Поймав задумчивый взгляд Альдоны, снова напрягся...

Так или иначе, но за всеми этими событиями, суетой и подготовкой неумолимо наступило 27 октября 1978 года - день 60-летия образования Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.

Хм... Нет, так-то понятно, что День рождения ВЛКСМ - 29 октября, но Торжественное заседание по этому вопросу устроили, почему-то, двадцать седьмого. Видимо, чтобы все советские люди могли два дня "горячо" отмечать это великое событие, а воскресенье осталось на "опохмелиться"!

Ну, или менее романтично: 27 октября - просто последний рабочий день недели, перед годовщиной.

Начался денек мерзопакостно. С подъема в 6 утра. Потому что уже к 7 часам все участники Приветствия должны были собраться в КДС. И это при том, что начало Заседания только в "десять".

"Господи, благослави Чурбанова, хотя бы за то, что он распорядился отвезти меня в Кремль на машине!".

Когда в 6-45 я вылезал из "Волги" с мигалкой и прощался с зевающим водителем, к парадному подъезду Кремлевского Дворца Съездов одна за другой подъехали еще три её черные "сестры".

Из ближайшей машины вылез Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Пастухов, оценил моё "явление" и первым шагнул с протянутой рукой. Резко прибавив в движении, я подскочил к нему и максимально "уважительно" пожал начальственную длань.

Из других машин повылазило остальное комсомольское начальство и, на пару минут, я оказался в окружении "комсомольских вожаков". Все они были невыспавшиеся, нервничали и старались "бодро" улыбаться.

Пастухов замер на месте и задумчиво рассматривал КДС, как-будто, видел его впервые.

- Всё будет хорошо... На последних репетициях никто уже не ошибался... - я зачем-то счел необходимым его подбодрить.

- Заметно, что нервничаю?! - вздрогнул от моих слов и следом засмеялся Борис.

- Нет... - я пожал плечами, - но должны были бы... по идее...

- А я и нервничаю!

Теперь уже смеялись все.

Пастухов приобнял меня за плечи и мы, общей группой двинулись ко входу во Дворец.

Самого Заседания я не видел. В нашу гримерку, а сегодня меня разместили вместе с Лещенко и Кобзоном, доносились только какие-то глухие звуки музыки и невнятные голоса выступающих. Поздоровались "мэтры" нормально, не сквозь зубы, но до общения с "наглецом" не снизошли.

Я "кемарил" в кресле, а певцы негромко общались между собой, перемывая кому-то кости. Так продолжалось, примерно, минут сорок, пока по внутренней трансляции женский голос не объявил:

- Кобзон, Лещенко, Селезнев - готовность 10 минут...

Первые двое, из перечисленных, встали и неспешно стали переодеваться в концертные костюмы, висевшие на вешалках. Я тоже подорвался: скинул джинсу с кроссовками и быстро натянул белую рубашку, синий галстук и школьную форму. Втиснул ноги в новые черные туфли, причесался перед зеркалом и, с чувством выполненного долга, направился обратно к креслу.

- Не советую садиться... - в никуда произнес Лещенко, - помнёшься...

- Спасибо... - прислонился к стене и принялся ждать.

Динамик в гримерке снова ожил:

- Кобзон, Лещенко, Селезнев - пройдите к выпускающему режиссеру...

"Выпускающим" оказалась бодрая энергичная женщина средних лет, которая тут же передала нас в руки гримеров. Те быстрыми профессиональными движениями укутали всех троих в темные пелерины и кисточками принялись наносить на лицо пудру.

- Чтобы в телевизоре не бликовало, - не дожидаясь вопроса, пояснила "мой" гример.

- Кобзон, Лещенко, Селезнев на выход!.. - это уже без всякого динамика, сама "выпускающая" - голосом.

Под ложечкой засосало. Из ниоткуда возникла устойчивая мысль, что в туалет можно было бы сходить и еще раз.

Мы стояли за кулисами у самого края сцены. Перед нами были только сама "выпускающая" и двое молодых мужчин в серых костюмах.

Хорошо были видны в профиль лица сидящих в Президиуме. Я отыскал взглядом Брежнева и поразился неприкрыто скучающему выражению лица престарелого Генсека. А ведь на сцене и в проходах зала под красными флагами стояли сотни пионеров, с отрепетировано воодушевлёнными лицами.

- Не забудь встать на полметра сзади, - чуть повернул ко мне голову Кобзон.

Когда стоишь к нему вплотную, хорошо видно, что он носит парик.

"Наверное, в будущем будут делать лучше... а пока может "прокатить" только издали...".

- Какие мои годы... до склероза далеко...

Один из кэгэбэшников чуть скосил глаза и его губы едва заметно дрогнули.

- Одна минута! - прошептала "выпускающая".

Под марш со словами "Мы верная смена твоя, Комсомол!", пионеры дружно замаршировали к выходам из зала. Стоящие на сцене уходили в нашу сторону: покрасневшие от волнения лица, у многих испарина на лице...

- Тихо и быстро... Тихо и быстро... - "ответственные лица" вполголоса подгоняли молодую поросль, освобождая проход на сцену и пресекая малейший шум.

- Ваш выход... - гэбэшники посторонились и теперь от партийных небожителей нас ограждала только вытянутая рука помощницы режиссера.

Раздались первые знакомые аккорды...

- Вперед! - рука опустилась.

На негнущихся ногах я двигался за Лещенко, сзади сопел Кобзон.

"Встать полметра позади них... Не забыть... Бlя, СКОЛЬКО ЖЕ НАРОДА!!!"

Во время репетиций партер тоже был наполнен курсантами, пионерами, ветеранами и работниками КДС, но сейчас, мало того, что в самом зале было битком делегатов, так еще и два(!) яруса балкона, буквально, физически нависали над головой многотысячной людской массой.

"Спокойно, придурок!!! Только что, с этим справились пионеры и ветераны! А ты взрослый пятидесятилетний мужик с молодым телом и "незаюзанной" нервной системой...".

Помогло. Волнение неожиданно ушло. Восстановилось боковое зрение. Перестало стучать в висках.

Справа Кобзон стал негромко напевать первый куплет:

- Вполголоса жить не стоит!

Мы начали свой разбег!..

"Фирменный" драматический баритон заполнил весь огромный зал Дворца Съездов.

"Петь - обязательно! По телевизору все будет видно! - всплыли в памяти слова режиссера, - главное-негромко, чтобы тебя не было слышно в Президиуме!

Всё, пора..."

Давя голос, я негромко, в общем трио, загундосил под "фанеру" куплет:

Следующий куплет был мой, ("С богом!"), стоя на месте, я подался вперед, "мужественно" вскинул голову и начал "шипеть" в направлении микрофона:

Так большая Советская Страна впервые услышала звонкий молодой голос того, кому СУЖДЕНО стать её... спасителем.

Аве, СПАСИТЕЛЬ!

...или не суждено...

"...Ибо решил он предать себя, чтобы спасти народ свой... Но так терзаем он великим соблазном, предать и народ свой..." - Житие мое.