Спасибо…

Комментарий к Глава 29

ma faiblesse* (фр. моей слабостью)

Я просто хочу сказать спасибо, даже ели предстоящая концовка разочарует тебя, Lerikvd, спасибо тебе.

========== Эпилог ==========

Спустя четыре года…

Я едва успеваю зайти в кафе, поморщится от уже приевшегося звона колокольчика, и незаметно для миссис Атталь, которой, слава Богу, не оказывается в зале, прокрасться в подсобку. Сейчас ровно шесть вечера, и, приди я хоть на минуту позже, могла бы нарваться на ее недовольное бурчание. А так мне хватает тридцати секунд, чтобы сбросить с себя промокшую от сильного дождя куртку, поправить растрепавшиеся под капюшоном волосы, после стрижки всегда находящиеся в творческом беспорядке, может потому, что избавившись от тяжелых прядей и выбрав короткую, почти под мальчика стрижку, я лишила их всякого желания лежать спокойно. Несколько несложных манипуляций, и я превращаюсь в рядовую официантку, готовую принять вызов в виде рабочей смены до двенадцати. Потом меня ждет собственная двухкомнатная квартира, одиночество и мысли о том, что я будто бы нахожусь не на своем месте.

Словно этот мир не мой.

Словно вся моя жизнь — чей-то сценарий, которому я четко следую и боюсь оступиться.

Словно когда-то, давным давно, меня раскололи надвое и вторую мою половину спрятали как можно дальше или попросту убили. В принципе, такое состояние можно легко объяснить случившимися четыре года назад событиями: когда в страшной аварии я потеряла не только родителей, но еще и память, содержавшую в себе всю мою жизнь до ***-ти лет. ***-ть лет, черт побери, четверть жизненного пути, включающая в себя беззаботное детство и наверняка насыщенную юность — все это было стерто в одно мгновение, и я начала с нуля, нелепо стартанув в новый этап. Отчего-то мне верится, что я была счастлива, что родители, оставившие после себя счет в банке, любили меня до беспамятства и не хотели, чтобы я опускала руки.

Не опускаю, с отчаянным упрямством приближаясь к своей мечте — получить наконец диплом об образовании и разорвать всякие отношение с опостылевшим кафе.

— Слава Богу, ты не опоздала, — Латиф — моя лучшая подруга, с которой мы обычно стоим в смене, заходит в комнату и устало прислоняется к двери. Она выглядит несколько измотанной, но задорная улыбка, притаившаяся в пухлых губах, превращает ее в игривое солнышко. Не помню, чтобы она когда-нибудь жаловалась, плакала или была не в духе. Скорее на наш город обрушится огненный дождь, чем Латиф начнет ныть, хотя, учитывая ее довольно шаткое положение здесь и после смерти отца опеку над маленькой сестренкой, это вполне логично. — Впрочем, какая тебе разница, ведь скоро ты станешь частью семьи Атталь и возьмешь бразды правления в свои руки, — она заговорщически подмигивает мне, а я раздраженно фыркаю, кладя в карман фартука блокнот и ручку.

— С чего ты взяла?

— Потому что я видела, как Этьен смотрит на тебя. Поверь, я знаю толк в таких взглядах. А еще я видела вас вместе.

— Когда? Ох, черт, — закатываю глаза, прекрасно понимая, что она имеет в виду. На прошлой неделе он забрал меня с занятий, а потому великодушно доставил на работу. Чтобы отделаться от предстоящего разговора, показываю на часы и, дождавшись, когда она уйдет с дороги, выхожу в зал, встречающий меня запахами дешевого кофе, выпечки и моющих средств.

— Просто скажи, он предлагал тебе заняться сексом? — Латиф, смеясь, шепчет мне на ухо, но тут же принимает серьезный вид, когда миссис Атталь появляется в дверях своего рабочего кабинета и окидывает нас строим взглядом. Даже через расстояние я чувствую ее недовольство, поэтому повожу плечом, избавляясь от настырной подруги, и принимаюсь за работу. Осталось немного, совсем чуть-чуть, несколько недель и свобода, которая ждет меня там, за этими стенами, увешанными безвкусными выцветшими картинами. Главное, набраться терпения, не перечить хозяйке и не опаздывать, что действительно с трудом удается — занятия в колледже заканчиваются около пяти, затем я бегу в библиотеку, заскакиваю домой и на всех парах мчусь на работу.

Ритм, в котором проходит моя жизнь, напоминает хаос, и я, если честно, порядком устала. Радует одно: времени на самокопание практически не остается, и вопросы, кем я была раньше, терзают только в минуты одиночества, когда я возвращаюсь домой, справляюсь с подготовкой к занятиям и ложусь в постель. Тьма обступает со всех сторон, и я, бесполезно пытаясь уснуть, думаю о том, что прошлого для меня не существует, что в отличии от других, моя жизнь началась не с рождения, а с той самой секунды, когда я очнулась в больничной палате, лишь по сохранившимся документам узнав, что меня зовут Трейси Рид. Больше ничего, будто я упала с другой планеты.

Наверное, так оно и есть. Особенно легко в это поверить, когда все попытки узнать больше, заканчиваются провалом, потому что никто в этом проклятом городе, запечатанном в бетонные стены, не хочет заниматься пустяками в виде восстановления личности.

За бесконечной работой не замечаю, как смена переваливает за половину. Самый большой поток клиентов проходит до девяти — все это время мы без передышки обслуживаем посетителей, принимаем и разносим заказы, терпим грубость или же с благодарностью улыбаемся тем, кто оставляет чаевые. Впрочем, эти деньги все равно забираются, а любая попытка утаить левый доход приводит к куда большим потерям — удержанию части зарплаты, которая во много раз превышает возможный заработок чаевыми. Так что благодарная улыбка скорее реквизит фирмы, чем истинная радость. После девяти занудный колокольчик звенит реже, и мы успеваем привести зал в порядок: сделать влажную уборку, вымыть пол от весенней грязи и даже нарезать салфеток.

Также в затишье мы можем перекусить, и только я собираюсь это сделать, направляясь в сторону кухни, как проклятый колокольчик дает о себе знать, и Латиф тут же хватает меня за руку, привлекая внимание к своему вытянувшемуся то ли от удивления, то ли от восхищения лицу. Прослеживаю за ее взглядом и понимаю, в чем дело: зашедший только что мужчина, по-видимому, тоже упавший с другой планеты, либо попросту ошибшийся дверью. Такие, как он, не ходят в заведения подобные нашему. И пока секунды нашего замешательства парализуют тело, я успеваю рассмотреть его как следует: высокая и статная фигура; дорогой, просто до неприличия дорогой костюм благородного серого оттенка; темные, до плеч волосы, уложенные идеальнее идеального; привлекательное мужественное лицо; неспешные движения и ленивая грациозность. Но самое удивительное — его глаза, в тот момент, когда он переводит на нас свой взгляд. Они настолько черные и проникновенно цепкие, что я вспыхиваю от смущения, смешанного с каким-то инстинктивным страхом. Наверное, моя реакция связана с опасно демонической энергетикой, которая чувствуется интуитивно.

Становится не по себе, и я освобождаюсь от хватки Латиф, чтобы заняться хоть чем-то и освободиться от этого пронизывающего взгляда.

— Бог мой, только посмотри, — шепчет она, даже не скрывая своего изумления. — Молю, пусть он сядет за мой столик, прошу-прошу-прошу, — Латиф складывает руки в молитвенном жесте и разочарованно выдыхает, когда мужчина, наконец перестав нас разглядывать, проходит именно в мою зону. — Черт, ну почему тебе все время везет?

— Ты можешь обслужить его, если хочешь. Мне не по себе от одного его взгляда, — едва слышно шепчу я, косясь в сторону посетителя, с королевской неторопливостью устраивающегося за столиком, лицом к нам. Он кладет одну руку на стол, начиная барабанить по нему пальцами, а вторую устраивает на бедре, наверняка ожидая, когда кто-нибудь из нас отойдет от шока и приступит наконец к работе.

— Я бы с удовольствием, но этот столик привязан к тебе, а ты знаешь, что будет, если эта карга узнает о подмене. Лучше передай ему мой номер телефона.

— Трейси, черт бы тебя побрал, так и будешь там стоять? — жесткий голос стоящего за стойкой Уилла, выполняющего обязанности бармена, придает смелости, и я, достав блокнот для записей и будто что-то ища в нем, подхожу к столику, ощущая как щеки заливает яркий румянец, а руки, держащие ручку и блокнот, начинают мелко дрожать.