Джессика видела, как паучьи глазки изучают Питера.

– Ты можешь быть герцогом здесь, Питер, – сказал барон. – Во всем, кроме только титула.

«Значит, Лето – мой Лето – мертв?» – спросила себя Джессика, чувствуя, как откуда-то из глубины поднимается безмолвный крик.

Барон не сводил взгляда с ментата.

– Ты должен понять, чего хочешь, Питер. Ты хочешь ее потому лишь, что она была женщиной герцога. Символом его власти – прекрасной, полезной, великолепно тренированной для своей роли. Но – герцогство, Питер! Целое герцогство! Это куда больше, чем символ. Это уже реальность. Реальность, которая может дать тебе много женщин… и куда больше того.

– Вы не смеетесь над Питером?

Барон развернулся к нему с той легкостью, которую давала ему силовая портупея.

– Смеюсь? Я? Не забудь, что я отказался от мальчишки. Или ты забыл, что рассказал изменник о подготовке этого парня? Они оба, и мать и сын, смертельно опасны. – Барон улыбнулся. – А сейчас я должен идти. Я пришлю стражника, которого оставил пока в коридоре. Он глух, как камень. Ему приказано сопровождать вас двоих на первом этапе твоего изгнания. Если он увидит, что эта женщина начинает подчинять тебя, берет над тобой контроль, – он приведет ее к покорности. Он не позволит тебе вынуть ее кляп до тех пор, пока вы не покинете Арракис. Если же ты сделаешь другой выбор… тогда и его приказ меняется.

– Не нужно его звать, – сказал Питер. – Я уже выбрал.

– Ах-хах!.. – фыркнул барон. – Такой скорый выбор может означать лишь одно.

– Я беру герцогство, – объявил Питер.

Джессика подумала: неужели он не понимает, что барон обманывает его?! Хотя – как ему понять? Ведь он – порченый ментат! Разум его извращен…

Барон взглянул вниз, на Джессику.

– Разве не чудесно, что я так хорошо знаю Питера? Я побился об заклад со своим начальником вооружений, что Питер сделает именно такой выбор. Ха! Ну что ж. Я ухожу. Так будет лучше. Да, гораздо лучше. Надеюсь, вы меня понимаете, леди Джессика. Ненависти к вам у меня нет. То, что я делаю, – я делаю по необходимости. Так будет лучше. Да. Потом, собственно, я ведь не приказывал уничтожить вас. Когда меня спросят о том, что случилось с вами, я смогу вполне искренне пожать плечами…

– Значит, вы оставляете эту работу мне? – спросил Питер.

– Стражник, которого я пришлю, выполнит твои приказы… – ответил барон. – Что бы ни случилось, это будет на тебе. – Он уставился в глаза Питеру. – Да. На моих руках крови не будет. Да. Я ничего не знаю. Ты подождешь, пока я уйду, и только потом сделаешь то, что должен. Да. Ну… а, да. Да. Так лучше.

«Он боится допроса Правдовидицей, – догадалась Джессика. – Но – кого именно? Ах да, разумеется! Преподобная Мать Гайя-Елена! А раз он знает, что ему придется предстать перед ней, значит… значит, Император наверняка замешан в это дело. Бедный Лето!..»

Последний раз взглянув на Джессику, барон повернулся и вышел. Она проводила его взглядом, думая: «Да, Преподобная была права. Враг оказался слишком силен, как она и предупреждала».

Вошли двое стражников в харконненских мундирах. За ними следовал третий, лицо – маска из сплошных шрамов. Он остановился в дверях, держа наготове лучемет.

«Это и есть глухой, – поняла Джессика, разглядывая изрезанное лицо. – Барон понимает, что против всякого другого я могу использовать Голос».

«Резаный», как назвала его про себя Джессика, посмотрел на Питера.

– Мальчишка снаружи, на носилках, – сообщил он. – Какие будут приказания?

Питер обратился к Джессике:

– Я хотел связать вас угрозой для жизни вашего сына… но теперь вижу, что это не сработало бы. Я дал было чувствам затмить разум – для ментата это скверная политика! – Он посмотрел на первую пару солдат, повернулся лицом к глухому, чтобы тот мог читать по губам: – Отвезите их в Пустыню, как советовал поступить с мальчишкой изменник. Он недурно придумал. Их тела никто не должен найти.

– Вы сами не хотите убить их? – переспросил Резаный.

(«Он читает по губам», – подумала Джессика.)

– Я следую примеру барона, – ответил Питер. – Итак, доставьте их туда, куда предложил изменник.

В голосе Питера Джессика услышала нотки ментат-контроля. «И он тоже боится встречи с Правдовидицей», – подумала она.

Питер пожал плечами, повернулся и вышел. На пороге он мгновение помедлил, и Джессика подумала было, сейчас он обернется – бросить на нее последний взгляд. Но он вышел не оглядываясь.

– Что до меня, то и я не хотел бы встретиться с Правдовидицей после нынешней работы, – пробурчал Резаный.

– Да ты-то вряд ли когда столкнешься с этой старой ведьмой, – успокоил один из стражников. Он подошел к голове Джессики, склонился над ней. – Ну что, если трепаться тут, так мы никогда дело и не сделаем. Берись за ноги, и…

– Так, может, кончить их прямо тут? – предложил Резаный.

– Пачкаться… – возразил первый стражник. – Разве что ты хочешь придушить их. Я-то предпочитаю делать дело как велено, по-простому. Свезем их в Пустыню, как изменник говорит, там резанем, подманим червя… И следов не останется.

– Ну, пожалуй… да, пожалуй, ты прав, – согласился Резаный. Джессика наблюдала за ними, отмечая необходимое. Но кляп не позволял ей использовать Голос – к тому же не следовало забывать о глухом…

Резаный сунул бластер в кобуру, взял ее за ноги. Они подняли ее, как мешок с зерном, вынесли из комнаты и бросили на висящие в силовом поле носилки рядом с еще одним связанным человеком. Укладывая Джессику, они повернули ее набок, и в десяти сантиметрах от своего лица она увидала лицо сына. Пол был связан, но кляпа у него во рту не было. Его глаза были закрыты, он ровно дышал. Усыплен?

Стражники подхватили носилки, и веки Пола слегка приподнялись – темные щелки внимательно смотрели в ее лицо.

«Он не должен пытаться использовать Голос! – испугалась она. – Глухой!»

Пол закрыл глаза.

Он незаметно для окружающих выполнял дыхательные упражнения сосредоточения, успокаивая свое сознание и внимательно прислушиваясь к пленителям. Да, глухой стражник представлял собой проблему, но Пол ничем не выдавал охватившее его отчаяние. Успокаивающий бене-гессеритский ритуал, которому мать его научила, помогал Полу сохранять готовность, чтобы использовать любой шанс.

Пол рискнул еще раз слегка приоткрыть глаза и посмотреть на мать. Кажется, вреда ей пока не причинили – если не считать кляпа во рту.

Кто, интересно, сумел схватить ее? С ним самим все ясно – он лег, приняв данную доктором Юйэ капсулу, и проснулся уже связанный, на носилках. Возможно, с ней случилось нечто подобное. Если следовать логике, предателем должен был быть Юйэ, но пока он решил не спешить с окончательным суждением: в голове просто не укладывалось, что суккский доктор может оказаться предателем.

Носилки слегка накренились – харконненские стражники выводили их сквозь двери дома в освещенную звездами ночь; один из силовых генераторов зацепился за косяк. Вот они пошли по песку – слышно было, как он шуршит под ногами. Над головой, заслоняя звезды, нависла тень – крыло орнитоптера. Носилки опустились на землю.

Глаза Пола привыкли наконец к темноте, и он увидел, как глухой стражник открывает дверцу кабины и заглядывает внутрь. На его лицо падал зеленоватый отсвет от приборной панели.

– Так что, нам этот топтер брать? – спросил он и обернулся, чтобы видеть губы второго.

– Изменник говорил, что именно он оборудован специально для работы в пустыне, – последовал ответ.

Резаный кивнул:

– Ладно, только ж это – штабная машина связи. Там, как этих двоих сунем, места будет только разве еще для двоих.

– Двоих хватит, – отозвался его собеседник, подставляя лицо слабому свету приборов, чтобы хорошо читались движения губ. – Мы теперь и сами о них позаботимся, Кайнет.

– Барон мне велел удостовериться во всем лично, – возразил Резаный.

– А чего ты беспокоишься? – спросил стражник, стоявший по другую сторону носилок. – Все будет нормально.