— Не включай свет, ma petite.

Хозяин…

========== Глава 26 ==========

Его голос, тихий и уверенный, посылает волну дрожи по телу, и я встаю как вкопанная, не смея пошевелиться и сделать вдох. Отчаянно пытаюсь совладать с просыпающимся сердцем, и закрываю глаза, считая до десяти и моля Бога, или все-таки дьявола? — чтобы все это оказалось сном, чтобы Господин был лишь частью его, а не удушающей реальностью, настойчиво проникающей в разум. Это нечестно-нечестно-нечестно — так просто врываться в мою устоявшуюся жизнь и выворачивать ее наизнанку, ломать равнодушие, рушить выдержку, возрождать то, что я так упорно хоронила в себе, постепенно покрываясь непроницаемым панцирем и убивая ту самую Джиллиан Холл, что когда-то, давным давно, была глупой и наивной дурочкой, верящей всем и каждому.

— Здравствуй, Джиллиан, — произносит Рэми, а я оттаиваю, делая глубокий вдох и вновь наполняя легкие его ароматом. Руки начинают дрожать по мере того, как я прихожу в себя и с тихой грустью вглядываюсь в темную фигуру, сидящую в кресле, у самого окна. Свет от фонарей, проникающий широкими полосами, освещает лишь его руку, лежащую на подлокотнике, отражается в перстне и теряется в бликах на потолке, когда Хозяин шевелит пальцами и по привычке начинает отбивать ритм. Наступившее напряжение ломает, и, чтобы избавиться от боли, я начинаю комкать в руках фартук, совершенно не зная, куда себя деть.

Испариться бы.

— Здравствуйте, мистер Рэми, — собственный голос подводит, и получается что-то несуразное и хриплое, словно для того, чтобы произнести банальную фразу, потребовались все мои силы. Действительно — внезапность появления Господина попросту выжала.

— Мистер Рэми — непривычно слышать это из твоих уст. Так же, как и видеть тебя в брюках, — напротив, его голос остается твердым, хоть и тихим, и, могу поспорить, что он не сводит с меня пристального взгляда, обжигая своим вниманием и интересом. Хочется оставаться бесстрастной, но внутри вскипает обида, и я вскидываю подбородок, наконец отлипая от двери и подходя к кровати, на которую тут же сажусь и пытаюсь спрятать просыпающиеся эмоции под едким сарказмом:

— Мой новый Хозяин не зацикливается на одежде и позволяет носить джинсы. Белье тоже, — дополняю я, рассматривая беспорядок на полу и предпочитая занимать мысли разбросанными вещами, чем близостью Рэми, сидящим буквально в нескольких шагах от меня. Стоит протянуть руку и нагнуться чуть вбок, чтобы коснуться его колена и окончательно провалиться, лишившись последней гордости. Лучше бы он не приходил, не заставлял тонуть в хаосе болезненных эмоций, позволил и дальше плыть по течению. Так спокойней, много-много спокойней. — Зачем вы пришли?

— Не рада меня видеть?

— Дело не в этом, а в том, что я не знаю, кто передо мной: бывший хозяин, решивший удостовериться, что его игрушка не сломалась после того как ее выкинули? Или клиент, которого я должна обслужить?

— Возомнила себя куртизанкой, ma fille? — не могу не заметить насмешку, скользнувшую в его тоне, и поджимаю губы, думая о том, что сейчас я ни чем не отличаюсь от обиженного ребенка, которого не взяли на аттракционы и оставили стоять у входа. Наверное, со стороны это выглядит ужасно глупо и действительно смешно — моя обида, моя ирония, мои нападки. Опускаю плечи и теряю всякое желание продолжать перепалку — я слишком устала и не хочу быть сильной, не хочу строить из себя то, чем никогда не являлась. Хотя бы сейчас, в эту самую секунду, перед тем, как он встанет и уйдет, а он обязательно уйдет, я хочу быть откровенной с ним. И пусть ему будет все равно, и мои слова не потревожат каменного сердца, но мне нужно выговориться, пока есть возможность. Поэтому я закрываю глаза и, едва сдерживая слезы, шепчу:

— Если честно, я не знаю, какую роль здесь играю. Я словно топчусь на месте, не зная в какую сторону ринуться и что делать дальше. Каждый вечер ложусь спать и думаю о том, что завтра будет то же самое, что сегодня, — множество вопросов, на которые нет ответов. Безнадежность и одиночество. Равнодушие, которого я ужасно боюсь, но которое, как это странно ни звучит, стало моим спасением. Здесь творятся ужасные вещи, мистер Рэми, и только что я видела смерть одной из нас, но даже не ощутила жалости. Я словно теряю себя прежнюю, пачкаюсь в грязи и уже не пытаюсь отмыться. Наверное, теперь вы не увидите во мне ничего из того, что так раздражало вас раньше, — замолкаю, ожидая его издевки, и, по мере того как сгущается тишина, начинаю нервно теребить края простыни, почти скинутой на пол, но зацепившейся за нее одним углом.

— Иди ко мне, ma petite, — только и бросает он, как-то обреченно устало, непривычно, без властных ноток и твердости, присущей ему. И сейчас мне кажется, что он, как никогда раньше, прочувствовал каждое мое слово. Кидаю в сторону Рэми внимательный взгляд и пытаюсь рассмотреть выражение его лица, но не могу — полумрак сглаживает черты, превращая его в сплошную темную массу. — Ну же… — для пущей убедительности он хлопает ладонью по колену, а я разрываюсь между желанием прикоснуться к нему и гордостью, восставшей из пепла. Он не может так просто приходить сюда и манипулировать мною, словно и не было его бездушных слов, словно он не выгонял меня вовсе, а эти четыре месяца пустоты лишь маленькое недоразумение, на которое мы не должны обращать внимания. Должны. Потому что оно встало между нами глубокой пропастью. — Это не приказ, Джиллиан.

Громко выдыхаю, запрокидывая голову назад и прикусывая внутреннюю сторону щеки. В уголках глаз непроизвольно скапливаются слезы, и я не дышу, чтобы не сорваться, не разрыдаться в голос от трещин, которыми покрывается панцирь. Они разрастаются все больше, становятся шире и рвут на осколки, превращая меня в обнаженную рану. Из груди вырывается рваный всхлип, и я не замечаю того момента, как оказываюсь возле него, на коленях, так унизительно преданно заглядывая в его лицо. И пусть потом, вернувшись в свое одиночество, я пожалею об этом, но сейчас я хочу ощутить его прикосновения, его ласку, его заботу.

Рэми не говорит ни слова, лишь протягивает руку и практически невесомо касается моей скулы костяшками пальцев, проводит ими вниз по щеке, ласкает линию подбородка и заставляет меня застыть, чтобы по полной насладиться моментом.

— Моя маленькая, — едва слышно произносит он, этими словами попросту добивая. Я с каким-то странным остервенением перехватываю его ладонь и прижимаю к щеке, чтобы в следующую секунду прикоснуться к ней губами и спрятать от его пристального взгляда неуместно счастливую улыбку. Просто оттого, что сейчас он здесь, со мной, недосягаемо далекий и близкий одновременно. Знаю, он чувствует то же самое, потому что в его фразе столько тепла, доверия и нежности, словно сейчас, в это самое мгновение, он искренне сожалеет о том, что когда-то предал меня, выгнав из своей жизни. — Ты изменилась.

Людям склонно меняться: под давлением обстоятельств, под грузом опыта, под тяжестью жизни. От одиночества, жестокости, потерянности. Мы подстраиваемся, ломаем принципы, перерождаемся, отвергаем других себя. Так что да, я изменилась.

— Я хочу знать, мой Господин, всего один вопрос, — шепчу, игнорируя его последние слова. Это так странно — проявлять упорство в поиске истины и при этом не бояться его гнева, но мне действительно важно знать, почему он пришел, спустя столько времени, через расстояние разлуки, сквозь равнодушие прощальных слов. — Я хочу знать правду: зачем вы пришли?

— Я не должен был этого делать, — он говорит это с усталым безразличием, резко выдергивая ладонь из моих рук и заставляя меня обидчиво поджать губы. Волшебство момента тает, и я понуро киваю, мысленно называя себя идиоткой. Да кто я такая и как допустила мысль, что он мог соскучиться по мне? — Не должен потому, что по моим стопам идет смерть. Петля затягивается, — продолжает Рэми, а я напрягаюсь, поднимая голову и вглядываясь в черные глаза, безотрывно смотрящие на меня. Становится неуютно и холодно, когда в комнате повисает пауза, а Хозяин будто застывает, проваливаясь в собственные мысли. Кладу ладони на его колени и подаюсь чуть вперед, чтобы увидеть хоть одну эмоцию на бледном лице, что-нибудь живое, светлое, обнадеживающее, но натыкаюсь только на мертвую отрешенность, все больше пугающую меня. — Я ошибся, Джиллиан, тот, кто это делает… ему не нужна моя власть, не нужен мой мир, статус, деньги. Ему нужен я и только я. Он будто играет со мной, подбираясь все ближе. Это так похоже на месть.