– Ты умирала, твой мозг мог придумать все что угодно, – заботливо сказал Чай Ли.

– Сколько мне еще так лежать?

– Дня два-три. Потом сможешь встать.

– А когда я смогу драться?

– Месяц, не меньше, – строго отчеканил китаец.

– Что?! Месяц! Да за это время Арман с Марианной окончательно укрепятся на троне и уже никто и ничто их оттуда не собьет.

– Я никак не могу ускорить процесс. Рана была смертельной. Это настоящее чудо, что мои боты сработали, и ты выжила.

София запрокинула голову, на глаза снова навернулись слезы.

– Нужно подготовить похороны, – тихо сказала она. – Отец никогда не говорил ничего про свою смерть, но я думаю, он бы хотел быть похороненным на семейном кладбище.

– Я уже начал основные приготовления. Похороны назначены в среду, через два дня.

– Спасибо, – прошептала Софи.

Чай Ли ушел, оставив ее наедине со своими мыслями.

– Рич, как же мне тебя не хватает. Ну, почему ты выбрал ее?! – сдавленным шепотом спросила у тишины вокруг девушка и тихо заплакала.

Встать она смогла уже на следующий день. Рана адски болела, несмотря на обезболивание, контузия тоже давала о себе знать постоянными головокружениями. Чай Ли был не в восторге от ее упрямства, но мешать не стал. Новости из дворца были неутешительными. После казни все народные волнения прекратились. Боевой дух защитников княжеской власти упал почти до нуля – треть гвардейцев добровольно ушла на поклон к Сантьяго. София много ходила, пытаясь хоть как-то вернуть своему телу былую силу и скорость. Рана заживала мучительно медленно.

Кладбище для знатных семей находилось совсем недалеко от особняка Тревилей. На улицах стояла мертвая тишина, вокруг не было ни души. Из присутствующих разве что София подозревала, что тут не обошлось без приказа Сантьяго. Она хорошо знала, как он уважал ее отца, и от того ей было еще труднее простить ему бездействие во время казни.

Шестеро одетых в черное “мушкетеров” медленно несли простой черный гроб. Следом за ними медленно шла укутанная в черный плащ Софи. Ее спрятанное под глубоким капюшоном, лицо было невероятно бледным, на щеке был хорошо заметен не до конца заживший шрам, а шикарные волосы потускнели и были неопрятно собраны в хвост. Рядом с девушкой медленно шагал Чай Ли, его задачей было не дать ей упасть. Следом брело с десяток гвардейцев из старой настоящей гвардии “мушкетеров”.

Кладбище представляло собой большое унылое здание. Внутри располагалось бесчисленное количество герметично закрытых камер, куда ставили гробы с умершими. Их небольшая процессия вошла туда с печальной торжественностью. Софи почувствовала, что снова начинает плакать. Собрав всю свою волю, девушка пресекла в себе проявления слабости и с гордо поднятой головой дошла до нужной камеры. “Мушкетеры” осторожно поставили туда гроб и тактично отошли.

София подошла и грустно посмотрела на лицо отца сквозь специальное смотровое окошко. Она давно привыкла к трупам и ее мало пугала смерть. Она никогда не воспринимала мертвых людей как именно людей, для нее это были лишь оболочки. И сейчас глядя на то, что когда-то было ее отцом, ей захотелось взвыть. Именно в этот момент в голове окончательно сформировалась мысль, что она осталась совершенно одна.

– Прощай, папа, – прошептала девушка и со слезами нажала на нужную кнопку.

Гроб медленно заехал внутрь камеры и дверь с глухим грохотом захлопнулась. Теперь извлечь оттуда тело было невозможно. Софи тупо смотрела на стену перед собой и всеми силами прогнала слезы. Наконец, собравшись, она обернулась к остальным. На нее пристально и печально смотрело больше десятка пар глаз. Девушка прокашлялась, отчего в груди взорвался целый фонтан боли. Здесь собрались только ее самые верные соратники, в городе все еще считали, что убиты были оба Тревиля.

– Вы все ждете от меня каких-то слов, как от самого близкого родственника... умершего, – негромко начала она, толпа напряженно замерла. – Я не готовила речь, потому как последние дни сама находилась на грани смерти, так что долго говорить я не буду. Мой отец был отличным человеком, вы все это знаете, не без своих тараканов, конечно. Как отец он свой долг выполнил сполна и если где-то там далеко во Вселенной есть сила, которая ведет учет нашим делам, то в этом пункте ему с уверенностью можно ставить жирный плюс. Перечислять все его многочисленные достоинства я не буду, как и рассказывать о его жизни. Думаю, нам всем есть, что вспомнить о нем, – Софи помолчала, она понимала, что еще немного и ее “понесет”. – О чем мне действительно хотелось бы сказать, так как о деле, которое он начал и не успел закончить. Мы все сейчас в очень непростой ситуации, и я понимаю, что я – не он и вы вряд ли сможете меня воспринимать как адекватного лидера. Я и сама не уверенна, что смогу с этим справиться. Но я попробую и, чем больше у меня будет верных людей, тем больше вероятность, что у меня получится! Вся эта война строится на предательстве, и победить ее можно только верностью. Я никого не держу, кто не согласен со мной или считает позорным идти под моим командованием, может уйти. В спину вам никто стрелять не будет. Спасибо.

Девушка тяжело выдохнула и пошла прочь из этого унылого места, оставив остальных в состоянии легкого шока. Чай Ли поспешил за ней. София была еще слишком слаба, чтобы разгуливать в одиночку. Китаец догнал ее возле мобиля.

– Отличная речь. Ты ее правда не готовила? – спросил он, усаживаясь за руль.

– Ну, почти. Я по дороге сюда только вспомнила, что мне нужно будет что-то говорить, – Софи улыбнулась уголками губ, Чай Ли нажал на газ и мобиль помчался назад в особняк.

Весь остаток дня она провела в оранжерее в одиночестве, лишь к вечеру к ней зашел Чай Ли.

– Ты бы позвонила матери, сообщила... обо всем, – мягко напомнил ученый.

– Я не знаю, как с ней об этом разговаривать, – девушка откинула голову на спинку кресла.

– Просто позвони и скажи, она должна узнать... от тебя.

– Может, давай, меня тоже убьют, и тогда ты уже ей позвонишь и скажешь за нас всех? – скривившись, предложила Тревиль.

– Софи! Даже не смей такого думать! – пригрозил ей кулаком Чай Ли.

– Ладно. Я позвоню ей, сейчас же на Земле где-то пять вечера?

– Ну, около того, – пожал плечами китаец. – Я не буду мешать.

Ученый допил чай и удалился из оранжереи. София тихо выругалась, долго смотрела на вифон и, наконец, решившись, набрала нужный номер.

– Софи! Привет!

Трубку взяла средняя сестра.

– Что-то случилось, ты такая бледная? – затараторила она.

– Мама дома? – тихо и мрачно спросила София.

– Да, позвать?

– Позови.

– Софи, привет.

Мама появилась через пару минут, она совсем не изменилась за последние два месяца, именно столько времени Тревиль не разговаривала с матерью.

– В чем дело? У вас там все хорошо, в новостях говорили у вас там неспокойно. Где отец?

– Неспокойно? – девушка приподняла брови. – У нас тут гражданская война полным ходом!

– Все так плохо, да? – тревожно переспросила мать. – Ты не волнуйся, все будет хорошо. Чего бледная такая?

– Мам, отец он... его... – Софи запнулась, не зная как лучше преподать эту ужасную новость. – Он мертв, мам.

– Что значит, мертв? – непонимающе нахмурилась женщина, и присела на подлокотник дивана. – С ним же все хорошо было вроде.

– Его убили, – мертвым голосом ответила София и уставилась на мать тяжелым угрюмым взглядом.

– Господи!

Леди Тревиль зажала рот руками и замотала головой, пытаясь справиться с поступившей информацией.

– Как такое могло произойти? – воскликнула сестра. – На задания ж ты обычно ходишь!

– Его казнили, – с трудом сохраняя адекватность, пояснила девушка и, стиснув зубы, все-таки смогла сдержать слезы.

– А с тобой все нормально? – сквозь слезы, спросила мать.

– Я ранена, но жить буду, – хмуро ответила София. – Похороны были сегодня, раньше не могла позвонить, прости, в себя только вчера пришла.