– И именно поэтому так называемый Фиакна пристал ко мне утром, – закончила Канарейка.

Фиакна стоял неподвижно, бесстрастными глазами упирался в эльфку. Ничего не говорил.

Канарейка быстрым движением вытащила карабелу из ножен, в два шага оказалась рядом с Фиакной и приставила острие сабли к его горлу. Эльф даже не дрогнул.

– Ну что, тебе есть, чего сказать?..

– Ты думаешь, я такой дурак, что попёрся прямо в гнездо оксенфуртской Канарейки без подстраховки? – спросил он медленно грудным голосом. – Мои люди знают, где я сейчас. А ещё знают, где живёт гном Биттергельд Баумгартен и эльф Элихаль. А также ещё несколько контактов, на которые ты выходила за последние сутки.

– Я вернулась в Новиград вчера, – прорычала Канарейка.

– Ты наделала много шума в Оксенфурте. – Фиакна посмотрел Канарейке прямо в глаза. – Найти тебя намного проще, чем ты думаешь.

– Ты из людей Тесака? – спросил Эйвар.

Фиакна не ответил.

– Из Большой Четвёрки остался только он, – Кузнец провёл рукой по подбородку, прищурился, будто бы пытаясь вспомнить, не видел ли он этого эльфа среди тех, кто мешал ему заниматься ремеслом с год назад.

– Кажется, меня кто-то проклял, – выдохнула Канарейка. И снова обратилась к Фиакне. – Говори. Что тебе нужно?

– То, за чем обычно к тебе приходят.

– Я больше не буду убивать.

– Обстоятельства вынудят. И я.

Канарейка резко, с досадой убрала карабелу в ножны.

– Ну и кто заслужил всех этих хлопот?

– Капитан Бартлей вар Ардал.

Эйвар присвиснул.

– Высоко метите?

– Член совета Новиграда? – спросила Канарейка.

Фиакна кивнул:

– А ещё глава стражи и мерзейший ксенофоб. Из-за него Новиград со сих пор словно под гнётом Радовида.

– И что? – железным голосом спросила Канарейка. – Я теперь должна броситься на него с ненавистью? За то, что он мешает ворочать свои дела шайке преступников-нелюдей?

– А твоим друзьям эльфам и гному в Новиграде хорошо живётся? – спокойно спросил Фиакна. Снова заглянул Канарейке в глаза. Она упрямо глядела вперёд, на него, приподняв голову. Не выдавая внешним видом своей слабости. Только теперь она была у Фиакны как на ладони.

– Да это, в общем-то, и не важно. Я буду мотивировать тебя не этим.

Никаких слов больше не требовалось. Канарейка всё поняла. Этот чёрт очень хорошо подготовился к встрече с ней. Он знал, на что надавить.

– Когда? – спросила эльфка, голос её оборвался.

Фиакна уже чувствовал победу.

– Завтра ночью.

– Почему завтра?

– Сегодня господин вар Ардал изволит ночевать не один.

– И в кровать к нему залезли? – холодно спросила Эльза.

Фиакна не отреагировал, продолжал смотреть на Канарейку.

– Хорошо, – сказала эльфка сжимая кулаки.

В конце концов, она много раз убивала. Слишком много. И пусть мерзость такого существования, которое ей приходилось влачить ради хоть каких-то денег, чтобы просто не сдохнуть с голоду, она в полной мере осознала совсем недавно, пусть была за это теперь противна сама себе, но она была готова убить за свою семью. За то, чтобы они находились в безопасности. Несмотря на то, как грязно это было. Отвратительно. Менять одну чужую жизнь на несколько родных.

Эльза успела заметить какой-то нервный короткий импульс, встряхнувший Канарейку после слов эльфа.

Что уж тут скрывать – Эльзе нравилась Канарейка. Нравилась даже несмотря на довольно противоречивое чувство, охватывавшее её тогда, когда эльфка пропадала куда-то в обществе атамана. Потом он возвращался другим. Более человечным, что ли. Эльзе казалось, что без всей этой заварушки с Канарейкой, когда бы пришло время, Ольгерд не стал бы заморачиваться по поводу нового атамана. Просто оставил бы их и ушёл.

А ещё Эльза ненавидела, когда её используют. Этот Фиакна сейчас пытался заставить сделать Канарейку то, что ему нужно, и «кабаниха» проецировала свою ненависть на него. Нужно было что-то делать. Хотя бы сказать о происходящем атаману.

– И, естественно, пока что я никуда от тебя не денусь. Буду твоей тенью, чтобы ты не выкинула какую-нибудь глупость.

Канарейка не планировала его обманывать. Она всё ещё была тверда и уверена в своём решении, хотя и понимала, что не сможет ручаться за себя тогда, когда придёт время убивать. Ей не хотелось об этом думать.

Если у этого Фиакны и правда целая свита шпионов и убийц за каждым углом, всё это может принять плачевные последствия.

– Они всё слышали, – сказала Канарейка, кивая не присутствующих. – Они могут выкинуть глупость, конспиратор.

– А я всё ещё буду твоей тенью. Тени, знаешь ли, бывают опасны.

Фиакна и представить не мог, что Канарейка окажется такой простой и слабой. Что её можно будет читать просто по её лицу. Что она выставит все свои уязвимые места напоказ.

Ему приходилось видеть её раньше, приходилось даже разговаривать с ней, только она этого уже не помнила. Зато Фиакна отлично помнил. Острая хищная улыбка, безумие ненасытного хищника в глазах, азарт и грациозная, убийственная сила. Фиакна помнил, как она его восхитила. И то, что он видел теперь, было лишь жалкой пародией – эльфка храбрилась, дерзила, всеми силами создавала видимость того, что всё идёт по её плану, но внутренний стержень, который так поразил Фиакну при первой встрече, будто бы был надломлен.

Они сидели в «Хамелеоне» и пили. Просто пили. Канарейка не пыталась выкрутиться, не строила планов, не старалась втихую писать письма или оставлять какие-то условные знаки.

Фиакна сидел рядом с Канарейкой, созерцающей дно своей кружки, на лавке, напротив изображал бурную и громкую деятельность гном Биттергельд, Элихаль и Хаттори молча переглядывались. Эльза подпирала голову кулаком, поглядывала по сторонам и под столом то и дело наступала Фиакне на ногу. Второй «кабан», Бертольд, торопливо объявил, что атаман его вообще-то не отпускал и ему нужно вернуться. Даже если он спешил за помощью к этому своему атаману, это ничего не изменит.

Конечно, вольная реданская компания оказалась для Фиакны неожиданным осложнением, но он построил всё так, что ничего не сможет помешать убийству. Что будет дальше – его не волновало.

Тесак хорошо платил, а Фиакна не был у него единственным и незаменимым. Всем находится замена. В криминальном мире – тем более.

В «Хамелеоне» в тот вечер был всего лишь один пустой стол. Правда, только две компании стоили внимания.

Первой как раз и были Канарейка, Элихаль, Хаттори, Биттергельд, Фиакна и Эльза. За их столом говорил только гном, всё больше обращался к Эльзе, пытаясь всяческими способами намекнуть «кабанихе», чтобы та обратилась за помощью к своему атаману. Для семьи Канарейки не было секретом, как тяжело она стала относиться к убийствам. Они все были этому исключительно рады, а этот Фиакна норовил всё испортить. Канарейка слишком долго шла по этому пути, слишком долго пыталась с него наконец свернуть. И теперь, когда у неё появилась такая возможность, всё снова могло покатиться к чёртовой матери.

За вторым столом, притягивающим всеобщее внимание всех вечерних посетителей «Хамелеона», сидела пепельноволосая девушка с чудовищным шрамом на щеке, которая могла бы напомнить Канарейке Геральта, если бы та не сидела к ней спиной. Рядом хлебал из огромной кружки рыжий краснолюд, который травил какую-то байку, сопровождая её громким раскатистым хохотом. За этим же столом сидела белокурая девушка в сценическом трубадурском костюмчике и берете с пером. Рядом со столом вертелся мужчина в расшитой фиолетовой курточке, крутил в руках лютню и ластился к блондинке.

Канарейка выдохнула, поставила наконец свою кружку на стол и отвернулась к окну.

– Что же с тобой случилось? – тихо спросил Фиакна, до этого изображавший полное отсутствие.

– В каком смысле?

Канарейка даже не повернулась к нему.

– Я помню оксенфуртскую Канарейку другой. Помню, когда она пришла на ковёр к Кровавому Геворгу, который лет восемьдесят назад был здесь королём преступного мира.