-- Ты почему ничего не ешь? - раздалось из-за спины и, обернувшись, Максим встретился взглядом со своей спутницей.

-- Я не разбираюсь, как всё это едят, -- честно признался парень.

-- Да как хочешь, так и ешь, смотреть на них, что ли. Суши любишь?

-- Если это вон тот рис с рыбой, то нет.

Софья залилась звонким, завораживающим смехом, обнажая крупные красивые зубы и Максим с удовольствием наблюдал, как сморщился тонкий аристократический нос, превращая холёное лицо бизнесвумен в домашнее, очаровательное личико близкого человека. Издалека, беседуя с такими же разодетыми гостями, хозяйка сети картинных галерей смотрелась недоступной и гордой и только рядом с Максимом глаза женщины приобретали, казалось, давно утраченную, способность просто радоваться жизни, замечать незаметное и вновь открывать давно забытые ощущения.

-- Потерпи ещё двадцать минут и можно будет незаметно уйти. Поведу тебя в нормальный общепит, а то тут с непривычки с голоду умереть можно.

-- Сонечка, -- пискляво донеслось из-за спины и Максим заметил, как напряглось лицо Софьи.

Полная, излишне ярко накрашенная женщина в длинном широком балахоне "а-ля Пугачёва-80", сверкая белозубой улыбкой, тянула руки, намереваясь то ли поприветствовать, то ли задушить стоявшую напротив женщину. Церемонно подставив друг другу щёки, дамы, словно две великосветские акулы, неискренне улыбались, бросая косые взгляды на стоявших рядом мужчин.

-- Ты помнишь моего Климушку? - повисла собеседница на руке молодого парня, годящегося ей в сыновья, причём в поздно рождённые.

-- Естественно, -- пряча улыбку, мурлыкнула Соня. - Это уже третье мероприятие, которое ты проводишь в компании этого юноши. Стареешь, Марго.

Маргарита Шовковская натянуто захихикала, тщательно следя за мимикой, чтобы ни один лишний мускул не переработал и резко повернулась к Максиму.

-- Зато тебя можно поздравить с обновкой. А что Игорёк? Поизносился?

-- Извини, не представила моего кавалера. Шубанов Максим.

-- Художник?

-- Нет, -- улыбнулся Максим, целуя даме полную, покрытую слоем макияжа руку. - Экономист и просто друг Сонечки.

-- Друг Сонечки, -- протянула Шовковская, стукая чёрным деревянным веером по подбородку и, взяв юношу под руку, резко развернула его в сторону сцены. - Мне было бы очень интересно узнать ваше мнение, господин Шубанов, по поводу презентуемого произведения искусства.

Максим картинно, как учили самые удачливые герои-любовники Голивуда, засунул правую руку в карман и, прищурившись, выставил вперёд ладонь левой руки.

-- Обратите внимание, Марго, с этого ракурса. Как сливаются в единое целое, казалось бы, несовместимые вещи: чёрный квадрат Малевича на фоне раннего Пикассо, единый вход в преисподнюю на фоне переплетения жизненных реалий. Сильная вещь, шедевр в чистом виде.

Шовковская исподлобья подозрительно изучала мимику Максима, наконец, раскрыв расписанный под хохлому веер, процедила:

-- Своеобразное видение, -- и подхватив Климушку под руку, быстро ретировалась.

Сзади что-то глухо всхлипнуло и обернувшись, Максим не смог отвести взгляд от мелко дрожащей груди, сдерживающей хохот, Софьи.

-- Никогда бы не поверила, что презентация в центре Марго Шовковской может закончится такой веселухой. Ну, допустим, ту чугунную печную заслонку, как прообраз "чёрного квадрата" я ещё могу принять, но, что ты имел ввиду под "ранним Пикассо"?

-- Ну, извини, образ "друга Сонечки" оказался плохо продуманным. Но у меня не было времени на подготовку, так что фразы формировались по мере поступления вопросов.

-- Кстати, обращение "Сонечка", мне нравится больше, чем твоё "Софья Эдгаровна". Не хватает только "такого-то года рождения".

Через полчаса Максим вышел из дверей Центра и с удовольствием вдохнул ночной свежий воздух. Развязав тугой узел стильного галстука-бабочки, он, довольно улыбаясь, обернулся к задержавшейся в дверях Софье:

-- По-моему, незаметно уйти не получилось.

-- Зато, как наши дамы старательно делали вид, что не замечают, с кем я пришла.

-- Ну вот и пришёл конец твоей репутации, -- констатировал парень.

-- Обижаешь, -- смешно скривила губки Соня. - У меня была такая репутация лет десять назад, что бедным родителям пришлось в срочном порядке высылать меня на учёбу за границу. Так что мы её сегодня немного восстановили. Ну что, пошли в какой-нибудь ресторанчик?

-- А как вы, девушка с гулкой репутацией посмотрите, если я приглашу вас в общежитие? Мои бедные голодные товарищи по комнате говорят, что я просто божественно жарю картошку. А потом у нас в актовом зале ночная дискотека. Безопасность в общежитии гарантирую.

Брови Сони радостно полезли вверх, делая лицо по-детски счастливым и доверчивым.

-- Последняя фраза меня смутила, но я, пожалуй, рискну. Тем более, что я уже сто лет не ела жареную картошку, хотя в бурную пору моей студенческой молодости это блюдо пользовалось успехом на наших столах.

Мальчишки, не смотря на дикий голод, нашли в себе мужество не нарушать ужин товарища и только из-за двери, тяжело вздыхая, нюхали царский запах жаренной картошки. А дальше был сумасшедший драйв от студенческой дискотеки и только в четыре часа утра Соня в сопровождении Максима вышла из общежития. Сна не было ни в одном глазу и, посмотрев на высветившиеся двадцать два пропущенных звонка, Соня, как в недалёкой юности, отключила телефон и повернулась к сопровождавшему её парню.

-- Максим, -- тихо начала женщина, -- если мы больше никогда не встретимся, я хочу, чтобы ты знал: сегодня у меня был самый замечательный вечер. И обязана я этой сказкой тебе.

-- Почему это мы никогда не встретимся, -- осмелел Максим, беря женщину под руку. - Во-первых, мы ещё даже не расстались. Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться под луной?

-- Положительно. Если ты не боишься, что кто-нибудь может дать нам по шее под этой самой луной.

-- Ну, пока Алёша едет сзади, мне ничего не страшно, -- засмеялся Максим.

-- А возвращаться?

-- Дорогая моя Софья Эдгаровна, -- смешно приосанившись, начал парень, -- я в плане подраться не силён, зато если бы вы видели, как я удираю.

Идя по ночной мостовой Соня краем глаза рассматривала своего спутника. Переодевшись в короткие брюки и тонкую полочку, парень не стесняясь подпрыгивал, посылая в её сторону зелёные ежики первых молодых каштанов, опавших под порывами пролетевшего над городом ветра. В свои тридцать три года, Соня привыкла чувствовать себя ответственной, наделённой определённым опытом матроной, обязанной вести себя соответственно занимаемой должности и сегодняшняя скучнейшая презентация, закончившаяся таким замечательным вечером, абсолютно выбила её из колеи.

-- Расскажи мне о себе, -- попросила она парня.

-- Что рассказывать? - удивлённо поднял брови Максим. - Родился, учился... Конец цитаты. Расскажи лучше о себе.

-- Тоже ничего интересного, не самая лучшая жизнь.

-- Типа, богатые тоже плачут?

-- Представь себе, как раз мой вариант. Поверь мне, Максим, деньги не приносят счастья. Они не согреют тебя, не поддержат в трудный момент...

-- Зато на эти деньги можно купить шубку, которая согреет, хлеб, который накормит...

-- Как говорил умный Малыш: "Не в пирогах счастье".

-- Как ответил не менее мудрый Карлсон: "А в чём?".

-- Наверное в том, чтобы тебя любили, понимали, поддерживали.

--Поверь мне Соня, когда у человека есть деньги, его почему-то больше любят, чаще поддерживают, а уж как понимают, когда у тебя в кармане шуршит...

-- Может ты и прав. Но мне по жизни не повезло и не спасла ни шубка, ни машинка... Мой отец женился на маме будучи уже в летах, и я всю жизнь вынуждена была терпеть на себе презрительные взгляды обитающих рядом представителей цивилизации, которые всё детство мне в той или иной форме намекали, что к роду Тышкевичей я не отношусь даже боком, что нос у меня не Тышкевичей, что губы у меня не Тышкевичей и так далее вниз. Сначала отец уделял мне много внимания, но со временем, наверное, и его достало это состояние, и он стал всё больше отдаляться. Зато папин начальник охраны, мой нынешний отчим, не скрывал свою приязнь ни ко мне, ни к маме. Эти постоянные поглаживания, похлопывания я, по глупости, воспринимала, как нормальное проявление дружеских чувств, а потом оказалось, что именно его приписывают мне в отцы. Когда сознание того, что тебя предали, пришло, мне, как на грех исполнилось всего пятнадцать лет. Пресловутый переходный возраст. Что я творила... Сейчас даже вспомнить стыдно. Наверное, таким образом я отстаивала своё право быть Софьей Тышкевич, но отец продолжал избегать меня. Сейчас я думаю, что, может быть он просто был очень занят, в тот момент открывались одновременно несколько ответвлений его галереи в разных городах, и он не мог уделить мне достаточно внимания, но я страдала и выражала свой протест самым ужасным образом. В шестнадцать лет, когда меня, пьяную, сняли с крыши дорогого ресторана, терпению отца пришёл конец. Представляешь, представительница рода Тышкевичей выдала откровенный стриптиз на балюстраде самого дорогого ресторана и через неделю я отправилась постигать науку в Лондон, а ещё через год отец умер. Кирилл пытался связаться со мной, но в тот момент я сдавала экзамены и телефон был отключен, так что даже на похороны к отцу я не попала. А через несколько месяцев, даже не выдержав годового траура, мама вышла замуж за Кирилла и передала ему права ведения бизнеса. Я не осуждала мать, ей, реально, тяжело было заниматься делом, в котором она ничего не понимала, но подобная поспешность меня задела. Тем более что после этого скоропалительного брака все соседи в нашем коттеджном посёлке окончательно уверились в том, что я дочка Кирилла Лозового.