– Это жена актера Виктора Домингеса, он только что бросил ее ради стюардессы из “Иберии”, – поспешил пояснить мне Гарсон.
Далее мы наблюдали занятный спектакль, что-то вроде отвратительной игры, в ходе которой журналисты ловко провоцировали гостью программы, добиваясь, чтобы она самозабвенно и без малейшего стеснения обличала бывшего мужа, который теперь превратился в ее врага. Хорошо разбираясь в человеческой психологии, а также правильно оценив скудные умственные способности своей жертвы, сидевшие полукругом журналисты задавали ей острые вопросы, стараясь коснуться самых больных точек – в уверенности, что в ответ она разразится потоком скандальных откровений. Так вот, когда ее довели до нужной кондиции и она стала описывать злодеяния мужа – например, что он был человеком вздорным, к тому же тайным пьяницей и нанял адвокатшу, чтобы лишить ее, бывшую жену, всяких средств к существованию, – пробил час Вальдеса. Теперь уже он ястребом кинулся на нее, разом превратив обвинительницу в обвиняемую. Хлопая глазами, я смотрела на этого мелкого мужчину с пронзительным взглядом и крючковатым носом, который, пылая праведным гневом, изрыгал фразы вроде такой: “А разве не правда, что это вы толкали его к бутылке, бесстыдно кокетничая с вашими общими друзьями?” Или: “Но ведь и вы тоже наняли адвоката, который действует под лозунгом «Все средства хороши» и не останавливается перед подкупом свидетелей?” Несчастная защищалась, как могла, нередко демонстрируя, что даже у набитых дур имеется орган, вырабатывающий яд, которым они очень ловко плюют в противника. Честно признаюсь, все увиденное показалось мне зрелищем возмутительным, оно заставляло почувствовать стыд за братьев по разуму и пожалеть, что волки стали видом на грани исчезновения, освободив место цивилизованному человеку.
Когда все это безобразие, все эти истошные вопли закончились, Гарсон молча перекрутил кассету назад и вопросительно посмотрел на меня:
– Ну и как вам?
– Мерзость и мерзость.
– Так и знал, что вы скажете что-то в этом духе.
– Но то, как отношусь к передаче лично я, не самое главное, Фермин. Хуже другое. Теперь понятно, что любой из этих людей – да, абсолютно любой из тех, кого Вальдес публично унижал, – мог его убить.
– Не будьте такой наивной, Петра, типы, которые идут в программу к Вальдесу, берут за это деньги и прекрасно понимают, что их ждет.
– Можно подумать, вам неизвестно, какие бездны порой таятся в потемках человеческой души. Да, верно, эти люди вроде бы были готовы на все, соглашаясь на роль добычи для свирепого тигра, а потом? Когда оставались наедине с собой у себя дома? Ведь они наверняка восстанавливали в памяти, обдумывали и прокручивали передачу шаг за шагом – туда и обратно. Готова спорить, что кто-то не смог смириться с навязанной ему ролью. Ну-ка, вообразите себя в шкуре человека, который пытается заснуть после того, как Вальдес выставил его на всеобщий позор. Разве не всплывут у вас перед глазами некоторые моменты программы, злобное лицо наскакивающего на вас Вальдеса, его подлые глазки, брызгающий слюной рот?
Гарсон задумался. Он восстанавливал в уме только что нарисованные мною мелодраматические картины.
– Ну, знаете!.. Если, конечно, взглянуть на это с такого бока!.. Ладно, значит, теперь, насколько я понял, мы склоняемся к версии убийства из мести?
– Минутку! Я ничего подобного не говорила! Ни к чему и ни перед кем мы не склоняемся. Просто, на мой взгляд, очевидно, что поиски надо будет вести там, где Вальдес работал.
– Но и про его бывшую жену не забывать.
– А также про дочку и про неведомую любовницу.
– Ни про кого и ни про что!
– Да, именно так. Давайте подумаем. Вы, Фермин, должны подготовиться к нашим визитам в оба журнала, где печатался Вальдес, а также на телевидение. Поинтересуйтесь структурой этих организаций, тем, где и кто был начальником Вальдеса, а кто – подчиненными, а еще – распорядком рабочего дня и тем, какими ресурсами он располагал для съемки своих программ.
– Редакции журналов находятся в Барселоне, а вот из-за телевидения придется ехать в Мадрид. Вальдес проводил там два дня в неделю – записывал передачу и возвращался в Барселону.
– Хорошо, переговорите с комиссаром Коронасом и введите его в курс дела, кроме того, нужно наладить связь с каким-нибудь мадридским комиссариатом. И узнайте, где останавливался Вальдес, наезжая в столицу.
– Я всем этим займусь, не беспокойтесь.
– Но есть еще одна вещь, которую мы оставляем без внимания.
– Что именно?
– Удалось вам узнать что-нибудь новое про киллеров?
– Нет, но я договорился завтра в десять утра встретиться с инспектором Абаскалем; именно у него и его помощников имеются все данные по наемным убийцам, и сейчас они изучают наше дело.
– Отлично.
– Правда, вы надавали мне столько поручений, что я вряд ли поспею к десяти.
– Я сама побеседую с Абаскалем. Надо как-то специально подготовиться к этому разговору?
– Да нет, просто послушайте, что он вам скажет, вот и все.
– За свою жизнь только это я и научилась делать как следует.
Мы тщательнейшим образом разметили план работы, потратив на это остаток воскресного вечера. И наверняка заслужили по медали, но так как никто нам их давать не собирался, с меня хватило внутреннего удовлетворения. Вернувшись домой, я хотела поскорее лечь спать, хотя и понимала, что если начну вспоминать сцены из просмотренной передачи, вряд ли сумею заснуть. Проходя через гостиную, я заметила мигание автоответчика и с большим удивлением услышала голос моей сестры Аманды:
Петра, позвони мне сегодня вечером, даже если вернешься очень поздно.
Я глянула на часы – было двенадцать ночи. В обычной ситуации мне и в голову не пришло бы звонить ей в такое время. Аманда была женщиной, во всем привыкшей к порядку и свято чтившей общепринятые правила. Она была замужем за известным хирургом, у них было двое детей-подростков. После свадьбы она перебралась жить в Жирону, где вела счастливую и спокойную жизнь домохозяйки. Она была на два года младше меня, однако всегда казалась взрослее и разумнее. Поэтому я так удивилась, прослушав ее сообщение с просьбой позвонить, как бы поздно я ни вернулась.
Голос ее звучал сдержанно и сухо.
– Что-то случилось? – спросила я с тревогой.
– Ничего не случилось, просто я хотела бы приехать к тебе на несколько дней, ты не против?
– Нет, конечно! Но учти, я не смогу освободиться от работы.
– Я на это и не рассчитываю. И мешать тебе не собираюсь.
– Я оставлю ключ в баре на углу. Когда приедешь, скажи им, что ты моя сестра, и никаких проблем не возникнет. А теперь все-таки признайся, у тебя точно все в порядке?
– Поговорим позже, – буркнула сестра, только усилив мое беспокойство.
Повесив трубку, я стала раздумывать, с чего это она так неожиданно решила навестить меня. Я перебрала кучу всяких вариантов, и под каждый можно было подвести вполне реальное и весомое основание: неприятности с одним из сыновей, тяжелый медицинский диагноз, измена мужа… При этом ничего глупого или легкомысленного мне в голову не приходило. Аманда была не из тех женщин, которые способны вот так с бухты-барахты в воскресенье перед сном придумать, что хорошо бы завтра съездить в Барселону и побегать там по магазинам. Но какой смысл строить догадки? Похоже, это у меня профессиональная болезнь. И я легла спать, прихватив с собой книгу, где не было и намека на преступления и на журналы, печатающие светскую хронику.
На встречу с Абаскалем я пришла за пятнадцать минут до назначенного срока. К моему удивлению, на пороге его кабинета мы столкнулись с Молинером – он как раз оттуда выходил. Значит, тоже решил проконсультироваться. Вероятно, и убийцей той девушки, чьей-то там любовницы, мог быть профессионал. Но по виду Молинера я бы не сказала, что он доволен результатами беседы.