— Господин здесь ни при чем. Я пришла… попрощаться, — с трудом произношу последнее слово и делаю глубокий вдох, пытаясь заглушить боль. Все не так, неправильно, нечестно, мы не должны прощаться при таких условиях, мы вообще не должны прощаться. Мне хочется повернуть время вспять и вновь сидеть за одним столом с Адель, красивой, утонченной, игривой. Без крови, боли и обид.

— Самое время, Джиллиан, думаю, Дамьен не будет тянуть с казнью. Я хочу, чтобы ты знала — мне жаль. Жаль, что ты оказалась замешана во всем этом. Жаль, что его присутствие в твоей жизни приближает тебя к смерти. Tu n’est pas coupable, qui est devenue sa faiblesse.*******

— Что это значит, Адель? — Она не отвечает, лишь грустно улыбается, ввергая меня в еще большее уныние. Хочется разрыдаться в голос, потому что это конец, понимаете? Мы никогда-никогда не увидимся и не вернем утраченного времени. И на этот раз мне придется самостоятельно справляться с эмоциями — запасных вариантов нет. — Зачем ты это сделала? Со мной, с ним.

— Ты знаешь, малышка, знаешь, — Адель снижает голос, будто боясь что нас кто-то услышит, и я замечаю скользнувшие по ее щекам слезы, которые она даже не пытается скрыть. В воздухе повисает оглушающая тишина, и я не знаю куда деться от пронзительного взгляда зеленых глаз, сканирующих меня. Адель пристально всматривается в мое лицо, а потом манит пальцем, предлагая подойти ближе. Разрываюсь между любопытством и вполне логичным страхом — она обескровлена, голодна и может не справиться с хищными инстинктами, и все же, несмотря на доводы разума, делаю несколько осторожных шагов навстречу. — Ты спрашиваешь зачем? Зачем? Потому что я любила его и до сих пор люблю. Maintenant c’est à ton tour. И запомни, la petite, остерегайся его отражения.

— Что?

— Иди, убирайся отсюда. Оставь меня, — ее доброжелательный настрой меняется за доли секунды, и вся она преображается на глазах, превращаясь в дикую кошку. Шипит, резко дергаясь вперед, и вновь клацает челюстями, пытаясь до меня дотянуться. Испуганно пячусь назад и, провожаемая безумным взглядом Адель, покидаю подвал, оставляя за спиной очередную главу своей жизни и навсегда прощаясь с этим домом. Не вижу смысла искать Леви, который наверняка ждет в машине, и, не останавливаясь, выбегаю на улицу, подставляя лицо под крупные капли весеннего дождя. От него намокает одежда и волосы превращаются в мокрые пакли, но все это ерунда по сравнению с болью, разъедающей душу. Бежать, нужно бежать отсюда, как можно дальше, чтобы выжечь из памяти все, что связано с Дамианом Рэми — моим бывшим Хозяином, которого, вполне возможно, я больше никогда не увижу.

Комментарий к Глава 23

Tu lui as permis de regarder dans votre âme, tu enfreins la loi. Que tu as fait, Damien?(Ты позволил ей заглянуть в свою душу, ты нарушил закон. Что ты натворил, Дамьен? )

Admettre, plus je m’inquiète de ta trahison. Pour qui? Qui veut renverser le moi, Adèle?** (Признаться, больше всего меня волнует твое предательство. Ради кого? Кто хочет свергнуть меня, Адель?)

Et que de tes souvenirs, elle a vu?*** (И какое из твоих воспоминаний она видела?)

Qui c’était, il sait à propos de ta faiblesse.**** (Кто бы это ни был, он знает о твоей слабости.)

Je n’ai pas de faiblesses.*****(У меня нет слабостей)

Et que dois-je faire avec ma petite faiblesse, Jillian? Leur prouver qu’ils se trompent.****** (И что же мне делать со своей маленькой слабостью, Джиллиан? Доказать им, что они ошибаются.)

Tu n’est pas coupable, qui est devenue sa faiblesse.******* (Ты не виновата, что стала его слабостью.)

Maintenant c’est à ton tour… (Теперь твоя очередь…)

========== Глава 24 ==========

Совершать безумства легче с закрытыми глазами, крепко зажмурившись и полностью погрузившись во тьму. Я свое совершила — несколько секунд назад, и сейчас, сидя на полу в ванной, с блаженной улыбкой наблюдаю за тем, как тонкие струйки крови расползаются по запястью, скапливаются в раздутые капли и под тяжестью собственного веса падают вниз, постепенно закрашивая пол в насыщенно-алый. Это красиво, много красивее моей никчемной и никому не нужной жизни, с которой я решила распрощаться. Потому что даже самые сильные ломаются, просто встают однажды утром и понимают, что это тупик, и выхода нет. Вернее есть — один — самый ответственный шаг, требующий недюжинной смелости и капельки упрямства, чтобы не отступить назад и завершить начатое. Я тоже не хочу отступать, поэтому отвлекаюсь от разглядывания узоров смерти и перевожу безучастный взгляд на раковину, края которой уже успела испачкать кровью. Наверное, Тьери, управляющий площадкой, будет чертовски недоволен, и я даже представляю, как побагровеет его лицо, все испещренное оспенными шрамами, как он сведет густые брови к переносице и, встав около меня, уже мертвой, со злости пнет ногой. Не уследил, лишив своего Хозяина прибыли, впрочем, это до смешного спорный вопрос, ведь мне до сих пор не понятно, для чего я здесь — брошенная и забытая, я чем-то похожа на поношенную и надоевшую вещь, до которой никому нет дела. Она пылится за диваном, пока однажды кто-нибудь случайно не заглянет за него и не достанет ее, уже вышедшую из моды и поеденную молью.

Признаться, мне казалось, что я смогу справиться, что самым трудным будет первый день, когда Леви, как всегда невозмутимый и исполнительный, привезет отвергнутую Господином игрушку на распределительный пункт — основную площадку работорговли, где такие как я рассортировываются по направлениям: одни предназначаются для работы, в прямом смысле этого слова, и увозятся на специализированный рынок, где промышляют исключительно владельцы крупных предприятий, рудников, шахт, остальных же, в основном девушек и не отличающихся выносливостью мужчин, ждет участь игрушек, бойцов Арены, грязнорабочих. Особая категория — красивые женщины, на которых можно заработать неплохие деньги, — они идут на утеху богатым господам, в элитные дома терпимости и ночные клубы, наверняка наподобие тех, в котором я была с Рэми. Все они “идут”, а я остаюсь, и это на самом деле сложно — тонуть в неизвестности и ожидании, потому что проходят недели, месяцы, мимо проносятся сотни лиц, не запоминающихся, одинаково обреченных, а я так и стою в стороне, молча наблюдая за тем, как люди исчезают в ненасытной глотке системы.

Пытаться их запомнить — гиблое дело, так же, как и найти себе друзей, потому что в любой момент их может не стать, ведь все, что меня окружает, умирает, стирается, меркнет. Остается лишь ядовитое одиночество и безысходность, которые и подтолкнули к этому шагу — я попросту сломалась, потеряв любую надежду и не сумев привыкнуть к никомуненужности, не сумев понять Хозяина, с такой легкостью выпнувшего меня за порог. Мне хочется не думать о нем, вычеркнуть из памяти как ненужное воспоминание, но среди этого хаоса, растерянности и страха, мысли о нем дарят временное успокоение, будто бы я просто потерялась, и он обязательно найдет меня, вырвет из лап отчаяния и больше не отпустит. Никогда.

Какая наивность.

Ведь это по его воле я оказалась в этом ужасном месте, в котором, увы, уже успела прижиться, даже стала частью его, такой же, как Тьери, или любой другой из наемников-надсмотрщиков, следящих за порядком и выполняющих приказы Юджина, появляющегося здесь крайне редко. Слишком редко, чтобы я могла вспомнить его последний визит. И, если честно, мне уже все равно: до Юджина, Тьери, людей, едва ли задерживающихся здесь дольше, чем на неделю, потому что мое время пришло, ну или наоборот, закончилось.

Улыбаюсь, чувствуя легкое головокружение и обводя взглядом ванную. Небольшая, но чистая, и для этого места, можно сказать, роскошная. Какая ирония, когда-то, давным давно, мой Господин ворвался в почти такую же и угрожал расправой над близкими, если я посмею уйти. Еще большая ирония в том, что у меня никого не осталось, а Рэми предпочел избавиться от меня. Последний спасательный круг лопнул, и теперь я медленно иду ко дну.

Плевать. Осталось еще чуть-чуть, быть может, несколько минут, секунд, которые хочется потратить на приятные мысли. Например, о моей семье, с которыми мы скоро встретимся, если, конечно, я попаду в рай. “Самоубийцы не попадают в рай, даже не надейся”, — шепчу вслух, вновь обращая внимание на руку и разглядывая тягучую кровь, местами успевшую загустеть. На коже заметны шрамы прошлой жизни, и мне становится до жути обидно, что, пройдя столь долгий путь, пережив боль, страх, смерть, я сломалась именно от одиночества и ненужности. Так не должно быть, это неправильно, бьюсь об заклад, что Господин даже не узнает, что его никчемная наложница умерла, и будет жить как ни в чем не бывало, продолжая ломать чьи-то судьбы, забирать души, разрывать сердца. Я должна доказать ему, и в первую очередь себе, что могу жить без него. Могу-могу-могу.