– Уже! Едут! Уже!

Они выбежали за ворота. Отсюда переправа не видна, лишь еле различимо синеют решетчатые хоботы кранов, но теперь недалеко от них поднялись вверх косые столбики беловатой пыли. Значит, по дороге шли машины, переправа заработала. Столбики росли, распухали, превращались в столбы, широкие хвосты, и вот уже перед ними стали видны маленькие черные букашки – машины. Они становились все больше, и казалось, что, приближаясь, они едут все быстрее. С грохотом пролетел первый самосвал, за ним, подпрыгивая, порожняком промчалась бортовая, опять самосвал, длинные, с прицепами, тяжеловозы… Рыча моторами, гремя, подпрыгивая и дребезжа, воняя бензином и соляркой, машины неслись мимо них. Здесь дорога становилась безопаснее – уже не было сбоку прибрежного лиманного болота, влево можно было съехать на грунтовку, и машины то и дело обгоняли друг друга, рявкали сигналами, подгоняя тихоходов, и нельзя было понять, то ли они догоняют что-то и никак не могут догнать, то ли убегают от чего-то и боятся, что убежать не смогут. Все скорее и скорее, и все мимо, мимо…

Показался бело-голубой автобус. Юрка ездил в таком. Внутри там здорово красиво, все железки блестят, а сиденья мягкие – как ни подбрасывает, все равно не больно. Лучше всего садиться спереди – там хорошо смотреть вперед и на водителя, как он в стеклянной будке крутит свою здоровенную баранку, или сзади – там сильнее всего подкидывает…

Автобус миновал поворот, на прямой начал набирать скорость. Ребята подбежали к обочине, но автобус даже не замедлил ход, обдал их пылью, брызнул из-под колес мелкими камешками и пролетел мимо. Значит, мамки и папки там не было. Следующий автобус пройдет только в час.

Они пошли домой, варить крабов. Крабы еще шевелились, но как только их бросили в кипяток, сразу перестали шевелиться и из буро-зеленых сделались бело-красными. Они оказались невкусными – Славка забыл посолить воду. И вообще еды там с гулькин нос – одни клешни. Папка говорил, что у раков есть хвост и в нем много белого мяса, у крабов же нет никакого хвоста, а много ли выдавишь из клешней и лапок. Да еще попробуй их разгрызть – твердые, как железо…

Жучка все так же бегала по ограде и гремела цепью – хотела есть. Славка бросил ей кусок хлеба, она поймала на лету и проглотила, не жуя. Дай ей, она и целую буханку съест. А что они будут есть, если мамка не приедет? Юрка наболтал ячменной дерти с водой. Жучка съела все, вылизала миску и спряталась в свою будку из ракушечника – солнце уже здорово припекало, а у Жучки черная мохнатая шуба.

Делать было больше нечего, но тут Митька одним словом напомнил:

– Тарантулы!

Вокруг палатки на бугре было много норок тарантулов. Юливанна тарантулов никогда не видела, но очень их боялась, и ребята обещали всех выловить. Юрка вылепил из смолы тоненькую колбаску, прилепил к ней нитку, и они пошли к палатке. Юливанна уже встала и готовила завтрак. Виталий Сергеевич сразу догадался, зачем они пришли.

– А, – сказал он, – истребители тарантулов? Ну, давайте, давайте, посмотрим, как это делается.

Они присели на корточках над ближайшей норкой. Большая и гладкая, она уходила вертикально вниз, будто кто вбил в землю круглую палку, а потом вытащил.

– Он там сидит и ждет; как кто сверху упадет, он сразу цап-царап – и съест, – сказал Славка.

Юрка спустил в нору смоляную колбаску на ниточке и начал слегка подергивать, потом рванул вверх. На колбаске никого не было. Юрка понюхал ее и скривился:

– Есть! Я почуял, как он ухватил, и вот – воняет.

Все, и Виталий Сергеевич тоже, понюхали, как воняет смола тарантулом.

– Юливанна, – сказал Юрка, – хочете понюхать, как тарантул пахнет?

– Юра! – укоризненно сказала Юливанна. – Ну зачем мне нюхать эту гадость?

Юрка улыбнулся и не сумел ничего сказать. Он ведь думал, что ей тоже интересно понюхать. Он поплевал на смолу – так полагалось, – снова опустил ее в норку, подергал и вдруг выхватил вместе с тарантулом. Он был буро-желтый, мохнатый и здоровенный, больше пятака. Паук отпустил смолу, упал на землю, но сейчас же приподнялся на задних лапках и задрал вверх передние.

– Смотри, сейчас бросится! – закричал Славка, и все отпрянули.

Юрка наступил на тарантула сандалией и раздавил. Разнеслась резкая вонь.

– Н-да, малоприятное создание, – сказал Виталий Сергеевич, – хотя даже он, наверно, нравился своей маме.

Они поймали еще четверых и забили их норы, долго и безуспешно пытались выманить из норы пятого, но тот был хитрый – за смолу хватался, но сейчас же выпускал, как только ее тянули вверх.

– Хватит, Виталий, – сказала Юливанна, – иди завтракать.

– Давай уж и храбрых охотников покормим.

– Не, мы не хочем, – сказал Юрка, – мы уже ели. Пошли, ребята.

Тогда Митька, который все время из-под опущенных век наблюдал за охотой, открыл глаза и сказал:

– Они совсем не храпят.

– Кто?

– Крабы.

Все засмеялись. Вчера Митька что-то спросил у Виталия Сергеевича, а тот сказал, что он все узнает, когда услышит, как крабы храпят. Юрка и Славка поняли, что Виталий Сергеевич сказал это в шутку – потому что как же могут крабы храпеть? – а Митька поверил.

– А ты слушал? – спросил Виталий Сергеевич.

– Ага, сегодня. А еще мы нашли дельфина. Дохлого.

– Ой, дядя Витя, – сказал Юрка, – я совсем забыл… Вам нужно лекарство? У дельфинов жир такой лечебный – все вылечивает. Дядьки из Поповки его перетопили, а когда кто болел – мазали. Он всех вылечивает. И овец, и коров. Пойдемте наберем того жира? – И он заулыбался во весь рот, заранее радуясь тому, что они сделают такое хорошее дело.

– Ну зачем мне это лекарство?

– Так вы же говорили, Юливанна больная… Может, и ее вылечит?

– Юра! – сказала Юливанна. – Ты все-таки думай, что говоришь. Я же не овца и не корова…

Славка осклабился, но сейчас же перестал улыбаться, потому что Юливанна рассердилась, а дядя Витя молчал, значит, он тоже был недоволен, и вообще получилось нехорошо.

И Юрка знал, что получилось очень нехорошо, даже совсем очень плохо, но ведь он ничего плохого не думал и не хотел, а хотел, чтобы было хорошо. И он опять не знал, что сказать, постоял, потом повернулся и пошел домой, а Славка и Митька пошли следом.

Славка попробовал дразнить его «коровьим доктором», получил по затылку, и они едва не разодрались, но Юрка драться не стал. Он не находил себе места от неловкости, не знал, как ее загладить, и вдруг вспомнил: он же оставил самого большого вареного краба! Он пойдет угостит их, и они перестанут на него обижаться. Юрка схватил краба и побежал к кустам тамариска.

Сожженная солнцем трава по краям бугра уже высохла, но под кустами, хотя и жиденькая, была тень, трава осталась зеленой и глушила шаги. Юливанна и Виталий Сергеевич сидели к нему спиной и не слышали, как Юрка подошел. Ему осталось три шага до стола, когда Юливанна сказала:

– Тебе еще не надоела твоя команда?

– Нисколько, славные ребята, – сказал Виталий Сергеевич.

– Не знаю. Малыш еще забавен, а этот Юрка… По-моему, он просто кретин. Одна эта вечная улыбка чего стоит… Впрочем, чего и ждать при такой наследственности. Отец алкоголик…

Она повернула голову, увидела Юрку и вспыхнула:

– Подслушивать гадко! И стыдно!

Виталий Сергеевич тоже оглянулся, увидел Юрку и начал медленно краснеть. Он всегда прятался от солнца, не загорел, поэтому отчетливо было видно, как покраснели у него и щеки, и виски, и уши.

Представляя, как они удивятся и обрадуются крабу, Юрка загодя начал улыбаться, и теперь он продолжал улыбаться, смотрел на краснеющего Виталия Сергеевича и чувствовал, что сам он тоже начал краснеть.

– Ты что, Юра? – стесненным голосом спросил Виталий Сергеевич.

– Вот, – сказал Юрка и протянул красного краба. Они оба были красны, как этот краб, а хуже всего было то, что Юрка понимал, что улыбаться глупо, нечему, но ничего не мог с собой поделать и продолжал улыбаться.

– А, угощение… Спасибо.