Я начала в одном месте и оказалась в другом. Я упускала части жизни. Что-то случилось на крыше прошлой ночью, но я не знала, что. Родители боялись, что я залезла туда и хотела спрыгнуть. Я не могла им ответить. Я не была самоубийцей. Но у меня не было ответов. Только правда. А они ее не выдержат.

— Земля вызывает Перри, — сказала сестра мне на ухо. Я склонила голову в ее сторону, глядя на нее краем глаза.

Она решила пойти со мной, а потом мы собирались высадить ее у школы. Я сомневалась, что мама согласится, но Ада уговаривала ее, что хочет поддержать, и она сдалась. Думаю, мама была даже рада. Она не хотела быть наедине со мной. Особенно после… всего вчерашнего дня.

Я в тайне была рада, что Ада со мной. Это делало возвращение доктора Фридмана и дежавю происходящего сносным. Мне казалось, что я теряю все. Мне нужен был кто-то рядом, и у меня сейчас была только она.

Раньше для этого был Декс. Но раньше у меня многое было.

Мысли о нем даже на миг вызвали печаль. Сердце трепетало, как лист, так было печально. Я подавила это и забыла об этом. Лучше было злиться, если я хочу еще чем-то быть.

— Что такое? — тише спросила она. Она заметила мгновение печали.

Я покачала головой и кашлянула.

— Просто нервничаю.

Мама взглянула на меня.

— Доктор тебе поможет, Перри. Как в тот раз.

Может, этого я и боялась. Я знала, что он скажет, что подумает и сделает. Прошло не так много времени. Он заставит меня говорить, сделает вид, что слушает, напишет заключение. Я буду и дальше нести бред, пока таблетки не подавят это.

Я стану Дексом. Он был на таблетках, все еще мог быть. Лекарства отгоняли от него призраков, они неплохо справлялись. Я уже говорила в порыве гнева, что это было нечестно. Мне приходилось расправляться с ними, а ему — нет. Теперь и у меня был шанс прогнать их.

Но как я могла? Я знала, что было за занавесом. Я видела тени, призраков, потерянных, демонов. Как я могла стать слепой по своей воле, если знала, что они все еще рядом и хотят меня. Это было хуже, чем не знать совсем. Так они могли напасть.

Минуты спустя мы припарковались и пошли к зданию больницы. Воспоминания приходили ко мне. Сияющие полы, на которых скрипела обувь. Желтые стены. Уродливые деревянные панели в лифтах.

Мы вышли на третьем этаже и повернули налево в коридоре с ковром. Несколько человек вышли из одного кабинета, общаясь. Я смущенно опустила рукава, чтобы они не видели мои синяки и царапины, покрывшие мое тело за последние сутки.

Мама шла впереди в твидовой юбке-карандаше, мы миновали группу людей, не посмотревших на нас. Я смотрела на пол, не желая признавать незнакомцев. Ада споткнулась передо мной, ее ткнуло что-то блестящее и красное.

Она потерла руку, и я услышала ее едва уловимый вскрик.

Я подняла голову. Она пятилась, глядя на кого-то за моим плечом.

Я остановилась и обернулась. В конце группы людей в середине коридора стояла спиной к нам женщина с лавандовыми волосами в красном бальном платье, ниспадающем на пол.

Не часть группы. Даже не живая.

Я посмотрела на Аду, а та остановилась вместе с мамой.

— Что такое? — тревожно спросила мама.

Ада потрясенно смотрела на Жуткую клоунессу, уходящую от нас, а потом посмотрела на меня огромными глазами.

Понимающими глазами.

Не только я. Ада тоже ее видела.

— Ты ее видела! — воскликнула я.

Она тряхнула головой и повернулась к маме.

— Ничего. Кто-то врезался в меня.

— Нет! — закричала я и схватила Аду за плечи. — Это была она! Ты ее тоже видела! Жуткую клоунессу!

— Жуткую… что? — растерялась мама. А потом заворчала и вскинула руки в воздух. — Забудь, не хочу знать.

Она пошла по коридору, Ада поспешила за ней, вырвавшись из моих рук и не глядя мне в глаза.

Я оглянулась на Пиппу в последний раз, она стояла в конце коридора и смотрела нам вслед.

Я изо всех сил бросила в нее свои мысли.

«И все? — спросила я. — Даже не поздороваешься?».

«Не принимай таблетки, — коротко ответила она. — Не дай ей обмануть себя. Она обманула меня».

Я опешила. Я хотела бы видеть выражение ее лица четко с такого расстояния.

«Таблетки? Кто обманул тебя?».

— Перри! — позвала мама.

Я оглянулась.

— Иду.

Она скрестила руки.

— Скорее.

Я рассеянно кивнула и оглянулась на Пиппу. Коридор был пустым.

Я вздохнула и снова разозлилась. Я пошла по коридору за мамой и вошла в кабинет доктора Фридмана.

Ничто не изменилось.

Там все еще сидела за стеклом с нарисованным инеем беловолосая секретарша Бетани. Приемная была без окон, удушающей, всего два журнала и один «Ридерз дайджест», все из девяностых. Еще несколько человек ждали других врачей, смотрели друг на друга, на стены и пол.

Мы долго не ждали. Доктор Фридман выглянул из кабинета.

Теперь у него была борода, но остальное осталось прежним, как и пресыщенное выражение на лице.

— Перри, — сказал он с фальшивым теплом. — Заходи.

Я встала и была удивлена, что мама тоже встала.

— Спасибо, что согласились так скоро ее принять, — сказала мама слишком сладко.

А посмотрела на нее.

— Куда ты?

— Я хотела бы войти.

Только через мой труп. Я посмотрела на доктора. Он тепло улыбнулся моей маме.

— Простите, миссис Паломино, — сказал он. — Мне нужно быть с Перри наедине.

Я торжествующе посмотрела на маму, радуясь мелочи, и пошла за доктором.

Его кабинет не изменился. То же окно с видом на кленовые деревья, что были голыми и влажными поздней зимой. Я села на диван, как по привычке. Это изменилось. Подушки были тверже. Может, просто моя задница была уже не как у бегемота.

— Ты сильно похудела, Перри, — сказал он, указав на меня ручкой. Я задумалась, не слышал ли он мои мысли. Нет, но его работой было читать меня. — С прошлого раза, конечно.

— Ага, — сказала я, не утруждаясь.

— И волосы уже не синие.

— Не синие.

— Я, кстати, смотрел твое шоу.

Я невольно скривилась.

— Было интересно, — продолжил он, уже заполняя листок глупого блокнота. — Я так понимаю, что больше ты этим не занимаешься.

— Угу.

— Хорошо. Не думаю, что для тебя это лучшая профессия.

Я чуть не рассмеялась от слова профессия, а потом поняла, что он смеется надо мной.

— Бывали и плюсы, — сухо сказала я.

Он издал звук, похожий на вздох. А потом скрестил ноги и склонился вперед, глядя на меня.

— Твоя мать объяснила, что с тобой происходит. Я хотел бы выслушать тебя.

Мне уже надоело пересказывать события последних нескольких недель. Я глубоко вдохнула и погрузилась в это, старясь не сильно вдаваться в подробности. Но я рассказывала ему все. Он уже считал меня сумасшедшей, так что изменится? Мне было все равно, что он думал.

Он слушал, кивал, писал, переворачивал листок и повторял.

— А что с мужчиной, разбившим тебе сердце? — спросил он, когда я закончила случаем на крыше и странностями со временем утром.

— Что? — почему он спрашивал это? Он меня вообще слушал? Демоны на крыше!

— Твоя мама сказала, что ты расстроена из-за мужчины. Что ты его любила.

— Как это связано?

Он молчал. Он кивнул и издал «угу».

— Это было давно. В прошлом году.

— На исцеление требуется время, Перри.

— Я исцелена.

— Почему ты так думаешь?

Я издала раздраженный звук. Я ощущала, что гнев поднимается все выше от носков к пальцам рук. Мне не нравилось, куда он ведет.

— Я говорила, почему я здесь.

— Ты думаешь, что тебя мучает призрак, или ты одержима.

Звучало безумно из его уст, но я должна была держаться своего мнения. Я не притворялась. Я не могла отступить.

— Да. Так я думаю. Когда это случилось в последний раз, люди сказали, что я пыталась сжечь дом. Теперь, если не хотите повторения, поверьте мне.

Он прищурился.

— Это угроза?

Я тоже прищурилась.

— Нет. Я просто говорю, как есть. Это не связано с Дексом.