- Поднимешься по этой лестнице на следующий этаж. Пройдешь прямо, вдоль панно, увидишь воздушную лестницу, поднимешься по ней и повернёшь направо. Там и будет кафедра.

Денис кивнул, пытаясь запомнить. Ладно, если что он спросит у кого-нибудь…

«Воздушная лестница, панно, - усмехнулся он, - действительно, другой мир… Так, ну и где же?». На втором этаже была ещё одна огромная зала. Слева – ряд длинных окон, тянувшихся от пола и до потолка. Справа… А справа, вероятно и было то самое панно. Большая картина занимала всю стену. Денис невольно замедлил шаг и присмотрелся к розовым и коричневым потускневшим краскам. В центре картины была изображена женщина. Она сидела на стуле и прижимала к себе младенца. Её ласковый взгляд был обращён только на него, словно женщина не замечала собрания вокруг. В нескольких метрах полукругом стояли столы, за которыми собралось большое количество мужчин разного возраста. По их напряженным лицам, вопросительно приоткрытым ртам, глазам обращённым друг к другу и женщине можно было понять, что они что-то горячо обсуждают. Что?.. Картина тоже была частью другого мира. Непонятной частью. «Надо будет спросить у Нади, как она называется» - мимоходом подумал Денис, и, повернув голову, увидел перед собой лестницу посреди залы, ведущую на третий этаж. «А, это, наверное, и есть воздушная лестница!» - подумал он и посочувствовал бедным студентам, которым приходится столько ходить. У него университет поменьше…

Поднявшись, он увидел ворота, над которыми краснели буквы: «Деканат педиатрического факультета». Ребята говорили, что нужно свернуть направо… И точно, здесь над входом в длинный бело-серый коридор, красовалась надпись: «кафедра латинского языка». Денис облегченно выдохнул и прислушался к звукам, доносившимся из закрытых дверей: за одной из них занималась Надина группа. Вынул телефон, посмотрел на часы: скоро должно закончиться занятие… Хорошо… Только нужно не пропустить.

Пусто. Тихо. Скучно. Равнодушно горят лампы. Чтобы занять время, Денис подошёл к стенду с надписями и стал их читать: «Занятия в аудиториях. Отлично, у Нади – в третьей… Какие-то статьи… Латинские высказывания…» – он хмыкнул, присмотрелся к непонятному шрифту. Машинально пробежал по переводу внизу каждой фразы: «Врач, исцели себя сам!» - Денис усмехнулся, вспомнив толпу курящих студентов возле парадного входа… «Управляй своим настроением, ибо оно, если не подчиняется тебе – повелевает» - интересно, надо запомнить… Последняя фраза почему-то зацепила его: «Светя другим – сгораю сам». Денис внутренне напрягся: красиво, конечно, сказано, но он не собирался сгорать. Не хотелось – раньше времени… Разве нельзя светить, не сгорая? Или и вовсе не светить, кто они ему, эти «другие»? Наверное, это для докторов фраза. Они ведь кучу времени проводят с больными, отдают им свои силы. Не все, конечно, но есть и такие… «Постой, а пилоты не отдают, что ли? Рейсы порою занимают много времени, а если какая-нибудь аварийная ситуация… Порой не только силы, но и жизни… А если – не гражданские, а испытатели? Там вот действительно можно сгореть за одну секунду. В буквальном смысле… Но вот нужно ли это другим?». Его матери точно такое не нужно… Наде, наверное, тоже. А зачем тогда?

Внутренний спор закончиться не успел: распахнулась дверь, и притихший коридор оживился гулом толпы первокурсников. Они вывалились в него, как маленькие рыбки из банки-аквариума – в море. Они смеялись – на сегодня это была последняя пара.

«Так, и где же Надя?» - встревожено подумал Денис и хотел было уже уточнить у кого-нибудь, какая это группа, как вдруг увидел её, выходившей из кабинета с какой-то девчонкой. Надя кивала, внимательно слушая её, а коричневые непослушные колечки, подпрыгивая, рассыпались по коротенькому белому халатику. В нём она была очень стройной. Красивой… Денис услышал её голос и почувствовал, как у него вырастают крылья.

- Надя! - окликнул он её.

Девушка оглянулась.

- Динька! – засветилась она. И Денис понял, как же он соскучился по её улыбке, худеньким плечикам, нежным щечкам, по усталым, но сияющим недоверчивой радостью, детским глазам. По ней… Вот кого не хватало ему эти три дня!

- Держи, - он отдал ей цветы. Надя уткнулась в них носом.

- Ох, Динька, - тихо восхитилась она. Денис тоже засиял. И почему-то смутился:

- У нас сегодня нет занятий. Может, погуляем?

… Цепкие сумерки сиреневой акварелью залили оживлённые улицы. Город зажёгся миллионами фонарей. Брызги на гладком асфальте отражали их разноцветными каплями. Уютно светились вывески магазинов. Тёплый пар окутывал выходивших из метро людей, таял, превращаясь в сырость, размывающую краски. Мокрые палатки сувениров собирали одиноких приезжих. В вечернем небе красными каплями алели звёзды Кремля.

Денису нравилось всё: и суета вечернего метро, и притихший в осенней дрёме Александровский сад, и редкие озябшие скелеты деревьев, и мокрые ровные кирпичики площади. Надя улыбалась и держала его руку тёплой своей ладошкой. «Как маленькие», - мелькнула у него мысль, но сейчас ему это тоже нравилось.

Они решили поехать на Красную площадь: Надя захотела. Для неё это было в диковинку, она рассказывала Денису, как в школе, зимними вечерами мечтала побывать там и увидеть всё вживую. Ну и отлично: оттуда можно пройти до Третьяковской. Это её ветка, Наде потом удобнее будет возвращаться, а дорога красивая: там и цветные фонтаны, и мостик влюблённых с бесчисленным количеством замочков, и Репинский парк, где по вечерам собираются неформалы, и крутят огоньками на длинных верёвках, выделывая разные фокусы. Ему всё равно, где гулять, а Наде – будет интересно. Почему-то очень хотелось её обрадовать…

Между зданиями московского музея искрилась жёлтыми звёздами маленькая часовенка. Денис бы не заметил её, если б не Надя. А она – удивилась:

- Ой, давай зайдём!

Денис пожал плечами.

- Зачем?.. Ну давай.

Часовня согрела их тёплым светом множества мерцающих свечей. Денис встал возле входа, наблюдая, как Надя подошла к большому образу, постояла перед ним, зажгла ещё один огонёк. Добрые, ласковые глаза Матери смотрели на Дениса, как живые…

Когда они вышли из храма, Надя смущенно спросила:

- А ты не веришь в Бога?

Денис покачал головой:

- Не знаю… Наверное, нет. Я особо не задумывался. А когда задумывался – ни к чему не приходил…

Надюшка быстро посмотрела на него. Осторожно спросила:

- О чём задумывался?

- Ну… - Денис усмехнулся, - о Боге. О нас. О том, нужны ли мы Ему, если Он есть…

- Понятно…

- Мне всегда становилось грустно от этих мыслей. И я решил больше не думать об этом.

- Грустно? Динь, а почему?

Денис сбавил шаг. Посмотрел в Надины глаза. Она смотрела на него с интересом. С участием. Без насмешки.

- Потому что… В мире столько пакостей. Каждый день умирают люди. Почему Бог допускает это?

Слова белым паром тревожили плотный осенний воздух. Надя вздохнула. Помолчала, потом сказала негромко:

- Денис, а ты уверен, что там им будет хуже, чем здесь?

Он сбился.

- Нет… Но я и не уверен в существовании другого мира. Даже если и допустить, что он есть и там им лучше, то почему Бог обрекает их здесь на мучения? Зачем?!

- Разве Бог?

Денис хмыкнул. Посмотрел на свои забрызганные кроссовки, машинально отмечая: хорошо, что они не промокают…

- Не, ну я понимаю, что люди дураки! Не все, конечно, - быстро поправился он, - но есть такие. Но почему, почему, Он их не остановит? Ведь так горько смотреть, как мучают другого…

- А ты уверен, что Он не пытается их остановить?

- Не знаю. А ты сама как думаешь?

- Я думаю, что пытается. Только вот мозги у человека так сразу не поменяешь… - грустно сказала Надя, - а намёки почему-то замечают не все...

- Но Он ведь всё может…

- Может... Но если бы Он так сразу перенаправлял нас – мы были бы управляемые биороботы…

Денис усмехнулся.