Небо потемнело и нахмурилось. Сверкали молнии, гремел гром. Пламя костра осветило мое лицо, и я заорала: «Нет, буря, ты меня сегодня не получишь! Сегодня я иду за тобой!»

Я бросилась ей навстречу, вопя во все горло, чтобы выкричать слезы и гнев на того, кем оказался мой Охотник. Буря заметила меня, заглянула мне в глаза и даже глубже – в самое сердце. Она поняла, что я иду за ней, желая наказать за то, что она оставила меня с Крегаром. Поняла и трусливо отступила. Белые облака разошлись в стороны, приоткрыв тонкую линию голубого неба, указывающую на север. Туда, где мои мама и папа, их богатство и мой новый дом.

Буря дала мне спокойно уйти. Я не поблагодарила ее и даже козла в ее честь не зарезала, как некоторые тут делают. Она мне кое-что задолжала, после того как бросила прямо в пасть детоубийце по имени Крегар Холлет. Гнев затуманил мой разум, и я даже не подумала спрятать или запутать следы. Вот дура! Не сообразила, что Крегар за мной пойдет.

Мусса нашлась

ДЕСЯТЬ ДНЕЙ я шла прямо на север. Иногда оборачивалась и видела черный дым от сгоревшей хижины на фоне голубого неба. На четвертый день он стал белым – значит, огонь окончательно погас; а на шестой я и вовсе его не увидела. Мой дом исчез, и я поняла, что хотел мне сказать лес: у меня никогда и не было дома. Если все, что мне рассказали об Охотнике – правда, то надо бежать без оглядки, потому что я все еще слишком близко к нему. Меня по-прежнему мучили сомнения, что Лайон ошиблась, я думала, что надо вернуться и найти мужчину, которого называла папой. А потом перед глазами вставали высохшие скальпы, и я понимала, что она права. Все ее слова – правда. Потому я продолжала идти.

Здесь росли уже совсем другие деревья – высокие, тонкие и разлапистые. Лето умирало, и было уже достаточно прохладно, чтобы не потеть, но не так холодно, чтобы отморозить пальцы, потому идти было легче. Я шла вдоль реки Мусса, спала на земле и охотилась время от времени, чтобы не умереть с голоду. На третий день мне до смерти надоели белки, и я устала спать на камнях. Вся живность попряталась. Никто не шел в мои капканы. Однажды сработала ловчая яма, я кинулась туда, но какая-то крупная тварь первой добралась до моей добычи. Лес был против меня.

Я скучала по Охотнику. Сейчас мне не стыдно в этом признаться. Да, я скучала по нему тогда. Даже думала вернуться и поискать его. Вот только нашей хижины больше не было, и я не представляла, где Охотник. Я еще подумала: «А вдруг он за мной пойдет», но потом решила, что он сейчас слишком занят. Прячется от Лайон с ее револьвером.

А потом перед глазами вставали корчащиеся в огне черные волосы и татуированное лицо на плакате. Я вновь и вновь повторяла себе одну и ту же ложь. Охотник мертв. Крегар Холлет убил его. Чертов ублюдок убил моего папу! И мне становилось легче.

Через десять дней склоны, по которым я взбиралась, стали крутыми, и я поняла, что нахожусь в самой высокой точке долины. Река превратилась в ручей и скрылась за одной из вершин. Так далеко я никогда не заходила. Я и представить не могла, что Мусса может быть такой узкой. Она извивалась между камнями, словно старая змея.

Забраться на крутой склон я не могла, да и не хотелось уходить далеко от реки. Крегар учил меня держаться поближе к воде. В природе без нее не выжить. Без еды ты помрешь через три недели, а вот без воды – через три дня, и то будет жестокая смерть. Сначала начнет болеть голова, потому что мозг высасывает всю воду из тела, да так, что ты готов камни грызть. А потом ты начинаешь видеть всякие вещи. Вот это самое плохое. Тебя убивает не жажда, а мысли о том, что любимый человек стоит на краю утеса, и ты уже мчишься навстречу, раскинув руки. Ты вообще ничего не соображаешь и падаешь. Сколько я улыбающихся трупов видела на дне каньона Коутс! Лес жесток, но они сами виноваты – если уж отправляешься в путь с пустыми руками и пустой головой, то поделом тебе.

Я наполнила водой старую флягу Крегара. Ту, что он во времена Конфликта раздобыл. Наверное, забрал у солдата, которого убил. Так же как и винтовку. На день мне воды хватит, если пить помаленьку, а больше и не понадобится. Я хотела подняться повыше и осмотреться, а потом пойти назад, к тощей Муссе.

Ничего у меня не вышло.

Длинная и широкая каменная стена повернула в другую сторону от реки. Везде, куда ни посмотри, росли одинаковые деревья. Тут до меня дошло, что я забрела в один из Фальшивых лесов. Деревья здесь вырубили когда-то, а потом высадили новые – прямыми бездушными рядами. Они все одинаковые, земля плоская, словно поверхность озера, а воздух наполнен тошнотворным запахом хвои. Вот как здесь дорогу найти? Неба не видать из-за густых листьев, но я прикинула – раз сверчки уже начали трещать, то скоро вечер. Я старалась идти так, чтобы каменная стена всегда была справа. Я не теряла ее из виду и даже могла прикоснуться, если надо. В Фальшивых лесах главное – не сбиться с пути.

Мусса вот за этим хребтом, повторяла я себе. Прямо за хребтом.

Однако ее там не было. Ее нигде не было. Наверное, спряталась под камнями от солнца и медведей. У меня в груди все сжалось. Ночь наступала быстро, а я оказалась совсем не там, где хотела. Воды оставалось всего на два пальца, и ко мне потихоньку начал подкрадываться холод.

А потом я увидела то, от чего душа ушла в пятки. В двадцати футах к северу росло дерево, совсем не похожее на другие. Оно сразу бросалось в глаза. Жесткая, бурая кора была содрана, и обнажилась желтая сердцевина. Оголенный участок ствола начинался где-то на уровне моих коленей, и заканчивался у меня над головой. Я подошла ближе, трясясь как осиновый лист. Земля вокруг превратилась в грязь, хотя за неделю ни капли с небес не упало, а трава и мох были вытоптаны и уже засохли.

Я прижала руку к стволу, молясь, что не найду там того, чего искала.

Древесина была еще теплой. Моя кровь вдруг стала холодней, чем талая вода. Я сняла с сучка клок бурой шерсти и потерла в пальцах. Я отлично знала, что это такое.

Медвежье чесальное дерево! Медведь большой, футов восемь будет, если на задние лапы встанет. Следы вели на северо-восток, а мне как раз туда и надо. Раньше я уже охотилась на медведей, даже убила одного, но с винтовкой, да и Охотник всегда рядом был. А тут в одиночку, только с ножом… Вот зараза!

Тут я поджала хвост. Посмотрела на юг, откуда пришла. Прикинула, что должен быть путь через горы. Надо пересечь Муссу и пойти по другой стороне. Однако я целый день шла на север, и воды почти не осталось. Я «вложилась» в это дело, как сказал бы Охотник. Медвежьи следы – широченная лапа и когти, длиннее, чем мои пальцы – вели вверх по склону. Мусса наверняка за этой горой. А медведь далеко от чесального дерева не отходит.

Пока я там стояла и прикидывала, что к чему, опустилась ночь. Тропа исчезла, и стало так темно, хоть глаз выколи. А медведи-то в темноте видят лучше, чем я. Я обругала себя последними словами. Забрела в медвежью страну, огня развести нечем. Ни приюта, ни надежды.

– Вот дерьмо, – сказала я, испугав какого-то мелкого зверька.

Где-то в вышине заухал филин, вышедший на ночную охоту. В этом лесу ты или охотник, или жертва. Раньше и я была крупным хищником, а теперь шансов против голодного гризли у меня не больше, чем у хромого кролика. На открытом пространстве я стала легкой добычей. Я всматривалась в темноту и видела то, чего лучше не видеть. Куст казался медведем, сухой пень – глядящим на меня волком. Куда не глянь – везде смерть. Сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди.

Заметив небольшую груду камней у подножия каменной стены, я поспешила туда. Дождя не было почти неделю, трава и листья высохли, из них теперь отличный фитиль получится. В полной темноте я начала вслепую шарить по земле и наскребла небольшой пучок. Представляю, как глупо я выглядела.

Паника сжимала грудь. Времени совсем не осталось. Если окажешься в лесу после заката, первым делом запали костер. Без него ты легкая добыча.