Никто не бросился мне на помощь, никто не отозвался на мои крики, и скрипа половиц я тоже больше не слышала. В сердце потихоньку вползал страх. От мысли, что я отсюда не выйду, мне стало холодно.

– Зло должно быть очищено! – воскликнул Мэтью.

Он засунул руку в мешок, и послышался странный скрипучий звук – словно снег захрустел. А потом я завопила – он сыпанул мне на спину пригоршню соли и втер ее в глубокие порезы. Я больше не могла ни о чем думать, ничего не видела и не слышала – просто орала во всю мочь. Когда поняла, что он опять полез в мешок за солью, то изо всех сил заколотила цепями по железному столу.

Голову окутывал туман. Я сражалась с болью, с бешенно бьющимся сердцем и с самой смертью. Этот сукин сын почти убил меня. Разрезал и оставил истекать кровью.

И вдруг мой нож, покрытый моей же кровью, упал на пол. Нет, мне не почудилось. Кто-то плеснул мне на спину теплую воду, и она смыла кровь и соль с порезов, прекратив мои мучения. Вот только в голове не прояснилось. Я не понимала, что происходит, где я. Думала, что сейчас я проснусь в лесу, на берегу Муссы, мокрая после купания…

В горле у Мэтью забулькало, он что-то несвязно пробормотал и рухнул на пол прямо у меня перед глазами. Кровь фонтаном ударила из перерезанного горла. Может, мне это приснилось? А вода на спине?.. Я увидела чьи-то ноги. Человек обошел вокруг стола, и я почувствовала запах леса. Двигался он тихо, как волк, подкрадывающийся к добыче. Я в лесу, точно в лесу.

– Привет! – пробормотала я непослушными губами, чувствуя под пальцами влажную комковатую землю. Пробормотала или просто подумала, не знаю. Какой бы бог здесь ни правил – он жестоко наказывал меня. Я умирала. У реки или на том чертовом железном столе – я умирала. Я все повторяла и повторяла про себя, что сейчас умру, а потом открыла глаза – не знала, что они были закрыты, – и увидела на полу Мэтью. От ужаса у меня язык отнялся.

В голове прояснилось. Я словно вынырнула из воды, отплевываясь и отчаянно хватая ртом воздух. Перед глазами кружилось. Я ничего толком не могла рассмотреть, а если бы и рассмотрела, все равно бы не поняла, что к чему.

В комнате кто-то был. Охотник пришел забрать меня домой? Нет, откуда ему здесь взяться. Может, какой-то добрый человек или один из врагов преподобного. Через пару минут до меня дошло, что незнакомец что-то говорит. Что-то вроде «убийство» и «геенна огненная». Он выражался прям как преподобный, но после наркоты и соли я не могла толком ничего разобрать. Лишь размытые очертания ног прямо перед глазами. Вы когда-нибудь пытались опознать мужчину по ногам? Нелегко, скажу я вам, особенно когда тебя опоили какой-то дрянью.

Кто бы то ни был, он отвязал мне одну руку и одну ногу. А я лежала и боялась пошевелиться.

Незнакомец наклонился надо мной – я почувствовала тяжесть его тени – и поцеловал меня в макушку. Меня передернуло. Однако в его поцелуе было столько доброты, что в голове вновь все перемешалось. Да раньше я бы березу зубами перегрызла, чтобы только Охотник меня так поцеловал. Не знаю, боль была тому причиной или соль, а может, запах смерти, исходивший от Мэтью, но от того поцелуя желудок скрутило в тугой узел, а по телу побежали мурашки.

Незнакомец склонился к моему уху, и от его слов меня будто окатило ледяной водой. Они были полны яда и злости.

– Подумай, почему я тебя не убил.

Потом он поднялся по ступеням, и я услышала, как заскрипели половицы. Все стихло. Крупные слезы полились из глаз, и я зарыдала, словно ребенок, ударивший пальчик. Не знаю, сколько я лежала на том столе, трясясь от страха; по-моему, целую вечность. В доме было тихо – ни скрипа половиц, ни звука открывающихся дверей. Цокота лошадиных копыт я тоже не слышала. Тишина окутывала меня, словно снег.

Я попыталась встать, опираясь на свободную руку. Порезы лопнули, брызнула кровь, и соль вновь попала в раны. Я тихо зашипела сквозь зубы. Забавно, однако, – сижу голышом в подвале черт знает у кого, с ног до головы покрытая кровью. Хотя думала я тогда совсем о другом. Кто, черт возьми, меня спас? Какой-то псих, который случайно проходил мимо?.. У меня аж голова разболелась от таких мыслей. Тот незнакомец много болтал, но все его слова растворились в тумане, кроме последних: «Подумай, почему я тебя не убил».

Черт, откуда мне знать? Да и, по сути, какое мне дело? Ты же не станешь спрашивать медведя, почему он тебя не съел. Повезло и повезло. Будешь задавать слишком много вопросов – спугнешь удачу.

Вот что я тогда себе говорила. Однако моя темная половина, которая хранила запертые в памяти секреты, ни на минуточку мне не поверила.

Я встала на колени, чувствуя себя как сокол с перебитым крылом. Второй рукой я пошевелить не могла. Меня трясло – то ли от страха и боли, то ли оттого, что я голышом сидела в подвале, а до зимы совсем недалеко.

Цепь на второй руке крепилась к железной скобе, и я быстро от нее избавилась. Земляной пол пропитался кровью; теплая грязь просачивалась между пальцами ног, словно я шагала по летнему мху. А потом я увидела еще кое-что и не смогла подавить желания вернуться и пнуть дохлого Мэтью в живот.

На противоположной стене висело зеркало. Этот больной ублюдок любовался собой, когда убивал во имя своего Господа! Просто так резать ему было скучно, нет, хотелось смотреть, как он кромсает меня в клочья моим же ножом!.. Я смогла рассмотреть в зеркале свою спину – изрезанную, покрытую кровью и присыпанную солью. Кровавое месиво! Я изо всех сил пнула Мэтью еще раз.

Каждый раз, когда я двигалась, соль попадала в раны. Хотелось поскорее натянуть на себя одежду и свалить отсюда, вот только потом пришлось бы кровь с рубашки неделю отстирывать. Труб я в подвале не заметила, но подозревала, то где-то в доме должна быть ванная. Я сжала в руке нож. Конечно, в глубине души я знала, что незнакомец давно ушел, и потом – если он не убил меня в подвале, какой смысл убивать наверху?

Вцепившись в нож, я вдруг поняла, что руки дрожат. Да я вся тряслась как осиновый лист и тяжело дышала. В доме было тихо. Снаружи тоже ни единого звука, лишь коровы мычали в загоне.

Я вылезла из подвала и оказалась в коридоре как раз напротив кухонного стола – голая, вся в крови. На плите стояла кастрюля с чили. В другой раз я бы его съела, а сейчас соль отбила весь аппетит.

Спину ужасно пекло. Крана в кухне не нашлось, стало быть, рядом с домом колодец или ручей. Где-то же Мэтью брал холодную воду.

Когда живешь в глуши – можешь ходить в чем угодно, и никто тебе слова не скажет. Я порадовалась, что Мэтью жил так уединенно, когда вышла на порог. Никто не кинулся наутек, завидев меня.

Солнце почти село, а я предпочла бы свалить с фермы до темноты. Лучше уж в лесу переночевать, чем провести еще секунду в этой дыре. Даже подумать страшно, какие демоны здесь обитают.

Я обошла дом вокруг и увидела загон с коровами – они уже собирались спать. Поилка для скота ничуть не хуже любой ванны. Огромное железное корыто, длинное и широкое, высотой почти мне до пояса, стояло в дальнем конце загона. Я перелезла через забор, охая, словно ребенок, который шагает босиком по гальке. На перекладинах остались кровавые потеки.

Потом я опустилась в холодную воду и не смогла сдержать крика. Любопытная корова бросилась прочь и спряталась в стаде. Плевать. Спину прям огнем жгло; жаль, что не я перерезала глотку чертовому преподобному.

Дрожащими руками я обхватила себя за плечи, борясь с болью, аккуратно смыла кровь и соль, очищая порезы. Жжение понемногу утихло, и я нырнула с головой, чтобы смыть кровь с волос. Не помню, когда я в последний раз купалась в ванной. Пустая трата времени – сколько ловушек можно поставить или дров нарубить. Пару раз в месяц быстренько окунусь в реку – и все, довольно. Однако в этой поилке я просидела намного дольше, чем надо. Когда я вылезла, мокрая и дрожащая, вода в корыте была красной. Пришлось извиниться перед коровами.

– Тут почти вся кровь вашего хозяина, – сказала я, немного подумав. – Он столько ваших убил. Выпейте его и помочитесь им.