– Что такое депутат? – лениво поинтересовался он у чудом усидевшей Любы.

Ей хотелось вскочить и бежать без оглядки, на худой конец – забиться в угол и не высовываться. К сожалению, ни на то ни на другое банально не хватало сил.

– Что? – Она непонимающе смотрела на неестественно вывернутые конечности и отчаянно надеялась, что ей приснился очередной кошмар.

– Не важно. – Не голос, а сплошная меланхолия. – Вытрись. – Брезгливая гримаса.

Взглянув наконец на свои руки, она только сейчас осознала, что истекает кровью. И ощущения настолько реальны, что даже страшно себя ущипнуть – вдруг все происходящее правда. Поспешно обтершись противно пахнущими салфетками, Люба попыталась встать. Взгляд то и дело возвращался к убитому, а мозг отчаянно сопротивлялся и твердил, что это нереально.

– Как же долго, – устало вздохнул седой и взмахнул рукой.

Тело неожиданно обрело немыслимую легкость, взмыло над бренностью, сознание решило, что с него достаточно, и отключилось.

Очнулась Любаша на широкой кровати под балдахином цвета крысиного брюшка. Каменная кладка серых стен навевала мысли о склепе, а массивная мебель предположительно из мореного дуба ничуть не освежала мрачный интерьер. Пощупав себя на предмет сохранности, она обнаружила, что обнажена и что кто-то нацепил на нее ошейник и пару браслетов. Цепей не наблюдалось, так что свобода перемещения имелась, пусть и относительная. Соскользнув с громоздкого ложа, Люба принялась искать дверь в уборную. Ко входной подходить не имело пока никакого смысла – голая, контуженная, абсолютно не ориентирующаяся в пространстве и ситуации в целом. Труп еще этот… зверски убиенный… храбрости не прибавлял.

Найдя наконец комнатушку с жестяной ванной и таким же неприглядным горшком, она не стала выпендриваться и справила естественные потребности. После того как Люба полежала в инфекционном отделении детского стационара, ее вообще мало чем можно было шокировать. Да и не перед кем качать права, рассуждая об эстетике и техническом прогрессе. Как только закрылась крышка местного клозета, его охватила легкая дымка. Подождав пару минут, Любаня заинтригованно открыла отхожую посудину, в нос шибануло едким запахом хлорки.

– Надо же, какая занятная система самоочистки, – задумалась она. – Это что же получается, горшок-самобранка, только наоборот?.. Похоже, я опять сплю.

Возвратившись в спальню, Люба окончательно убедилась, что находится в готическом сне. Ну не могут быть в реальности такие отвратительные занавески! Да их попросту никто не станет производить из-за нерентабельности. Осталось разобраться, к чему весь этот антураж и специфическая бижутерия.

– Сон сном, а есть охота по-настоящему, – тяжко вздохнула она и открыла шкаф в поисках хоть какой-нибудь одежды.

Тяжелая рассохшаяся дверь отчаянно скрипела и всеми силами цеплялась за нижние выдвижные ящики. Но где ни пропадала русская женщина, особенно мать-одиночка! Что такое молоток и отвертка, она знала не понаслышке, что уж там, даже дрель была подвластна этим хрупким с виду ручкам.

Сначала Любу встретила бодрая моль, а потом поразил воображение шикарный набор черных мантий на все случаи жизни. Почему на все случаи? Да потому что они подходили абсолютно к любой фигуре и при хорошей фантазии могли трансформироваться как минимум в пять моделей платьев. Хотя кого обманывать, просто альтернативы нет.

– Так-с, ладно, что мы имеем? – Она тряхнула первой попавшейся мантией, выпуская на волю вековые залежи пыли. – Балахон черный, безразмерный, времен Аллы Борисовны в молодости, потом-то она куда развратнее стала одеваться.

Подпоясав рясу шнурком от балдахина, больше смахивавшим на хвосты тех жертв, из чьих шкур было изготовлено полотно, Люба посмотрелась в старинное ростовое зеркало. Отражение порадовало взлохмаченной шевелюрой, ортодоксальной хламидой и аксессуарами от дизайнера-извращенца. Лишь глаза, подчеркнутые темной одеждой, сияли, как два Громких океана. А что, если есть Тихий, значит, должен быть и Громкий? По крайней мере, Зойка была в этом абсолютно уверена.

– Зойка, заяц ты мой вертлявый. – Сердце неожиданно защемило. – Надеюсь, тебе такая фигня не снится!

Неожиданный стук отвлек ее от созерцания нового имиджа – это брякнула резко открытая дверь. Судя по силе инерции, открытая с ноги. Печально знакомое лицо сегодня отличалось некоторым благодушием, правда, длилось это недолго.

– Вот черт, – только и смогла пролепетать Любаня, вдруг резко осознавая, что таких совпадений не бывает.

– Что это за вид? – брезгливо скривился седовласый тип, его утонченные черты несли на себе отчетливый след высокомерия и вседозволенности.

– Можно подумать, были варианты, – буркнула пленница, спешно пытаясь понять – это сон во сне или продолжение одного бесконечного бреда? В любом случае в обиду она себя давать не собиралась.

– Кто тебе вообще разрешал одеваться?

Громыхнуло так, будто это не дверь захлопнулась, а взорвался газовый баллон. Резкий порыв ветра, и на хрупкой фигурке вновь ничего, кроме металла.

– Ай! – вскрикнула Люба и, не удержав равновесия, упала на колени. – А-а-а!

Больно саднила кожа, расцарапанная о твердые плиты пола.

– Так-то лучше. – Довольная ухмылка, легкая, но отчетливая. – Знай свое место!

– Что?.. – Она возмущенно вскинула голову, но подавилась на полуслове. Белесые, как будто выцветшие глаза завораживали своей нереальностью, черная точка зрачка буравила мозг.

– А теперь слушай меня внимательно, дважды повторять не буду. – Он слегка наклонился, явно подавляя сознание Любы. – Ты здесь никто. Впрочем, как и у себя. Я тебя вызвал для определенной миссии, которую ты, если не совсем дура, выполнишь.

– Мне холодно. – Сил терпеть переохлаждение совсем не осталось, в одежде-то было не жарко, а сейчас – и подавно. – И больно.

– Больно – это хорошо, – шаг вперед. – Меньше будешь кочевряжиться.

– Скорее меньше соображать, – привычно огрызнулась Люба.

– Сейчас от тебя это и не требуется. – Хищный блеск кошмарных глаз. – Покорность – главная добродетель любой женщины.

– Ага, где бы я сейчас была, если бы ею обладала.

Холод, захвативший ноги, пробирался выше.

– Тоже верно, – невнятное хмыканье, – но это не важно. Сейчас ты подписываешь контракт, а после я введу тебя в курс дела.

Тело начала бить крупная дрожь, нестерпимо захотелось вскарабкаться обратно на дурацкую кровать и спрятаться под одеяло. А еще лучше – принять горячую ванну. Бог с ней, с эстетикой, она была согласна и на то убожество, что стояло в уборной.

– А вы порядок действий не перепутали? – Готический сон стал надоедать и вообще порядком затянулся. – Мало ли, может, вы меня в сексуальное рабство собрались про… – Язык еле ворочался от переохлаждения.

– О, об этом ты можешь не беспокоиться, – насмешливо ответил похититель. – Напротив, кое-что подправим, и после тебя точно никто не тронет. Если сама, конечно, не захочешь.

Люба облегченно вздохнула. «Это он что, последней фразой на себя любимого намекает?» – пронеслось в голове ехидное.

– Хотя, если тебя хорошенько помыть и приодеть… – Он задумчиво перебирал пальцами два антрацитовых черных шарика. Когда успел достать? Странный тип. – Тогда можно и поразвлечься.

Увидев откровенный ужас на лице пленницы, он хищно оскалился.

– Я ведь могу и не спрашивать.

На сей «позитивной» ноте Люба поняла, что происходящее переходит все границы, и ущипнула себя за ногу. Конечность отказывалась что-либо чувствовать, и пленница окончательно уверилась в нереальности происходящего. О том, что нога банально онемела, попаданка не додумалась. Поэтому, с трудом встав с ледяного пола, побрела к кровати, показав наглецу то самое место, где его любят и ждут.

– Ты что себе позволяешь?! – Похититель взмахнул свободной рукой и, раскрутив обратно, пригвоздил блондинку к жесткой шершавой стене. – Куда пошла без моего позволения?