7 "'Правда о Лоуренсе' - это оксиморон, сочетание несочетаемого", заметил один из британских проарабских писателей Кристофер Сайке во вступлении ко 2-му изданию "Лоуренса Аравийского" Ричарда Олдингтона.
Легенда о Лоуренсе была окончательно развеяна в 1955 в великолепном "биографическом исследовании" британского писателя Ричарда Олдингтона. Его изыскания, политические и военные, были основаны на исследовании всем известных источников и, главным образом, на сочинениях самого Лоуренса и его поклонников. Исследования, которые стали возможными после раскрытия секретных британских документов тех лет[8], сделали эти сведения еще более весомыми.
8 Richard Aldington, Lawrence of Arabia, A Biographical Enquiry (2nd Ed. with an Introduction by Christopher Sykes, London, 1969).
После этого в Британии стало своеобразной модой писать о Лоуренсе с презрением и насмешкой, намекая на психоаналитические причины его отклонений. Легенда была развеяна. Однако осознание того, что в основе британской политики лежал миф, не повлекло за собой никаких исторических выводов. Миф о Лоуренсе в Британии связывали с той фальсификацией, с помощью которой провели французов после Первой мировой войны, обманули доверие еврейского народа, не выполнив данных обещаний. Это предательство имело далеко идущие последствия, оно вылилось в панарабское наступление на возрожденную еврейскую государственность, в страдания и кровопролитие, которые продолжаются по сей день.
Арабское восстание британцы представляли как поддержку союзника в борьбе против турок. В итоге поддержка оказалась ничтожной. Сам Лоуренс описал это восстание (в очередной раз истерически раскаиваясь) как "побочную линию побочного действия в спектакле". Шериф Хусейн призвал арабов к восстанию по всей территории Османской империи, на самом же деле никакого восстания не произошло вообще. Не было также никакого восстания арабов в рядах турецкой армии. Наоборот, арабы с воодушевлением сражались за своих турецких хозяев.
Об операциях "арабской армии" Олдингтон писал: "Говорить о том, что эти бессмысленные усилия и кривляния могли иметь какое-либо серьезное влияние на войну с Турцией, а тем более на мировую, по меньшей мере ... глупость". [9]
9 Олдингтон, стр. 209.
Восстание не вышло за пределы далеко от Хиджаза, который вообще не имел большого значения для Турции и "за пределы пустыни, прилегающей к расположению британских войск, откуда без особого риска можно было совершать небольшие набеги. За пределами этих районов, где действительно существовала реальная опасность и можно было нанести реальный ущерб, арабы ограничились разговорами и оговорками". [10]
10 Олдингтон, стр. 210.
Акции в самом Хиджазе не привели ни к каким результатам. Было захвачено несколько слабых турецких позиций, но турки не были изгнаны. В Медине они держались два года. В результате "были отвлечены от главной цели большие арабские силы: от 20 до 25000 членов различных кланов и небольшая регулярная армии всего в 600 человек... вынуждены были топтаться вокруг пригородов Медины и атаковать ту часть железнодорожного пути Дамаск - Медина, стратегическое значение которого было весьма незначительным". [11]
11 Олдингтон, стр. 177.
Террористические вылазки на хиджазском участке железной дороги были расписаны как самые знаменитые операции арабского восстания. Главной целью этих вылазок было уничтожить дорогу, по которой турки снабжали Медину. На самом деле набеги не были успешными. Разрушения быстро ликвидировали, ущерб не превышал того, который наносили железной дороге в мирное время племена кочующих бедуинов своими обычными набегами и разбоем. Когда генерал Алленби решил вывести из строя эту железную дорогу, он послал туда генерала Дони с воинской частью, и железную дорогу после их рейда долго не могли восстановить.
На последнем этапе войны британцы оккупировали южную часть Эрец-Исраэль. На горизонте появились признаки победы над турками. Приближалось время подвести итоги - что было и что не было достигнуто - и кем. И тут наступил последний фантастический этап "восстания".
"Великий прорыв Алленби в сентябре 1918 года дал [арабам] соблазнительную возможность истерически врываться в города, чтобы потом похваляться их захватом, в то время как британцы вели на подступах настоящие бои". [12]
12 Олдингтон, стр. 178.
Это делалось с определенной, заранее обдуманной целью и было частью соглашения между лидерами британской политики и их арабскими приспешниками. Было ясно, что арабское восстание провалилось, не став сколько-нибудь значительным событием. Вне Аравийского полуострова Хусейн не сумел привлечь никаких арабских сил. Несмотря на все уговоры Фейсала и Лоуренса, арабские кланы в Сирии отказывались принимать участие в войне. Ни один араб не поддержал восстания даже в тылу британских войск, наступающих на юге Эрец-Исраэль. Хиджазские регулярные части были малочисленны, а бедуинские племена, традиционно предпочитавшие обычные разбойные набеги, не могли помочь наступлению Алленби на территории Эрец-Исраэль и Сирии. Таким образом, существовала реальная опасность, что переговоры по поводу будущего этого региона останутся в рамках диалога между Британией и Францией, которые уже заранее пришли к соглашению о дележе трофеев.
В этом и заключалась дилемма британцев. Власть французов над частью региона, на которую Лондон дал ранее согласие, снимала с повестки дня позднее разработанный в Каире и Хартуме план о распространении британского владычества на весь регион. С этого времени главным направлением британской политики стало стремление "выдворить французов из Сирии, лишив их надежды... " (по словам Лоуренса)[13] или, как более откровенно выразился в британском правительстве лорд Мильнер, "вышвырнуть французов из Сирии"[14]. Если и была возможность сделать это, то только при поддержке требований арабов.
13 Letters of T. E. Lawrence (London, 1938), p. 196.
14 David Lloyd George, The Truth About the Peace Treaties (London, 1936), p. 1047.
В июне 1918 английское правительство решило эту проблему. Осмонд Уолронд, офицер разведки, прикрепленный к арабскому управлению в Каире, зачитал "семи сирийцам" заявление британского правительства. В этом документе правительство Британии обязывалось признать "полную суверенность любой арабской территории, освободившейся из-под власти турок в результате самостоятельных акций арабов". [15]
15 Это заявление официально никогда не публиковалось. Цитируется в книге George Antonius, The Arab Awakening (London, 1938), p. 271 (курсив наш).
Руководствуясь этим принципом, Лоуренс и шерифы торопились действовать, чтобы создать "прецедент". Арабский историк так подвел итог этим действиям:
"Любой город или укрепленный пункт, захваченный британской армией, который должен быть затем передан арабам, будет находиться под британской оккупацией до тех пор, пока арабы смогут взять власть в свои руки, и право оккупации будет принадлежать арабам". [16]
16 Мухамед Курд Али, Х'таб Эль-Шам (История Сирии). Дамаск, 1925, том 3, стр. 154; цитируется в кн. Эли Кадури, "Англия и Ближний Восток" (Лондон, 1956), стр. 21
Отсюда - безумная спешка арабов, торопящихся водрузить арабский флаг над городами, откуда англичане изгнали турок. Адри (Дреа) и Арам-Цова (Халеб) являют собой пример такого легкого захвата. В Дамаске же дело весьма осложнилось, и проделка не удалась.
Захват древнего Дамаска, который в седьмом веке стал столицей арабской династии Омейядов, должен был увенчать славой арабское восстание. Британцы хотели посадить на трон короля Фейсала, уроженца Сирии, до того, как французы, опомнившись, начнут протестовать. Британский главнокомандующий генерал Алленби дал приказ командирам объединенных британских, австралийских и французских сил, осаждавших Дамаск, не входить в город. Предполагалось, что можно будет полностью перекрыть отступление турок к северу от города. Только солдатам арабских шерифов разрешено было войти в город, заявить о захвате и провозгласить власть. Все это было заранее оговорено между британским военным министерством, Алленби и Лоуренсом[17].
