— Ты можешь оставить сырую тряпку и заняться чем-нибудь другим, пока пятна отмокают.

Резко поднимаю голову, наталкиваясь на Леви, стоящего в проеме двери и прислонившегося плечом к косяку. Он смотрит на мои пальцы, сжимающие порозовевшую тряпку, и чем-то напоминает Господина — также спокоен и равнодушен, практически безэмоционален, фактически превратившийся в его тень.

— Спасибо за совет. Почему ты не пользуешься кухней?

— Потому что я не кухарка.

— Тогда откуда берешь еду для меня? — все же прислушиваюсь к его совету и оставляю тряпку на полу, меняя воду и принимаясь вытирать столы. Не знаю, как подвести его к просьбе о закупке продуктов, поэтому тяну время, задавая мало интересующие меня вопросы. Если честно, мне все равно, где он достает пищу и почему не моет посуду.

— Заказываю в ресторане. Так проще.

— Действительно, — его сухие ответы начинают раздражать, но я сдерживаюсь, потому что учусь терпению, потому что за эти дни почти сгорела в ожидании и сейчас нахожусь на грани, ведь Господину до сих пор не до меня и своего обещания. — Я… я не знаю, к кому обратиться, Леви, — поворачиваюсь к нему, принимая смиренный вид и от волнения заламывая пальцы. Не знаю, какую роль он играет в этом доме и где заканчиваются его полномочия, но отчего-то мне кажется, что такая глупость как покупки — в его обязанностях. — Раньше это делала для меня Хелен, а сейчас ее нет, — кидаю на него настороженный взгляд и продолжаю: — Мне нужны кое-какие вещи, и еще, я хотела бы готовить для себя сама.

— Хорошо. Напишешь список.

И все? Так просто? Удивленно вскидываю бровями, наблюдая за тем, как он, потеряв всякий интерес к моему занятию, уходит, и думаю о том, что включать в список прокладки будет крайне неудобно. Хотя здесь у меня выбор невелик, ведь Хозяину вряд ли есть до них дело. Хозяину вообще нет до меня ни-ка-ко-го дела. Я живу здесь словно в клетке, прямо как забавный ручной зверек, которым можно поиграться в дни хорошего настроения и совершенно забыть, когда игра надоест. Впрочем, спать в своей комнате и в своей кровати намного лучше, чем в подвале, в котором, как оказалось, я провела чуть больше недели.

Опасливо смотрю на дверь, ведущую вниз, и тушу просыпающееся недовольство воспоминаниями о проведенном там времени. Все же лучше быть забытой и ненужной, но в человеческих условиях, чем медленно угасать в кирпичной могиле. Тем более, сейчас все не так уж и плохо, если не считать томительного ожидания поездки и навязанного одиночества, заполненного сумбурными мыслями. Я прихожу в себя от звука приближающихся шагов и не обращаю на это никакого внимания, предполагая, что Леви опять решил меня проверить. Но, как только встаю на колени и беру в руки тряпку, в кухню заходит совершенно неожиданный гость. Открываю рот от изумления и застываю как каменное изваяние, не веря собственным глазам.

— Добрый день, la petite*, — Адель улыбается едва заметно, смотря на меня по-дружески тепло, а я не знаю, что мне делать, потому что отчаянное желание броситься ей на шею наверняка будет выглядеть неуместно. Плевать. В мгновение вскакиваю на ноги и, по ходу вытирая руки о платье, обнимаю ее. Обнимаю так, будто мы всю жизнь были подругами и сейчас встретились после долгой разлуки, обнимаю так, что она шипит от боли, но не отталкивает меня, позволяя уткнуться в ее плечо и тихо всхлипнуть.

— Адель, — она как дыхание прошлой жизни, той, когда я в первые появилась в этом мире, когда сделала первый шаг, первые ошибки, почувствовала первое разочарование. — Почему ты здесь? — наконец, я отлипаю от нее, вглядываясь в красивое бледное лицо и смущенно поводя плечами. Мне становится неловко оттого, что я возомнила себя ее другом, ведь, учитывая нашу последнюю встречу, мы далеки от этого.

— Думала, застану Дамиана, но его верный пес сказал, что он в отъезде, — Адель кивает головой в сторону, и я замечаю стоящего в гостиной Леви, наверняка слышащего каждое наше слово, в том числе и эпитет, которым она его наградила. Улыбаюсь, поражаясь ее смелости, и показываю пальцем за ее спину, одними губами шепча “Леви”. — Все равно, пусть слышит, а заодно доложит своему хозяину, что, несмотря на строгий запрет, я заявилась к нему в дом. Но у меня есть нечто важное для него, так что, думаю, это простительно.

— Что-то случилось?

— Не бери в голову, малышка, меньше всего тебя должны волновать проблемы вампиров.

— Боюсь, теперь это стало частью и моей жизни, — иронично ухмыляюсь, всем сердцем желая, чтобы Адель задержалась еще ненадолго, хотя бы на несколько минут, быть может, она даже дождется Господина, и, будто читая мои мысли, она произносит: — Напоишь чаем? А заодно расскажешь, что с тобой произошло, хотя, признаюсь, я в курсе некоторых событий. Было бы интересно услышать подробности, Джиллиан.

На самом деле ни ей, ни мне не нужен чай, просто я пользуюсь возможностью пообщаться с кем-нибудь “близким”, а она, наверное, она хочет узнать о Рэми, ведь ее вряд ли может заинтересовать простая рабыня. Не удивлюсь, если сейчас она задаст вопрос о Господине, но Адель, устраиваясь на высоком стуле и выжидающе наблюдая за тем, как я ставлю чайник, спрашивает обратное:

— Как ты, la petite?

Как я? Наверное, отлично, если не считать утерянных эмоций и непонимания, некой недополненности, будто меня разделили на части пазла, а потом не смогли собрать, так и оставив с недостающими деталями.

— Не знаю, — пожимаю плечами и перехватываю проникновенный взгляд Адель, которая понимает без слов, словно чувствуя то же самое, словно она тоже лишилась чего-то важного в жизни. Лишалась — Дамиана Рэми. Оказывается, наш Господин просто мастер разрушать души. — Я думала, что сойду с ума от всего этого, но он не дал мне сгореть, забрал боль, которая убила бы меня, — шепчу я, усаживаясь напротив ее и ложа леденеющие ладони на стол. Мы сидим на расстоянии вытянутой руки, и я позволяю себе открыто заглянуть в ее мертвенно бледное лицо, лишь на скулах которого заметны следы искусственного румянца. Ее изысканная красота стала будто взрослее, более спокойной и не такой кричащей как раньше, быть может, это из-за сдержанного макияжа, исключившего стрелки и карандаш, яркую помаду и ставшего намного мягче. — Иногда мне кажется, Адель, что все, что я вижу, это лишь искаженная версия действительности, которая на самом деле еще более ужасна, еще более жестока. Я ничего не понимаю, но продолжаю жить… — лишь озвучив свои проблемы, чувствую некое облегчение, и благодарно улыбаюсь, пряча блестящий от слез взгляд в переплетении своих пальцев. Отчего-то не могу побороть жалость к себе, так внезапно нахлынувшую на меня, и все же позволяю слезам оставить мокрые дорожки на щеках.

— Мне жаль, Джиллиан, мы не заслуживаем многого, что происходит с нами. И знаешь, если бы я была на его месте, то поступила бы точно так же — внушила бы тебе забыть боль. Не события, потому что они являются частью нашей жизни, а именно эмоции, которые они принесли.

— Это как картина без красок.

— Их всегда можно наложить. Новым слоем, —Адель дотягивается до моих рук, слегка сжимая пальцы, а я молю Бога, чтобы Рэми пришел как можно позже, потому что мне нужно еще многое рассказать. — Я слышала, ты оказалась на Арене, где вспыхнуло восстание. Это правда?

— Д-да, правда. Наверное, я счастливчик по жизни, — киваю головой, принимая ее заботу с благодарностью. В кой-то веки я ощущаю себя не пустым местом и не юной глупышкой, которой выгляжу на их фоне, а по-настоящему интересным собеседником. — Желание увидеться с подругой привело меня к большим проблемам.

— Даже не верится, что ты решилась на такое. Удивительно, как Дамиан смирился с твоей выходкой, — Адель кидает на меня испытующий взгляд, снижая голос до шепота и наверняка желая скрыть наш разговор от ушей Леви. — Он сильно рискует, выгораживая тебя перед Советом.

— Откуда ты знаешь? Про Совет? — озноб проходится вдоль по позвоночнику, и я начинаю учащенно дышать, понимая, как на самом деле глубоко увязла, раз даже Совет заинтересован мною. Значит, не только Вацлав видит во мне угрозу, но и остальные члены Совета желают избавиться от “занозы” в лице меня. Но я ничего не сделала, я всего лишь хотела встречи с прошлым. И, если честно, сейчас хочу того же самого, потому что до ужаса мечтаю увидеть маму.