— Я многое знаю, малышка, как и то, что Рэми всеми силами пытается докопаться до истины и исключить людей из списка подозреваемых.
— Он докопается, потому что идет в правильном направлении.
— О чем ты?
Склоняюсь ближе, словно доверяя самый страшный секрет в жизни, и говорю то, что когда-то сказала Вацлаву:
— Я видела вампира в тот день на Арене, он наблюдал за волнением рабов с верхней трибуны и был абсолютно спокоен, будто бы все шло по его плану и ради удовлетворения его интересов, — замечаю, как напрягается Адель, прищуривая глаза и подаваясь навстречу. Между нашими лицами остаются буквально несколько дюймов, и ее зрачки заметно сужаются, когда она едва слышно шепчет:
— Ты узнала его?
— Думаю, вам пора, Господину не понравится, что вы так задержалась, — голос Леви словно отрезвляет меня, и я встряхиваю головой, пытаясь избавиться от какого-то странного дурмана. Адель раздосадованно кривит губы, кидая в Леви полный злости взгляд, и отпускает мои руки, тут же вставая со стула и поправляя и без того идеальную прическу. Не могу не поддержать ее в злости на Леви, так не вовремя появившемся, и тоже смотрю на него недовольно, жалея о том, что мы так мало поболтали. А ведь я даже не успела расспросить Адель о ее жизни. Наш диалог получился односторонним, я рассказала о себе, сняв лишний груз переживаний, но ничего не дала взамен. Совершенно.
— До встречи, la petite. J’espère qu’on se reverra,* — не понимаю ее последней фразы, но точно знаю, что в ней скрыто что-то неминуемо страшное, слишком безысходна тональность, в которой она была сказана. Адель улыбается мне сдержанно грустной улыбкой, какой улыбаются люди, прощающиеся друг с другом, и нехотя выходит, оставляя после себя тонкий аромат духов, который я вдыхаю полной грудью, словно запоминая момент расставания. Необъяснимая грусть рождается в глубине сердца, и я закрываю лицо руками, намеренно нажимая на глаза и боясь расплакаться прямо здесь. Мне кажется, что сейчас, в эту самую секунду, когда Адель закрывает за собой дверь, она метафорично уходит не просто из дома, а из этого мира, столкнувшего нас когда-то. Это было начало осени, сейчас же конец зимы. Полгода. Шесть месяцев. Тысячи мгновений. И среди них сегодняшний день, неожиданная встреча, приватный разговор — будто последний для нас.
— До встречи, — шепчу я, подходя к окну и касаясь холодного стекла кончиками пальцев. За ним удаляющаяся фигура Адель, которая, будто чувствуя мой взгляд, оборачивается и машет рукой, вызывая у меня обреченную улыбку. Вернее, прощай, наверное.
***
Тоскливое настроение сохраняется до самого вечера, почти до ночи, когда я, так и не дождавшись прихода Господина, решаюсь снести книги в библиотеку, уже наверняка зная, что они не пригодятся — я не смогу прочесть их, всеми мыслями находясь далеко отсюда, в Изоляции, где с каждым днем угасает мама. Стараюсь не шуметь, искренне надеясь, что Леви не услышит меня и не вынырнет из-за угла, с желанием узнать, куда я направляюсь. И Леви не выныривает, нет, а вот Рэми, как оказалось вернувшийся домой, кидает короткое “Джиллиан”, призывая меня из своей спальни, дверь в которую приоткрыта практически на половину. Раздосадованно хмурюсь, не понимая, каким образом могла пропустить его возвращение, и все же заглядываю в комнату, как можно сильнее прижимая книги к груди.
Здесь пахнет шипровым парфюмом и усталостью, которая сквозит в каждом жесте Господина, небрежно сидящего в кресле и взглянувшего на меня с ленивой снисходительностью.
— Я думал, ты уже спишь, — шепчет он, делая большой глоток из стакана и с присущей ему грациозностью ставя его на место. Смущенно мнусь у порога, бросая на него осторожный взгляд и показывая на книги, в которые вцепляюсь еще крепче, словно они смогут защитить меня от его внимания. Не могу не отметить, что в его голосе просвечивает что-то похожее на меланхолию, и с новой силой окунаюсь в ту едкую тоску, что порядком потрепала меня сегодня. — Книги… книги… книги… сотни книг, которые тебе еще предстоит прочесть, — он делает плавный жест рукой, указывая на книжные полки, занявшие часть стены в рабочей зоне, и сдержанно ухмыляется. — У тебя еще будет время, а пока побудь со мной, ma petite, — я не слышу в его тоне приказных ноток, скорее усталую просьбу, словно сейчас ему необходимо разбавить свое одиночество хоть чьим-нибудь присутствием. — О чем вы говорили с Адель? — как бы между прочим спрашивает Рэми, пока я кладу книги на стол и робко подхожу к нему, не зная, где найти себе применение. Он манит меня пальцем, заставляя подойти ближе, и вопросительно заглядывает в глаза, которые я не успеваю отвести.
— Обо всем понемногу, — пожимаю плечом, замечая скинутый на спинку кресла светло-серый пиджак, лацканы которого измазаны кровью, и, будто оправдываясь, продолжаю: — Она ждала вас, но так и не дождалась.
— Довольно странно, Джил, учитывая осведомленность Адель о моих передвижениях. Я хочу тебя предупредить: Адель не тот человек, которому можно доверять, ты поняла меня? Помни об этом, когда она вновь захочет поболтать.
— Она сказала, что у нее есть что-то важное для вас.
— Вот как? Любопытно, нет, правда, учитывая то, что мы виделись с ней утром, — Хозяин иронично изгибает брови, вытягивая руку вперед и касаясь моей ноги кончиками пальцев. Медленно проводит ими выше, постепенно задирая платье и приближаясь к сгибу бедра. Все это время он безотрывно смотрит на меня, наблюдая за моей реакцией и источая сексуальное напряжение, которое я не могу не чувствовать, просто потому, что в его взгляде читается откровенное желание. Они темнеют, превращаясь в абсолютную тьму, и Господин, в свете горящих торшеров, кажется мне истинным демоном, пришедшим за моей душой. — Я думал, что ты хоть чему-нибудь научилась, ma idiote petite fille**, но твоя наивность… она осталась прежней. Ты видишь в людях то, что хочешь видеть, словно проецируя на них свои качества. Ты думаешь, что они полны добра и света, но на самом деле каждый из них увяз в лицемерии. Адель не исключение, я уже говорил тебе об этом. То, что она пришла в мой дом, нарушив запрет, означает одно — она приходила зачем-то. Я хочу знать зачем, и что ты ей рассказала.
— Ничего особенного, — я правда не могу вспомнить ничего такого, что могло бы заинтересовать Господина. Нет того, что бы он не знал обо мне.
— Хорошо, — устало выдыхает Рэми, в завершение кинув на меня пронзительный взгляд. Он неторопливо встает на ноги и оказывается прямо передо мной, так близко, что мне приходится попятиться назад, чтобы вернуть себе капельку личного пространства. — Раздень меня.
Его просьба слишком неожиданна, и я теряюсь, постепенно заливаясь румянцем и облизывая в миг пересохшие губы. Руки дрожат от волнения, когда я послушно начинаю расстегивать пуговицы рубашки, стараясь смотреть куда угодно, но только не на его лицо. Наверное, сейчас, когда он так добр ко мне, самое время спросить о дате отъезда, но я не могу пошевелить языком, словно присохшим к нёбу.
— Мне нравится твое смущение, Джиллиан. Нравится твоя почти детская искренность и чистота. Ты не замарана ложью, — Рэми задумчиво проводит по моей скуле костяшками пальцев, склоняя голову чуть в бок и с едва заметной улыбкой разглядывая мою неловкость, которую я тут же пытаюсь скрыть, освобождая его плечи от рубашки и прижимаясь к гладкой коже губами. Осыпаю поцелуями линию ключиц, мышцы груди и, справившись с рукавами, кладу ладони на его грудь, ласкающе проводя выше. Встаю на носочки, чтобы дотянуться губами до его шеи, и нежно целую, пробуя на вкус горькую от лосьона после бритья кожу.
Мне нравится его запах и нравится его мягкость в данный момент, которая может смениться на жестокость за доли секунды. Прошу, только не сейчас, не надо рвать тонкую нить доверия, что протянулась между нами. И Рэми будто слышит меня, он позволяет вести игру, позволяет прикоснуться к его губам, не двигается даже тогда, когда я скольжу языком между его губ и проникаю глубже, попутно справляясь с пряжкой ремня и расстегивая ширинку.
