Мы все уговаривали Саидку спуститься как-нибудь с нами в подвал, но она ни за что не соглашалась - она боялась там испачкаться.             

Мы никак не могли выяснить, какой породы наша собака, а у ветеринарного врача мы забыли спросить. Дядя Джебраил сказал, что самые умные собаки на свете - это ньюфаундленды и, может быть, наша собака как раз ньюфаундленд, но он, дядя Джебраил, в этом сомневается, потому что, насколько ему из-вестно, в Баку есть только немецкие овчарки, доги и один буль-дог, а о существовании ньюфаундленда он ничего не слышал.

-Но это ничего не значит, - добавил он. - Вполне вероят-но, что наша собака и есть тот самый до сих отсутствующий ньюфаундленд.

Мы еще раз спустились в подвал, чтобы убедиться в этом. Собака была большая черная и умная. Самый настоящий ньюфа-ундленд. Мы так и решили, а дядя Джебраил улыбался.

И вот наконец наступил день, когда собака сама, без нашей помощи, поднялась по лестнице из подвала. Она шла по двору и жмурилась от яркого солнца, а мы все шли за ней и радовались. Собака слегка прихрамывала, но дядя Джебраил сказал, что это скоро пройдет и недельки через две мы возьмем нашу собаку на пляж. Он хотел еще что-то сказать, но в это время собака вошла в раскрытую дверь квартиры Ляфруз-ханум, а там в коридоре за столом сидела и завтракала Саидка. Собака подошла к ней и лизнула ей ногу, а мы стояли все у дверей и смотрели, как наша собака знакомится с Саидкой.

- Мама, - сказала плачущим голосом Саидка, - эта про-тивная собака всю меня облизала!

Из комнаты вышла Ляфруз-ханум. В руках у нее была палка с надписью "Кавказ". И, прежде чем мы успели что-нибудь ска-зать, Ляфруз-ханум ударила этой палкой собаку. Ударила два раза и не особенно уж сильно. Собака вышла из их квартиры и пошла к подвалу, а Ляфруз-ханум кричала ей вслед, что вот только ей не хватало, чтобы в ее квартиру приходили собаки, что всего она в этом дворе повидала, только этого не видела. Саидка тоже что-то говорила, но мы уже не слышали, мы побе-жали в подвал... Вечером собака издохла...

С этого дня все во дворе, даже те, кто не читал "Трех муш-кетеров", называли Саидку "миледи". И даже много лет спустя, когда умер дядя Джебраил, когда все мы стали взрослыми и разъехались из нашего двора, когда уже снесли дом, в котором выросли "мушкетеры", Саидка осталась для всех "миледи".

1968