Пенелопа несколько секунд смотрела мне в глаза, затем кивнула.

– А ты?

– За меня не волнуйся.

Я сняла куртку, ботинки и носки и запихнула их в рюкзак. Здоровой рукой, которая с другой стороны, не там, где поломанные ребра, я буду держать его над головой.

– Держись рядом и не тормози.

Я шагнула в ледяную воду, и бок вновь заныл.

За моей спиной Пенелопа подоткнула платье до талии и сняла туфли. Она неловко держала их в поднятой руке, а второй цеплялась за поваленный ствол. Я слышала, как она выдохнула, когда вода дошла до задницы, а потом выругалась, когда вода поднялась на пару дюймов выше. Мне уже доводилось слышать такие слова. Однажды охотник загнал в палец рыболовный крючок. Он проклинал небеса и всех людей на Земле. Я смеялась до упаду, пока тот крючок вырезала.

Я вытащила нож и теперь использовала его как медведь – когти. Сколькие камни так и норовили вывернуться из-под ног. Ручей становился все глубже – вода почти добралась до моих повязок. Я не сдержалась и застонала, когда холод обжег синяки.

Грянул раскат грома.

– Быстрее, – крикнула я и всадила нож в дерево.

Слишком глубоко.

И слишком резко вытащила.

Ствол треснул. Один из камней, державших его, сдвинулся с места.

Время будто замедлилось.

Я швырнула рюкзак с вещами на берег и рванулась к Пенелопе, чувствуя, как трещат ребра. Она изо всех сил пыталась оттолкнуться от бревна, но оно уже разворачивалось по течению, увлекая ее за собой.

– Элка! – вновь и вновь выкрикивала она, борясь со стволом и с течением.

Над головой раздался удар грома, но мне сейчас было не до бури. Только бы вытащить Пенелопу.

Однако я никак не могла до нее дотянуться. Ствол крутился и переворачивался, затаскивая девушку под воду. Он тащил ее к бушующему потоку и острым камням.

Я вылезла из воды и помчалась по берегу, но река неслась слишком быстро, а я была ранена. Белое платье терялось в белой пене.

– Пенелопа!

Ствол застрял между двумя камнями, и я бросилась в воду. Через секунду я заметила в пене светлые волосы и бледную руку. Дерево с жутким треском начало ломаться под напором воды.

– Пенелопа! Отпусти чертово бревно!

Треск стал еще громче – теперь он напоминал барабанную дробь. Пенелопа не разжала рук. Она уткнулась лицом в ствол, цепляясь за него изо всех сил.

– Чертова дура! – рявкнула я. – Отпусти!

Вот упрямая фифа!.. Волна ударила в бок, и в глазах потемнело. От холода, боли и безумной усталости закружилась голова. Голые ноги скользили на камнях.

Я схватила руку Пенелопы.

– Я держу тебя! – завопила я, стараясь перекричать шум воды. – Отпусти!

Пенелопа взглянула на меня безумными красными глазами. Сперва мне показалась, что она не узнала меня, но потом она очнулась и отпустила бревно. Мы сражались с течением, и я обнимала ее за талию, стараясь не выпустить. Я забыла про свои ребра. Не думала о том, что им не понравятся мои выходки.

Мы выбрались на берег, и я сразу начала скидывать одежду.

– Снимай платье, быстро, – рявкнула я, когда увидела, что Пенелопа прижимает к себе туфли. Потом заметила, что у нее по ноге течет кровь из жуткой рваной раны под коленом. Природа всегда возьмет свое.

Раздался треск. Ствол лопнул как раз в том месте, где за него держалась Пенелопа, со звуком, похожим на щелчок резиновой ленты. Течение понесло его на камни. В воздух полетели щепки, и река тут же их поглотила.

Мы не сказали друг другу ни слова.

Разделись до белья и бледные, покрытые гусиной кожей, начали прыгать, пока звезды из глаз не посыпались. Затем помчались туда, где я бросила свой рюкзак. Я вываливала из него все, пока не обнаружила деревянный ящичек преподобного.

– Найди несколько сухих веток, только с деревьев не обрывай, и несколько сучьев потолще, – сказала я, выдыхая пар. Пенелопа не стала спорить.

Вновь загремел гром, весь мир закачался. Быстро… огонь… нужно разжечь огонь… найти укрытие и забиться туда. Сейчас! Немедленно!

Я открыла сундучок трясущимися руками, чтобы убедиться, что кремень и шерсть не намокли. Слава богу, сухие.

Я перетащила все в пещеру и обнаружила, что она уходит далеко в глубь холма. Собрала побольше веток и расчистила место рядом со входом, но подальше от дождя. На мне ничего не было – только белье, меня трясло, а зубы цокотали, словно любопытные птахи. Я дышала на руки, пытаясь согреть их.

Солнце садилось, и небо потемнело перед бурей. У меня оставалась всего одна попытка.

Я разорвала на кусочки вощеную бумагу, сложила побеги и веточки на поросшей папоротником площадке и сверху положила железную удочку. Несколько глубоких вздохов. Главное, чтобы руки не дрожали.

– Давай, Элка, – сказала я себе.

Я ударила кремнем по железу, и на бумагу посыпались искры. Еще и еще раз, пока она не вспыхнула. Аккуратно, словно больному цыпленку, я скармливала костру побеги и веточки. Вскоре дрожащая Пенелопа принесла несколько толстых веток, которые успели высохнуть после дождя, и огонь заревел.

Я сняла бинты, чтобы просушить их вместе с одеждой, и на глаза навернулись слезы. Хотя после купания в холодной воде отек на боку спал, черно-фиолетовый синяк все еще выглядел ужасно. Он тянулся от живота до середины спины. Интересно, а моя кожа станет такой, как раньше?

Проклятый Колби!

Потом я заметила, что Пенелопа не сводит с меня взгляда, а лицо у нее испуганное.

– Что? – спросила я.

– Шрамы… – пробормотала она. Те самые, которые мне от преподобного достались. Если честно, я о них вообще забыла. Они были неглубокими, быстро зажили.

– Долгая история, – сказала я, улыбаясь. – Однако интересная.

Пенелопа устроилась поудобнее на плоском камне и попросила меня рассказать.

– Они мне достались от человека, который потом получил по заслугам. Чертов ублюдок.

Я рассказала ей про ферму Мэтью, про его чили. Рассказала про преподобного. Представляете, я-то думала, что рядом с божьим человеком я в безопасности.

– Прикинь, как я удивилось, когда проснулась в подвале с голой задницей.

Пенелопа рассмеялась – я в первый раз слышала такой смех. Словно колокольчик, звенящий среди шумной толпы.

– Он разрезал меня от плеча до плеча, потом от шеи до задницы. А потом… кто-то пришел и перерезал ему глотку.

– Кто?

Я вспомнила ноги, запах леса, голос, исполненный горечи.

– Не знаю, но всю дорогу до Генезиса я надеялась, что мне удастся пожать ему руку.

– Генезис? – побледнев, повторила Пенелопа.

– Да, одна дыра неподалеку от того озера.

Она кивнула.

– Я там Джеймса встретила.

Я поняла.

– Он умер и больше тебя не тронет.

Однако я знала, что мертвецы на самом деле иногда не умирают. Я все еще слышала дыхание Кабана и, когда закрывала глаза, видела его слюнявую морду.

Небо потемнело, загремел гром, отозвавшись дрожью у меня в костях. Ветер гнул деревья, было слышно, как ломаются ветки и трещат стволы. Повезло, что сейчас у меня над головой каменная крыша.

Пенелопа придвинулась ближе к костру и прислонилась спиной к стенке. Она выжала волосы и пыталась сушить их над костром, осторожно, чтобы они не вспыхнули. Кровь на ноге она вытерла и перевязала рану полоской ткани.

– А почему судья Лайон за тобой охотится? – ни с того ни с сего спросила она.

У меня аж сердце подпрыгнуло.

Шум леса, плеск воды, потрескивание веток в костре, шорох мелких тварей и жужжание насекомых – все звуки вдруг стихли. Я слышала лишь, как кровь пульсирует в ушах, да в небесах хохочет гром.

– Я в Генезисе не только Джемса встретила, – сказала Пенелопа.

– Не знаю никакой Лайон, – ответила я, скаля зубы. Рука потянулась к ножу.

– Не прикидывайся. Мы же с тобой вроде как танцуем. Ты спасаешь меня, я спасаю тебя, потом я тебя и опять ты меня. – Она кивнула на реку.

– И что с того?

Могу поспорить, Пенелопа заметила мою ярость.

– Я видела твой портрет в Эллери. Если бы я не подошла, та толстая женщина тебя арестовала бы.