Эльфка не смогла сдержаться, выхватила ножик и бросила его в сторону атамана. Лезвие сверкнуло в огне свечей, ударилось о стену позади Ольгерда, пройдя сквозь него как через туман.

Ну да, а на что она надеялась?

Ирис, уже потухшая, увядшая, как цветок в первые осенние заморозки, бросилась к отцу. Ольгерд быстро поднялся вверх по лестнице, скрылся на первом этаже.

Ирис – уже в трауре, и неясно по кому – мужу или отцу, медленно вошла в столовую. Её сопровождали Ключник, кошка и пёс. На их присутствие Ирис старалась не реагировать, удерживала на лице маску отстранённой холодности, даже не смотрела на своих спутников.

Ольгерда нигде нет.

Стол накрыт на одного.

Видимо, он уже оставил её.

Воздух душил.

Реальность это или просто кошмар Ирис, было уже не разобрать. Для реальности это было очень темно и густо, жутко и холодно. Для кошмара – слишком правдиво.

Ирис села за стол, но не ела, смотрела маслянистыми глазами на тлеющие в очаге угольки.

Кошка подняла взгляд на ведьмака.

– Нас призвали сюда, чтобы мы составили госпоже Ирис фон Эверек компанию, – сказала она.

– Но какая из нас компания? Госпожа Ирис знала, что мы – не простые звери, – добавил пёс.

– А Ключника она боялась, не позволяла ему подходить близко.

– Никто не приходил к ней, все словно забыли.

Канарейка выдохнула, едва слышно прошептала:

– Он не забыл…

– … твой любящий муж, Ольгерд, – дочитал Геральт, проверил оборотную сторону листа пергамента. Пусто.

Это было его последнее письмо.

Канарейка и ведьмак стояли в той комнате, где они в первый раз увидели портрет Ирис. Только на этот раз на холсте был не жуткий скелет в траурном платье, а сама женщина, уставшая и блёклая.

– На самом деле он не отправил это письмо. – Канарейка дотронулась до пыльного искусственного цветка, воткнутого в дорогую хрустальную вазу. – Я видела его, Ольгерд хранит его. Так и не отправил…

– Ушёл и забрал его? Откуда тогда оно в памяти Ирис?

– Магия? – тихо спросила Канарейка. – Кровь? Любовь? Предназначение? В мире полно сил, которые могли бы с этим справиться. Но письмо это я держала в руках несколько дней назад.

Геральт промолчал.

Тишина длилась несколько мгновений, пока огонь в камине не затрещал оглушительно, не вырвался из очага. Пол задрожал, будто ожил, сдвинулся. Комната осветиласьтёплым светом, стала в разы больше, а мебель куда-то исчезла.

Канарейка схватилась за меч. Геральт потянулся за спину.

Они стояли в центре круга. Круг этот образовывали жуткие человекоподобные твари с изуродованными деформированными телами и холщовыми мешками на головах. Одна из тварей захохотала заливисто, демонически, каким-то знакомым голосом, сорвала мешок с головы.

Это был самый последний, самый большой страх Ирис фон Эверек.

Канарейка смотрела на него и готова была разделить этот страх с ней.

У этой твари было лицо Ольгерда. Глаза его были словно залиты молоком, на лице проступали жирные жилки, оно было искромсано жуткими шрамами.

Чудовище захохотало.

– Этерал.

Канарейка взглянула на ведьмака. Выражение его лица довольно красноречиво говорило о том, что с этой тварью легко не будет.

– Демоноподобный кошмар. Я о них только читал.

Все остальные, а их было порядка дюжины, тоже сорвали со своих голов мешки. И у всех них были лица Ольгерда.

Один ступил вперёд, вытащил свою карабелу и помчался прямо на ведьмака. Второй нацелился на эльфку. Остальные стояли вокруг, не вмешивались, будто ожидали чего-то.

Как-то внезапно выяснилось, что кидаться ножами в видение, в которое заведомо не попадёшь и угрожать настоящему, бессмертному атаману было не так страшно, как когда он сам, пусть и изуродованный, но всё же узнаваемый, безжалостно заносит карабелу.

Канарейка парировала удар, отскочила в сторону. Она не привыкла вести затяжной ближний бой, всё время увёртывалась и отбегала, бросала по одному ножики и пыталась унять бесконтрольный, дикий страх.

– Маленькая хрупкая пташка трепещет в моих руках, – хрипло проговорил этерал, когда сталь звякнула о сталь. – Хватит ли тебе смелости любить меня?..

– Откуда…

Канарейка потеряла бдительность. Этерал быстро замахнулся, полоснул её по скуле и шее. Брызнула кровь. Если бы эльфка не успела отскочить, скорее всего, она была бы сейчас мертва. А так остался неглубокий, но довольно болезненный порез.

Она упала на колено, зажимая рукой кровотечение. Этерал медленно, петляя, шагал к ней. Он был почти похож на Ольгерда. Настоящего.

– Ты всего лишь кошмар… И к тому же не мой. Откуда ты знаешь? – сиплым голосом спросила Канарейка.

Этерал жутко улыбнулся, продолжил:

– …или убить меня?

Эльфка отпрыгнула в сторону, и лезвие карабелы вонзилось в паркет.

– Карина! – крикнул ведьмак бодро. Одной сверкающей вспышкой серебряного меча он снёс головы двоим тварям. – Считай! У меня уже два!

Геральт перекатился, со спины подкравшись к зазевавшемуся этералу, поджарил его столбом огня.

Не то чтобы в Канарейке взыграл жуткий азарт, перекрывший весь страх перед этой тварью. Но ведьмак напомнил, что он здесь, что она не одна. Эльфка действительно успела это забыть.

И она затанцевала с мечом в руках. Этералы были сильны и быстры, но вдвоём ведьмак и убийца отлично справлялись.

Закончили на счёте пять-семь в пользу ведьмака.

Комната мгновенно стала прежней, огонь в очаге стал гореть бледнее, а мебель вернулась на свои места. Канарейка, не обращая на это внимания, оторвала от рубахи полосу ткани, промокнула кровь на шее.

Двери комнаты распахнулись, внутрь шагнула Ирис фон Эверек. Она становила взгляд на Геральте, произнесла на выдохе:

– Ты – не он…

========== XXXV. Ошибки ==========

Имей в виду, ведьмак, ты связался с опасным человеком.

Самый большой страх Ирис

Ирис сидела на кровати, поджав под себя ноги. На женщине была надета длинная шёлковая рубаха, волосы расплетены, украшения лежали на тумбочке рядом. Ирис фон Эверек поднялась в спальню и готовилась ко сну уже довольно давно, нарочито медленно переодевалась и смывала косметику. Уже было поздно и нужно было спать, но Ольгерд всё никак не возвращался. Опять засиделся в своём кабинете, заперся там и не пускает никого внутрь.

За последние пару месяцев он стал совсем другим, хотя изо всех сил и пытался скрыть это от жены. Ирис волновалась и тоже прятала это. Так жизнь и продолжалась.

Дверь распахнулась, в комнату вошёл Ольгерд. Взглянул на жену, направился к тазу с водой.

– Уже поздно. Ложись спать.

Он стал умывать руки по локоть в успевшей остыть воде. Влага в тазу мгновенно порозовела.

– Ольгерд, это кровь?! – Ирис вскочила на кровати, пытаясь заглянуть мужу на плечо.

– Чернила, – холодно ответил фон Эверек. – Писал письма, опрокинул чернильницу. Спи.

– Пойдём, я допишу твой портрет. Всё равно не спится.

– Завтра. Я очень устал. – Ольгерд промокнул руками лицо, потянулся за полотенцем. Ирис перехватила его руку, нежно потянула в сторону мастерской, находившейся за боковой дверью.

Ольгерд занял своё место рядом с высоким столиком, на котором лежали фрукты, положил руку на эфес карабелы, замер.

Ирис выглянула из-за мольберта:

– Улыбнись. Так, как когда я согласилась выйти за тебя замуж.

Ольгерд растянул уголки рта в вымученной улыбке. У него определённо не получилось. Ирис выглянула из-за мольберта ещё раз, уже с пятном краски на щеке, нахмурилась.

– Подумай о чём-то хорошем, пожалуйста.

Фон Эверек свёл брови, нахмурившись, когда его жена исчезла за холстом, замер, словно глядя внутрь себя. Он стал похож на восковую фигуру. Канарейка впилась ногтями в ладони.

– Теперь наш выход, – сказал Геральт, заметив, что Ирис тоже застыла.