В соответствии с рекомендацией Ленина бюджет на 1922 год был сверстан в условных довоенных (золотых) рублях. И против такого «гарантированного» рубля в руководстве Минфина в принципе никто не возражал. Спорным являлся вопрос о темпах реформы. Доводы того же Преображенского сводились к тому, что это процесс долгий и через последующие деноминации «мы приравняем бумажки к золоту (через год, два и т. п.) лишь после упрочения курса рубля…»[149]
Но существовала и другая точка зрения. 12 ноября Владимир Ильич получает письмо старого партийца Арона Львовича Шейнмана, 6 октября вступившего в должность председателя правления Госбанка. Будучи ранее членом коллегии Наркомфина, он был хорошо знаком с проектами Кутлера, Тарновского, и некоторые их идеи вошли в его предложения.
Реформа «не терпит далее, – писал Шейнман, – никакого отлагательства… Необходимо решиться на девальвацию. Лишь после проведения этой меры можно будет говорить о бездефицитном бюджете, о безубыточном хозяйстве и т. д.» Для проведения реформы необходимо перечислить Госбанку 150 миллионов металлических рублей, дать право закупки золота и валюты, но главной базой преобразований должно стать «развитие в стране правильно поставленной торговли» как товарами государственного, кооперативного сектора, так и частного, в том числе и мелкой промышленности, при определенном регулировании цен государством, организации торговых палат, товарной биржи, допущении частных, кооперативных банков и т. п. К письму прилагался также список ученых и специалистов, которых необходимо было привлечь ко всей этой работе.
Ленин внимательно прочел письмо, сделал ряд замечаний, в частности, предостерег Шейнмана от излишнего «революционного» пыла при решении подобных вопросов, от покушений на госмонополию внешней торговли. Посоветовал еще «100 раз» продумать все предложения, особенно о возможных формах иностранных инвестиций. Но, вместе с тем, проведение совещания со специалистами было поручено именно ему[150].
Это совещание состоялось в Госбанке 20 ноября 1921 года. Помимо уже известных нам финансистов – Гензеля, Кутлера, Покровского и Тарновского, пригласили профессора Московского университета Захария Соломоновича Каценеленбаума, профессоров Московского коммерческого института Николая Николаевича Шапошникова и Александра Александровича Соколова, профессора Экономико-статистического университета Семена Анисимовича Фалькнера и профессора Саратовского университета Леонида Наумовича Юровского.
Но серьезного разговора так и не получилось, ибо помимо них собралось еще около 50 руководителей и сотрудников Наркомфина, Госбанка, ВСНХ. Вместо привычной для профессуры обстановки ученых советов получилось нечто вроде достаточного обширного собрания. Может, отчасти поэтому большинство, в том числе и специалистов, сочло преждевременными какие-либо специальные меры по упорядочению денежного обращения, кроме самых общих мер по подъему народного хозяйства. Лишь Шейнман и Кутлер отстаивали необходимость незамедлительной реформы[151].
Опыт работы над планом ГОЭЛРО, которую возглавлял Глеб Кржижановский, лишний раз доказывал, насколько важно умение руководителя находить общий язык с учеными, невзирая на политические симпатии того или иного специалиста, ради вовлечения их в общее дело возрождения России. А это неизбежно ставило проблему кадрового обновления руководства Наркомата финансов, сложившегося в донэповские годы.
Прежде всего, многие функции Финансовой комиссии ЦК, во главе которой стоял Преображенский, переходят к Высшей экономической комиссии ЦК под председательством Каменева «для объединения всех экономических и финансовых вопросов». Формально она была утверждена Политбюро 1 декабря 1921 года, но фактически приступила к работе уже в ноябре. Что касается Преображенского, то он назначается председателем Главного управления по профобразованию. Наркомпроса, с оставлением в составе коллегии Наркомфина[152].
До этого в октябре нарком финансов Крестинский назначается полпредом РСФСР в Германии, с оставлением на прежнем посту вплоть до замены. А на одном из заседаний Политбюро Преображенский предлагает сделать заместителем наркома финансов Г. Я. Сокольникова, бывшего в тот момент председателем и Туркестанского бюро ЦК РКП(б) и Турккомиссии ВЦИК и СНК. Однако в связи со сложной ситуацией в Средней Азии Ленин с сожалением отвечает: «Увы! Это “связано” с… Туркестаном»[153].
Но, как только Григорий Яковлевич по делам приезжает в Москву, Владимир Ильич утром 26 ноября встречается с ним. О результатах беседы можно судить по записке Ленина Молотову с просьбой срочно провести опросом решение Политбюро о назначении Сокольникова «членом коллегии НКФина и членом Финансовой комиссии при условии, что он остается председтуркестанбюро и обязан ездить в Туркестан по надобности, впредь до полного упорядочения там»[154].
Несколько ранее, в сентябре, в состав коллегии Наркомфина вводится и работавший до этого председателем правительства Дальневосточной республики Александр Михайлович Краснощеков. Но, поскольку Крестинский уже прочно утвердился в Берлине на новом посту, уже в декабре встает вопрос о назначении и Сокольникова, и Краснощекова заместителями наркома финансов.
Столь стремительное появление Сокольникова на главной финансовой арене для многих поначалу казалось достаточно неожиданным. В годы Гражданской войны он был известен как боевой комиссар и командарм. В 1918-м – член Реввоенсовета 2-й армии Восточного фронта. В 1919-м – член РВС на Южном фронте, в 8-й и 9-й армии, куда входила казачья дивизия Ф. Миронова. И именно Сокольников был одним из тех, кто добился скорой отмены печально знаменитого Циркулярного письма Оргбюро ЦК о «расказачивании».
Лишь немногие помнили о том, что после Октября 1917-го Сокольников руководил реорганизацией Госбанка, национализировал частные банки, выступал против курса на аннулирование денег. Что, будучи в Туркестане, он сменил продразверстку на налог и провел денежную реформу до того, как это произошло в России.
И уж совсем мало кто знал, что еще в эмиграции, в 1914 году, он успешно закончил юридический университет и прошел полный курс докторантуры по экономическим наукам в Сорбонне. В принципе, в России 1920-х годов эти степени и звания не играли решающей роли, но для профессорской среды консультантов Наркомфина это, безусловно, имело значение и способствовало нахождению «общего языка».
Возможно, отчасти поэтому появление Сокольникова в Наркомфине не встретило сопротивления коллегии наркомата. А вот вокруг кандидатуры Краснощекова разгорелись страсти. «т. Преображенский говорил мне лично по телефону, – сообщает Ленин Молотову, – что он уйдет, если Краснощеков будет назначен вторым заместителем, таково же мнение всей коллегии, кроме, кажется, Сокольникова…
Считаю вопрос крайне важным, ибо не только вся коллегия, но и Преображенский допускают вопиющую ошибку, не умея оценить необходимость всестороннего использования человека, который, обладая солидным опытом по работе в Америке и в ДВР, подходит к финансовым вопросам со стороны практической. Это самое важное. Этого именно недостает Преображенскому и другим членам коллегии. Вся их оппозиция против Краснощекова сплошной и вредный предрассудок»[155].
И 31 декабря 1921 года Политбюро ЦК принимает решение: назначить Г. Я. Сокольникова первым заместителем наркома финансов, а А.М Краснощекова вторым замом. Что же касается профессоров, в том числе и арестовывавшихся по делу «Помгола», то большинство из них в том же 1921 году переходит из положения «вольных» консультантов в кадры руководящего звена совслужащих различных структур Наркомфина и Госплана.
