— Это верно.
— А мне кажется, Соур… — вкрадчиво начал Сандр, — что при всей универсальности, ты бы не смог вступить в контакт с жителями этой планеты?
— Запрещено. Специальным параграфом Устава. Номер параграфа…
— Знаю-знаю. А все же?
— Почему вы пришли к такому умозаключению? — клюнул на приманку Соур.
— А потому, — сказал Сандр, — что при всей разносторонности заложенной в тебе информации, ты не сможешь понять живой организм, наделенный разумом, понять его психологию во время непосредственного с ним контакта.
— Полный курс возможных психологических положений записан в моей памяти. Вы ошибаетесь, Сандр.
— Это ты ошибаешься, Соур. Ты не задумывался над тем, почему не одних роботов посылают в космических кораблях? Даже на опасные для жизни планеты? Потому что в жизни возникают иногда такие ситуации, которые невозможно заранее предвидеть даже таким универсальным машинам, как ты.
— Я робот, а не машина.
— Извини, я не хотел тебя обидеть. Видишь ли, Соур, при общении с мыслящим, в достаточной степени разумным существом чаще всего важным бывает не то, что он говорит, а его интонация, мимика, движения — совокупность всех факторов непосредственного восприятия. Понимаешь?
— К чему вы клоните? — подозрительно спросил Соур.
— Мне в левую голову пришла одна мысль… Раз уж так случилось, что мы сели на эту планету, то почему бы не попробовать такой эксперимент: ты, создание лучших умов нашей Системы, первым вступишь в контакт с разумными этой планеты, тем более все данные о ней записаны у тебя в памяти. И тем самым докажешь, что и лучшие из роботов твоей серии способны вступать в общение с разумными.
— Это же запрещено параграфом вторым пунктом третьим, — неуверенно сказал Соур.
— Вот в этом и состоит различие между машиной и мыслящим существом, — пренебрежительно сказал Сандр. — Будь па твоем месте я или кто другой живой, то он бы не задумываясь согласился. Такой шанс войти в историю выпадает очень редко.
Робот страдал. У него так интенсивно мерцал глаз, что Сандру даже стало жаль его. Но еще больше он жалел себя.
— Но… — с запинкой сказал наконец Соур, — если я отвечу согласием, во мне сразу же перегорят предохранители и автоматически выключится система питания энергией. Я буду мертв.
— Да, это верно… — протянул Сандр, внутренне ликуя. — Об этом я и не подумал. Ладно, — после паузы сказал он и сделал вид, что решился, — беру на себя всю ответственность. Ты мне покажешь, где отключаются эти самые предохранительные клапаны, и я, фумпала с ними, отключу их.
— Вы опять нарушаете параграф, — машинально произнес Соур. — В общем, я тоже решился — каждый эксперимент требует жертв.
— С каждым твоим словом, Соур, я все больше и больше проникаюсь к тебе уважением. Ты действительно Совершенный робот. Так как же отключить предохранители?
— Да, решился я, — с чувством повторил Соур. — Сформулируйте приказ.
— И только? — удивился Сандр. — Отключать ничего не надо?
— Нет. Потому что я решил, что этот приказ логичен. Сформулируйте его.
— Я, пилот разведчика «Селман», приказываю роботу Соуру остаться на планете Х-II для непосредственного контакта с разумными.
— Вступать в контакт по возможности осторожно, стараясь не травмировать психику разумных, — добавил робот.
— Стараясь по возможности не травмировать психику разумных, — послушно повторил Сандр. — Все?
— Да. Когда вы за мной вернетесь?
— Три ску тебе достаточно?
— Достаточно.
— А как ты собираешься вступать в контакт? — с любопытством спросил Сандр.
— Я думаю, — коротко ответил робот и начал сокращаться в размерах. — До встречи.
— Желаю успеха! — злорадно крикнул Сандр в облако пара, которым окутался робот. — Передай мой привет разумным. — Он хихикнул. — Универсальная фумпала! Нет, лом ты мой железный, ни через 13 ску, ни через 100 ску я сюда не вернусь. И никто за тобой не прилетит сюда, потому что в Совете будет доложено пилотом Сандром, что робот Соур вышел из повиновения и выбросился в космос. И поверь мне — Сандр все преподнесет им в наилучшем виде, со всеми подробностями. Может быть, через 1000 ску ты поймешь наконец разницу между своей универсальностью и пилотом Сандром и почему все же для встречи с другими разумными посылают не роботов, какие бы они ни были, а живых и разумных…
— Сообщите о нашем решении в Совете, — неожиданно появившись в иллюминаторе, сказал Соур.
— Непременно. Прощай, Соур. — Сандр скорчил на обоих лицах страшную рожу счетчику морали и, прыгнув в пилотское кресло, торжествующе заорал: — Фумпала в степени и еще трижды!..
На счетчике, торопясь, одна за другой, выскакивали новые суммы штрафа. Но Сандру теперь на это было наплевать. Он уносился прочь, в глубину синего неба, а шутка, которую он выкинул с универсальным роботом, стоила несколько лишних цеталов…
…В голове у Хасана билась тупая ноющая боль. Иногда эта боль опускалась в пересохший желудок и вызывала сильную изжогу. Тогда Хасан тихо стонал и, морщась, отпивал из пиалы теплый шербет.
— Оййх… — Тугой комок снова подкатил к горлу. Хасан болезненно сморщился.
Пожалуй, они перебрали. Хасан вспомнил вчерашнюю пирушку у чувячника Али, того, что живет у пешеходной калитки Главных ворот. Уж слишком кисло было во рту. Последний кувшин был явно чужим для желудка. Можно было бы его оставить и на утро…
Он, кряхтя, встал и, шлепая босыми ногами по глиняному полу, вышел в маленький, огороженный глинобитной стеной дворик. Сморщив лицо, он посмотрел на солнце — оно стояло высоко. Вздохнув, он еще раз с нежностью вспомнил кувшин вина, который вчера так удачно обменял на полтаньги, и не спеша начал складывать сеть.
Сильно припекало солнце. Загребая ногами горячую пыль, Хасан не спеша двигался вниз по кривой улочке. Он сейчас мечтал только о том полкувшине вина, который заставит веселей бежать по жилам кровь, расклепает гудящую голову, освежит благодатной влагой пересохший рот и желудок и весело прищурит опухшие глаза. Но где достать, когда в кошельке нет даже полтаньги?..
Для начала Хасан направился к Кривому Абдулле, его лавка находилась совсем рядом, у серных бань.
Меняла Абдулла сидел у входа своей лавки и, почесывая локтем толстый живот, ел дыню.
— Мир дому твоему. Как дела, как торговля? — присаживаясь рядом с ним на корточки, издалека начал Хасан.
— Слава аллаху, — лениво ответил Абдулла и отрезал сочный ломоть дыни.
— Это хорошо, когда хорошо, — глубокомысленно заметил Хасан. — Хуже, когда плохо.
Кривой Абдулла молча продолжал есть дыню.
— И совсем никуда не годится, если у тебя дома сварливая и худая жена. Не жена, а горькая отрыжка шайтана.
— Возьми палку и побей, — равнодушно посоветовал Абдулла.
— Не могу, голова болит, — пожаловался Хасан.
— И жены у тебя нет. — Абдулла громко рыгнул. — Душа с аллахом разговаривает, — доверительно сообщил он вздрогнувшему от неожиданности Хасану.
— Хорошие у тебя отношения с аллахом.
Абдулла перестал есть дыню, повернул круглое лицо с бельмом на одном глазу к Хасану.
— Послушай, Хасан, если ты пришел просить у меня деньги, то зря мучил свои ноги.
— Мне надо две таньги. Только две таньги. Вечером я принесу тебе за них полную корзину рыбы.
— Когда принесешь, тогда и получишь, — снова принимаясь за дыню, сказал Кривой Абдулла.
— Одну таньгу, Абдулла! — В голове у Хасана переливали раскаленный свинец.
— Вы что, сговорились с чувячником Али? То он с утра приходит клянчить деньги, теперь ты. Я чеканю их? Убирайся!
— Аллах тебя покарает, Кривой Абдулла, — поднимаясь, сказал Хасан. — Ты скоро лопнешь от жира, как созревший чирий на холке моего осла…
— Пошел-пошел, оборванец! А то сейчас людей позову!..
Хасан забрел еще к нескольким соседям, но сегодня его везде постигала неудача — у одних тоже не было за душой ни таньги, другие жадничали, третьи молча закрывали дверь. Солнце продолжало нещадно палить. Город вымер, впав в послеобеденную спячку. Вконец расстроенный Хасан наконец решил идти ловить рыбу. Проходя мимо Главных ворот, он зашел к чувячнику Али.
