Степа, не зная, что ему предпринять, нехотя отступал. Бой проигран. Но страшна была не смерть, а возмездие, которое учинят богопольцы. За убийство четырех воинов казнят двадцать Степных Псов. Из-за него казнят.

  Пухлощекий сделал еще пару шагов и вдруг отвратительная улыбочка мгновенно сползла с его лица. Рука с мечом сама собой опустилась. На лбу выступила испарина, а взгляд, преисполнившись нечеловеческим ужасом, помутнел. Стрела, застрявшая в кольчуге воина, лишь оцарапала его плечо, и потому парализующий яд подействовал с большой задержкой.

  Богополец попытался вернуть контроль над телом, но руки и ноги его лишь конвульсивно поддергивались, пальцы бессильно разжались, и меч выпал в траву.

  Степа подошел вплотную к врагу, заглянул ему в глаза:

  - Мои предки не были рабами, они погибли, сражаясь. А на колени сейчас встанешь ты.

  Знахарь чуть надавил на плечи пухлощекого, и тот послушно опустился на колени.

  - Я злой, - сказал Степа, - и умолять меня не надо! И умирать ты будешь очень-очень медленно. Будешь истекать кровью, и чувствовать это.

  Знахарь двинул богопольца ногой в грудь, и тот повалился наземь тряпичной куклой. Степа поднял меч, двумя неумелыми ударами отрубил кисть правой руки. Затем то же самое проделал с левой.

  Ури не тратил зря силы. Теперь он экономил на каждом ударе, не спеша работал секирой. Это создавало впечатление, что байкер устает. Еще немного, и красавчик без особого труда одолеет противника. С хрипом выдохнув, Ури рубанул наотмашь, и его повело влево. Ухмыльнувшись, богополец сделал ложный выпад. Байкер шарахнулся от меча, поскользнулся и чуть не упал.

  Ури тяжело дышал. Зарычав, он сделал последний отчаянный рывок, нанес пять или шесть подряд сокрушительных, но слепых ударов в пустоту и окончательно выдохся. По крайней мере, байкер надеялся, что красавчик именно так и думает. Полусогнувшись, кусая губы, с опущенными плечами, Ури затравлено смотрел под ноги неприятелю.

  И богополец купился. Вскинув меч, он ринулся на байкера. Ури молниеносно ушел с линии атаки, пропустив красавчика мимо себя, провел зацеп за шлем и резко дернул в направлении своего движения. Богополец рухнул навзничь с рассеченным лбом. Байкер мгновенно развернулся и со всей силы обрушил секиру на поверженного врага. Красавчик с залитыми кровью глазами подставил меч под удар, но было поздно. Лезвие боевого топора, пробило защиту, проломило кольчугу и раздробило грудную клетку.

  - Ну и где твой баггерский бог? - Ури, кряхтя, не без труда вытащил из убитого секиру.

  Знахарь тем временем, подобрав лук, согнал с повозок перепуганных до смерти возниц, построил их в ряд. Первый обозник был примерно Степиного возраста, маленького роста, с густой смоляной шевелюрой, но жиденькой бородкой, которая подрагивала. Вторым оказался высокий седобородый старик с изуродованным оспинами лицом, он глядел на Степу обреченным, полным тоски взглядом, глаза его, синие как небо, слезились. Третий крестьянин в нелепой, изъеденной молью шерстяной шапке, непонимающе зыркал по сторонам и то и дело шмыгал приплюснутым, скошенным набок носом.

  Степа внимательно осмотрел щеки возниц.

  - Ты и ты, - знахарь ткнул в коротышку и старика, - вы оба из Сурви. У вас в бороде прячется рысь. Трусливо прячется, потому что вы сами трусы и подонки.

  Ури подошел к компаньону, присмотрелся к пленным. Действительно, на правых щеках у двоих из них были вытатуированы кошачьи головы.

  - Каково быть предателем? - резким движением ножа Степа вскрыл коротышке шейную артерию.

  Темная струя прыснула на одежду мужичка, и тот, схватившись за горло, начал медленно оседать.

  - Он еще молод, но ты, - Степа схватил старика за грудки свободной рукой, - ты видел, как убивали моего дядю. Ведь видел же! Вас всех согнали на казнь! Пятнадцативесеннего мальчишку четвертовали ваши люди по приказу Богополя. Может, это ты сделал? Ты? Отвечай!

  - Нет, - хрипло произнес старик, и глаза его загорелись, - не я. Но если бы мне приказали, я бы это сделал. Потому что жизнь людей моего племени дороже. За отказ поплатились бы наши мальчики.

  - Харэ! - прикрикнул Ури. - Просто убей его, у нас мало времени!

  - Мы не побоялись выйти против Богополя, а вы трусливо переговаривались за нашими спинами, - Степа оттолкнул от себя старика, - мы дважды поднимали восстание, а вы были палачами! Это тебе за павшего прадеда!

  Знахарь наотмашь хлестнул старика ножом. Обозник, пошатнувшись, схватился за лицо.

  - А это тебе за моего деда, убитого в первом восстании! - зайдя сзади, Степа полоснул старика по спине, тот упал.

  - Я сказал, харэ! - рявкнул Ури. - Убей его! Просто убей!

  - А это тебя за моего дядю и мою сестру! - знахарь воткнул нож в бедро обозника и прокрутил его.

  Старик, вскинув голову, закричал. Ури, выругавшись, схватил секиру и обухом перебил обознику шейные позвонки.

  - Ты погубишь все дело! Их деревня совсем рядом, сам говорил!

  - Прости, я не сдержался, - в глазах Степы плясало безумие.

  Свершившаяся месть опьянила знахаря, как крепкое вино дурманит голову подростка, впервые дорвавшегося до алкоголя. Степа, зло улыбаясь, извлек из ноги убитого нож, перевел взгляд на последнего возницу.

  Мужичонка посмотрел на капли крови, крапающие с клинка, и заговорил дрожащим голосом:

  - Я не из Сурви, я из Сухого Самбека, из северных владений Богополя. Мы всего-то с пяток лет как под архиереем.

  - Ты не виноват, - согласился Степа, - но ты свидетель. Мы убили шесть воинов, если архиерей узнает, кто это сделал, казнят тридцать Степных Псов.

  - Я никому не скажу, честно, - затараторил мужичонка, - никому, честно!

  - Скажешь, - возразил знахарь, - ты еще не представляешь, какими пытками из тебя это выбьют.

  - Но я не... не... - мужичок запнулся, шмыгнул перекошенным носом и вдруг пустился наутек.

  Степа стянул с плеча лук, вынул из колчана стрелу, прицелился и выстрелил. Стрела попала мужичку в затылок и, раздробив кадык, вышла с другой стороны.

  - Я никогда не был так счастлив! - вымолвил Степа и истерически захохотал, - никогда! Это прекрасно! Прекрасно! Что может быть прекрасней смерти врага!!! Ведь меня теперь ничто не держит! Нет больше ограничений!

  Знахарь снова засмеялся, но байкер прервал веселье компаньона хорошей затрещиной:

  - Успокойся, мать твою за ногу! Ты загубишь все дело! Съедешь с катушек, считай - пропал! Успокойся, ты ведь получил то, что хотел!

  Степа, прикрыв веки, сделал два глубоких вдоха.

  - Да ты прав, - кивнул он, - я сорвался. Я должен успокоиться. Ведь цель еще не достигнута. Цель - уничтожить Богополь. Я затаюсь, и буду ждать столько, сколько нужно. Нельзя останавливаться на достигнутом.

  - Вот и славно, а теперь надо по быстренькому прибраться, - Ури окинул взглядом поле битвы, - вытащишь все стрелы из жмуров, чтобы на тебя не вышли. И секиру свою не забудь. А я пока поменяюсь одеждами с кем-нибудь из бойцов. Вот с тем чернобородым, он вроде схож по комплекции. И голову ему надо отсечь, чтоб не опознали. Голову я где-нибудь по дороге выкину.

  Степа кивнул.

  - Ну, и поздравляю тебя, - сказал Ури, хлопнув компаньона по плечу, - впервые ты окропил руки кровью своих врагов. Это важный день в жизни каждого бойца, важней, чем первая кружка браги и первый перепих с чиксой.

  - Когда-нибудь, - лицо Степы перекосило, - пускай даже через пять, десять или тридцать весен, я окроплю свои руки снова. Кто теперь меня остановит? Кто ограничит?

   Гексаграмма 60 (Цзе) - Ограничение

  Высшее проявление внутренней свободы - это умение распознать нужный момент

  Ровно за месяц до праздника жертвоприношения архиерей снарядил торжественное шествие к священной поляне, что находилась за речкой почти в двух тысячах шагов от стен Богополя. Впереди на белых жеребце и кобыле ехали Юл и Хона, за ними следовали Авраам Шестой, Сара Девятая и главные послушники с хоругвями, а позади конников ползла длинная пешая процессия, состоящая из напевающих гимны и славящих Элохима разномастных людей. По бокам ехали воины в полном снаряжении: в кольчугах и шеломах, с мечами на боках и длинными копьями в руках.