— Пора взрослеть, пап, — она сняла второй мой ботинок и сказала, что пойдет за горячей водой.

Я пыталась игнорировать боль, глядя на лицо мамы, пока она боролась с упрямой крышечкой. Мама выглядела изящно даже в тихий субботний вечер. Она была в черном комбинезоне с кельтской шалью цвета мяты на плечах. Ее лицо было полным тревоги (как и всегда, когда я была рядом), ее светлые пряди задевали голубые глаза. Она выглядела настоящей шведкой, но при этом ее лицо было странно знакомым. Не в том плане, что она 23 года была мне мамой, а в том, что я недавно видела кого-то похожего. Конечно, я не могла понять из-за боли, о ком думаю.

Она вытащила из баночки два ибупрофена и дала мне.

— Это поможет от боли, но нужно немного подождать.

Я с благодарной улыбкой взяла таблетки и запила их водой, надеясь, что они не вернутся. Было странно, что до этого меня ужасно тошнило, а теперь нет. Странно, что в клубе так пахло. Я поежилась, вспомнив ту женщину.

— Тебе холодно? — спросила мама, укрывая меня одеялом.

Нет, мне было жарко, но я улыбнулась и кивнула. Печально, но мама редко ухаживала за мной, так что я надеялась получить от нее как можно больше внимания.

— Тебе какое-то время было плохо, — мягко сказала она, похлопав меня по руке. — Знаю, тебе тяжело, но станет лучше. Ты найдешь работу лучше, полюбишь кого-то хорошего. Ты найдешь свой путь, тыковка.

Мама была необычно хорошей. Я нахмурилась, пытаясь понять, в чем дело, но она не обратила внимания. Она выпрямилась и хлопнула в ладоши.

— Я сделаю тебе куриный суп с лапшой.

— Не надо, — прохрипела я, но она уже ушла. — Иначе мне придется вылавливать эти ужасные куски курицы.

Она ушла, а я стиснула зубы, пока челюсть не заболела, и все же уснула. Я вскоре проснулась от присутствия неподалеку. Наверное, вернулась Ада.

— Ты нашла бутылку горячей воды? — пробормотала я в подушку, не желая открывать глаза.

Я услышала, как закрылась дверь. Ада приблизилась. Она остановилась у кровати.

Остановилась.

И ждала.

Я слышала ее дыхание, низкое и неровное, словно в ее легких были камни.

— Ада? — снова спросила я. — Что ты делаешь?

Она не ответила, я открыла глаза и подняла голову.

Никого не было.

Дверь была закрыта, но Ады не было в комнате. Я была одна.

Шею покалывало. Я слышала кого-то, четко слышала чье-то дыхание.

— Ау? — робко сказала я, голос звучал жалобно. Меня окружило неописуемое ощущение, что-то тяжелое и зловещее. Все было нормальным, но воздух у лампы в углу словно трепетал.

Я протерла глаза и медленно села. Я пыталась сосредоточиться на аномалии, пока мои глаза не привыкли, все снова стало нормальным.

— Ада, — громко сказала я, надеясь, что она услышит меня. — Ты закрыла дверь?

Я ждала ответа, ждала дыхания. Я задержала дыхание.

Раздался звонок в дверь, от этого сжалось сердце. Я удивленно и испуганно вскрикнула.

Снова звонок.

И снова.

Все прекратилось.

Будильник на столике у кровати показывал, что сейчас 23:42. Кто станет звонить в такое время? Эш?

Ребекка?

Кто-то… еще?

Грудь сдавило от последней мысли, я осторожно встала с кровати и подошла к окну. Я посмотрела на дорогу внизу. Света фонарей не хватало, я не видела машину или кого-то на дороге. Я прислушалась, дверь открылась, мама сказала: «Кто здесь?» — во тьму и не получила ответ.

В мою дверь стукнули. Я закричала, сердце дико колотилось, я развернулась и увидела, как в комнату из-под двери проникла тень.

— Ада?

Снова стук. От одного удара дверь задрожала.

— Мам? — теперь дрожал мой голос.

И еще стук, теперь громче, словно меня пытались заглушить.

— Эм, войдите?

Я подошла тихими медленными шагами, слушая того, кто был на другой стороне.

Он постучал три раза.

Я снова уловила то дыхание.

Я замерла, а потом сделала еще шаг и оказалась у двери. Я медленно потянулась к ручке, замешкалась и положила на нее ладонь, боясь того, что увижу на другой стороне. Я всегда этого боялась. Я знала, что это не от простой паранойи.

Если я думала, что в шкафу был монстр, значит, он там был.

Взгляд опустился на тень на полу. Словно доказывая мои мысли, тень медленно ушла под дверь, пока не пропала полностью.

Пора было понять, что там было.

Я схватилась за ручку и распахнула дверь…

Ада была в конце коридора у спальни родителей с бутылкой горячей воды в руках.

— Нашла! — крикнула она мне. — Заставила воду течь, пока она не стала горячей. Что такое?

Я покачала головой.

— Ты была только что в моей комнате?

— Нет. Я искала бутылку у мамы. А что?

Она подошла ко мне и вложила бутылку мне в руку. Она была горячей, успокаивала, а в компании Ады мое сердце замедлилось до приятной скорости.

— Мне показалось, что кто-то стучал в мою дверь.

Она нахмурилась, макияж начинал облетать к такому времени.

— Я слышала дверной звонок три раза, — она повернулась к лестнице и крикнула. — Мам, кто звонил?

— Не знаю, милая, — ответ донесся из кухни. Она звучала рассеянно. — Дети баловались, наверное.

Мы с Адой переглянулись. В одиннадцать ночи? Здесь?

Мама появилась на лестнице с миской горячего куриного бульона с лапшой (без кусков курицы), стаканом апельсинового сока и бутылочкой «Никвила» на подносе.

Я посмотрела на бутылочку.

— Хочешь меня споить?

— Это поможет уснуть. Ложись в кровать, Перри, — сказала она, загнав меня в комнату. Я послушалась и прижала бутылку к животу. Боль утихала, благодаря таблеткам. Я проглотила стаканчик «Никвила», надеясь, что отключусь. Мыслей было слишком много, а мне нужно было отдохнуть. Я слышала и видела то, что явно принесла мне боль. Я так хотела.

Когда мама ушла, Ада села на кровать рядом со мной, подняла длинные ноги и уткнулась подбородком в колени. С ней было безопаснее. Наверное, она это поняла.

— Все очень плохо, да? — сказала она.

— Ага, — я вжалась в матрас. День был ужасно странным. Сперва появилась Ребекка, потревожила то, что я хотела забыть. Потом случай в клубе, тошнота, боль, и кто-то был у моей двери и звонил.

— Твой друг Эш молодец, довез тебя до дома.

— Он хороший.

— Он тебе нравится?

Я улыбнулась.

— Нравится? Нет. Он слишком юный для меня.

Я ощутила, как Ада напряглась. Я повернула голову. Ее глаза сияли. Ой-ой.

— А для меня?

— Нет. Ему двадцать. А тебе все еще пятнадцать.

— Это всего на пару месяцев, — возразила она.

— И у тебя есть парень, — напомнила я. Она пару месяцев сохла по Лейтону. Я видела его. Но не была впечатлена. Особенно, когда он назвал меня упырицей и показал жест банды.

— Не знаю, — пробормотала она. — Порой мне кажется, что мне больше не нравится Лейтон. Он не понимает меня. А я хочу, чтобы парень понимал меня.

— Это я знаю, — сказала я, чувствуя, как усиливается сонливость.

— Он думает, что мое увлечение модой — глупости. Думает, что мне стоит быть болельщицей, но это глупо. Они глупые. А он не примет отказ.

Я осторожно посмотрела на нее и заговорила с пересохшим ртом:

— Что значит — не примет отказ? Он под давлением хочет заставить тебя заняться сексом?

Ее щеки вспыхнули, и я знала, что ответ — да. Когда я нашла презервативы в столе Ады, я подумала, что у нее уже был секс. И то, что его еще не было, приносило мне облегчение.

— Ада, он не для тебя. Он должен уважать твои желания, а не вести себя как козел. Поверь, я знаю козлов. Тебе нужен тот, кому ты будешь нравиться, несмотря ни на что. Твоя мода, идеи, блог, перепады настроения, тайная любовь к японской поп-музыке и отвращение к физкультуре. Ему должно нравиться все.

Она посмотрела на меня смущенно.

— Я просто хочу, чтобы любили меня, потому что это я.

Ее честность ранила мое сердце.

— Знаю. Все этого хотят.

— Ты такое слышала? Кто-то любил тебя за то, какая ты? Без пошлых мотивов?