– Спасибо, что согласились встретиться, – говорю я. – Дэмиен… В общем, он заснул.

На самом деле это такой эвфемизм, означающий, что он совершенно разбит. И, кажется, Мейнард меня понял.

– Присаживайтесь. – Он указывает на диван. – Выпьете что-нибудь? Когда вы написали, я только-только приехал. Подумывал заказать поздний ланч.

– Нет, спасибо. Я пришла, потому что не понимаю, в чем дело. Мне необходимо это знать, потому что Дэмиен…

Я не договариваю: даже Мейнарду, который знал Дэмиена с детства, я не решаюсь признаться, что отмена суда его сломала. Но и оставить все, как есть, я тоже не могу. Адвокат – мой единственный шанс получить ответы, и без них я отсюда не уйду.

Поэтому я жду, и единственный звук, нарушающий тишину, – это тихий гул кондиционера. Я боюсь, что Мейнард так ничего и не ответит, и мне придется самой рассказать ему, что Дэмиен «на автопилоте» вернулся в отель, а теперь спит на диване. Что он похож на контуженного, только что пришедшего с войны. Мне не хочется об этом говорить, ведь это будет почти предательство. Дэмиен Старк не из тех, кто показывает свою слабость. Он доверился мне, и я не могу предать это доверие.

Слава богу, Мейнард приходит мне на помощь.

– Он замкнулся в себе, так?

– Что там произошло? Почему дело закрыли?

Какое-то время Мейнард смотрит на меня, и я понимаю, что он взвешивает, стоит мне отвечать или нет.

– Пожалуйста, – умоляю я. – Чарльз, я должна это знать.

Проходит еще несколько секунд, затем он кивает. Всего одно короткое движение, но в нем заключено все. Мне уже гораздо лучше, даже дышать стало легче. Я придвигаюсь ближе. Мне уже все равно, что он мне скажет, – я просто хочу знать правду.

– Суд получил фотографии и видеозапись, – говорит Мейнард. – Вот что произошло после вступительной речи.

Он некоторое время молчит, хмуро глядя перед собой. Потом продолжает:

– Собрали закрытое совещание. Фотографии показали сторонам обвинения и защиты. В свете этих улик суд принял решение снять обвинения.

– Суд? – переспрашиваю я. – Я думала, это решение принимает прокурор.

– Прокурор обладает широкими полномочиями в Штатах. Но не в Германии. Окончательное решение за судом, и в данной ситуации стороны обвинения и защиты представили аргументы в пользу закрытия дела.

Я киваю, хотя мне, в сущности, все равно, кому принадлежала инициатива освободить Дэмиена. Меня больше волнует вопрос – почему.

– Так что же там были за фотографии и видео? – настаиваю я.

Мейнард смотрит на документы на кофейном столике, затем рассеянно начинает приводить их в порядок.

– Именно те, которые Дэмиен не хотел показывать. То, что он надеялся сохранить в тайне. – Адвокат смотрит на меня. – Пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем, Ники. Я уже нарушил профессиональную этику.

– Понятно, – выдавливаю я из себя, стараясь справиться с подступившим к горлу комом.

Не знаю точно, что именно было на тех фотографиях, но общую идею я поняла. И теперь мне ясно, почему от одного их вида Дэмиен в таком состоянии.

Я встаю, чтобы вернуться к нему. Обнять, утешить, сказать, что все будет хорошо, что больше никто не узнает. Внезапно мне в голову приходит ужасная мысль.

– Суд опубликует эти материалы?

Мейнард качает головой.

– Нет, – решительно отвечает он. – Дэмиену дали копию, а свой экземпляр суд запечатает в конверт и подошьет к делу.

– Хорошо. – Я иду к двери. – Спасибо, что рассказали.

– Дай ему время, Ники. Случившееся стало для него потрясением, но, по сути, это ничего не меняет. Ведь все, что было на этих фотографиях, уже давно в прошлом.

Я киваю, а сердце мое разрывается от жалости к мальчику, которому пришлось пережить этот кошмар.

Я выхожу в коридор и закрываю за собой дверь. Неудивительно, что Дэмиен совершенно подавлен. Единственная вещь в мире, которой он боялся, грянула как гром среди ясного неба. Фотографии видели судьи и юристы. А ведь есть еще тот, кто их прислал, и наверняка у него остались копии.

Вот дерьмо!

Нужно немедленно идти к Дэмиену. Нужно сказать, что все будет хорошо. Я встаю и медленно бреду к лифту. Нажимаю кнопку «вверх», чтобы подняться в номер, и тут же проклинаю свой эгоизм. Это мне нужно к нему. Мне нужно его обнять. А самому Дэмиену необходим лишь отдых – и он сам мне об этом сказал. Значит, мои желания могут подождать.

Я резко жму кнопку «вниз». Не могу сидеть на месте, и если к Дэмиену нельзя, я отправлюсь куда-нибудь еще. Лифт доезжает до первого этажа, и я выхожу в фойе.

Сама не знаю, что собираюсь делать. День был таким долгим, и я так устала, что даже солнце, заглядывающее в окна отеля, кажется чем-то аномальным.

Я иду к выходу, но тут внезапно жужжит телефон. Я достаю его из сумочки, в надежде увидеть номер Дэмиена, но это сообщение от Оли: «Повернись». Я оборачиваюсь. Оли стоит прямо позади меня, в нескольких метрах от входа в бар, и машет мне рукой. Я нехотя улыбаюсь и машу в ответ. Он поднимает телефон, и я вижу, как он набирает еще одно сообщение. Спустя пару секунд мой телефон снова вибрирует.

«Привет, подруга! Можно тебя угостить?»

Не в силах ничего с собой поделать, я улыбаюсь. «Не рановато ли?» – пишу я в ответ, но телефон внезапно выключается. Вот черт! Я забыла поставить его на зарядку, вернувшись с озера прошлой ночью. Я бросаю его обратно в сумочку, как что-то бесполезное и неприятное, и иду к Оли. Мы садимся за стойку, и бармен ставит перед ним мартини, а передо мной бурбон.

Я делаю глоток. Оли медленно помешивает мартини шпажкой с насаженной на нее оливкой.

– Я рад, что со Старка сняли обвинения. Правда рад.

Я внимательно разглядываю его лицо, пытаясь понять степень его искренности. Но Оли лучится дружелюбием. И я говорю единственное, что могу сказать в этой ситуации, – спасибо.

– Я думал, вы там наверху празднуете, – замечает он.

– Дэмиен спит.

– Вымотался, наверное. Я и сам устал. Это была просто сумасшедшая гонка.

Терпеть не могу такие вот разговоры ни о чем.

– Ты знаешь? – спрашиваю я. – Знаешь, почему сняли обвинения?

Оли изучающе разглядывает меня, склонив голову набок.

– Ты и в самом деле хочешь говорить со мной об этом?

Я на секунду впадаю в замешательство. Когда-то я от Оли не желала слышать ни слова о Дэмиене. Но теперь, если я не узнаю, что было на этих фотографиях, я сорвусь.

– Да. Если ты что-то знаешь, скажи мне.

Он шумно выдыхает.

– Черт, Ники. Я ничего не знаю. Впервые в жизни я совершенно ничего не могу тебе сказать. Прости.

Неожиданно я испытываю невероятное облегчение. Что бы там ни было, я не хочу, чтобы Оли об этом знал.

– Ничего страшного, – говорю я, прикрыв глаза. – Все в порядке.

Он делает большой глоток мартини.

– Как насчет позднего ланча? Или поболтать?

Я неуверенно улыбаюсь. Часть меня хочет ответить «да», попытаться заделать образовавшуюся меж нами трещину. Но другая часть…

– Нет. Я пока не готова, – качаю я головой и вижу, как напрягаются мышцы на лице Оли.

– Конечно. Без проблем. Потусим, когда вернемся домой. – Он рассеянно проводит кончиками пальцев по краю стакана. – Ты созванивалась с Джеми?

– Буквально на пару минут, – признаюсь я. – Боюсь, не случилось ли чего.

– Она не рассказывала, что этот козел Рейн отстранил ее от съемок?

– Вот дерьмо, – потрясенно шепчу я. – Она ничего не говорила.

Знаю, Джеми не хотела меня волновать, но все равно чувствую себя виноватой перед лучшей подругой.

– И как она? Ходила уже куда-нибудь на собеседование?

– Не знаю, мы с тех пор не виделись. Стараюсь не вводить себя в искушение, – признается Оли, отводя взгляд в сторону.

– Искушения быть не должно, – замечаю я. – Если, конечно, Кортни – «та единственная».

– А такое вообще возможно? – тут же вскидывается Оли. – Или это просто миф для романтиков?

– Нет, это правда, – уверенно говорю я, представляя, как крепко обнимаю Дэмиена. – Это самая главная правда в жизни.