горячие сосиски». Я зашел туда и заказал чашечку кофе. Обе красотки в белых куртках все еще продолжали обслуживать посетителей, а в углу сидела та самая толстая Анни, такая же пьяная, как и в первую нашу встречу. Она сидела за столом, тыкала вилкой в горячие сосиски и по ее лицу по-прежнему катились слезы.

Рыжая девушка взглянула на меня, и глаза ее засияли.

— А, мистер Кошен! — воскликнула она. — Как мы обрадовались, когда узнали, что вы сыщик. Мы хорошо помним, как вы приходили к нам в первый раз и нагородили тогда кучу всякой чепухи насчет того, что вы приехали из Мексики. Ой, какая, наверно, интересная работа у сыщиков!

Я выпил поданный кофе.

— Да, неплохая, милочка моя, и в то же время не такая уж она хорошая. Но, смотри, не шали, а то как бы я и до тебя не добрался.

Я бросил на нее довольно вызывающий взгляд.

— Да? — улыбаясь, сказала она. — Думаете, я буду возражать? Не так уж плохо быть арестованной таким симпатичным парнем, как вы.

— Возможно, радость моя, — согласился я. — Но если речь идет о тебе, то я предпочел бы употребить это в несколько ином духе. Ну, пока, красавица.

Я поехал дальше и по дороге все время думал о Генриетте. Незавидное у нее положение. Постоянно находиться на гасиенде под присмотром Перейры. Я вспомнил, как она на меня рассердилась тогда в полицейском участке, когда я попросил перечислить ее одежду и не разрешил ей курить. Каким нахалом я тогда ей показался. А вот после сегодняшней ночи Генриетта возненавидит меня окончательно. Ну, что ж, и раньше бывали случаи, когда женщины меня ненавидели…

Вскоре показалась гасиенда. Неоновый свет вывески чуть мерцал, у входа стояло всего несколько машин. Вероятно, у них сегодня был выходной день. Я поставил машину, вошел через главный вход и прямо в гардеробной наткнулся на Перейру, который любезничал с привратницей. Увидев меня, он приветливо обратился ко мне.

— Добрый вечер, сеньор Кошен, — приветствовал он. — Очень рад видеть вас вновь у нас. Здесь все спокойно, и если вы хотите видеть сеньору Эймс, то она наверху в игорном зале.

— Вот и отлично, — ответил я ему. — Ты оказался надежным парнем, Перейра, и думаю, что ты мне вскоре понадобишься еще для одного дела.

— Сеньор Кошен, все ваши друзья наверху, — продолжал он. — И Фернандес, и Мэлони, словом, все. И прошу вас, не платите за выпивку. Все, что вы здесь выпьете или скушаете, пойдет за счет фирмы.

Я пошел в танцевальный зал. Там почти никого не было. У оркестрантов был такой вид, какой бывает у всех музыкантов, когда их никто не слушает. Я прошел через зал и стал подниматься по лестнице на деревянный балкон.

Когда я поднялся на несколько ступенек, я вспомнил, что именно здесь я поднял серебряный шнурок от рубашки Сэйджерса. Я немного постоял молча, мысленно обещая Сэйджерсу достойно отомстить за него.

Потом я поднялся на второй этаж и вошел в игорный зал. Там было человек двенадцать. Фернандес, Мэлони и еще четыре парня сидели за главным столом и играли в покер. Остальные, включая и Генриетту, стояли вокруг стола и наблюдали за игрой.

Когда я вошел, Генриетта взглянула на меня. Я улыбнулся ей, но лицо ее как будто окаменело. Она демонстративно отвернулась.

— Так-так, Генриетта, — сказал я ей. — Вы что же, даже не хотите сказать «добрый вечер» своему старому другу Лемми?

— Я уже высказала вам все, что я о вас думаю, — ответила она с оскорбленным видом, — и буду вам очень благодарна, если вы воздержитесь от разговоров со мной. Я терпеть не могу вульгарных полицейских.

— Что ж, по мне и это «о'кей», беби, — сказал я. — Только, возможно, прежде чем я еще закончу это дело, вы возненавидите полицейских еще больше. На вашем месте, Генриетта, — продолжал я, — не стал бы так дерзить, а то ведь я могу и рассердиться.

Наступила тишина. Игра в покер прекратилась. Все уставились на меня и Генриетту. Мэлони вскочил со стула.

— Послушайте, Кошен, — выкрикнул он. — Я, конечно, понимаю, вы должны делать свою работу, но даже если вы являетесь федеральным агентом, это не значит, что вы можете грубить миссис Эймс.

— Да что ты говоришь, милок? — осадил я его. — Что ж, о'кей! Как вам будет угодно. Фернандес, — сказал я, — я хочу попросить тебя кое о чем. Спустись-ка, пожалуйста, вниз, там ты увидишь двух полицейских. Пригласи их сюда.

— О'кей! — с готовностью согласился Фернандес.

Он вышел из комнаты. Мэлони последовал за мной и с серьезным выражением лица обратился ко мне.

— Что случилось, Кошен? — спросил он. — Вы собираетесь здесь произвести арест?

— А ты как думал, Мэлони? — ответил я. — Это и есть моя работа: производить аресты. А зачем же, по-твоему, я здесь столько времени болтался, как не для того, чтобы, когда придет время, арестовать кого следует.

Он ничего не сказал, но вид у него был по-прежнему очень серьезным. Я достал сигарету и пока ее раскуривал, отворилась дверь, и вошли Фернандес, Перейра, а позади них двое полицейских, которые, как мы условились с Меттсом, дожидались внизу.

Атмосфера в комнате накалилась до предела. Все ожидали чего-то сверхъестественного. На лице Фернандеса играла злая усмешка. Он снова сел за стол и продолжал тасовать карты. Я повернулся к Генриетте.

— Миссис Генриетта Эймс, — обратился я к ней. — Я являюсь федеральным агентом и предъявляю вам обвинение в преднамеренном убийстве вашего мужа, Грэнворта Эймса, вечером 12 января сего года на пристани Коттон Уорф в Нью-Йорк Сити. Я также арестовываю вас по обвинению в попытке пустить в обращение фальшивые государственные облигации на сумму двести тысяч долларов. Я передаю вас начальнику полиции Палм Спрингса, который будет держать вас в тюрьме в ожидании соответствующего запроса из полицейского управления штата Нью-Йорк. — Я повернулся к полицейским. — О'кей, мальчики, можете забирать ее.

Генриетта не проронила ни слова, только побледнела, как смерть, и я видел, как дрожат ее губы. Мэлони выступил вперед и взял ее за руку. Потом повернулся ко мне.

— Слушайте, Кошен, это грубо, — сказал он. — Это неправильно. Я думал…

— Не надо, милок. Ты не мог ни о чем думать, так как тебе просто нечем думать. Но если ты уж такой герой, валяй, отправляйся с Генриеттой в Палм Спрингс.

— Благодарю вас, — сказал он поспешно. — Я с удовольствием это сделаю.

Он вышел вместе с Генриеттой в сопровождении полицейских.