Микроскопом можно забивать гвозди либо проламывать черепа, как это было в Кампучии Пол Пота, но создавался данный прибор для наблюдения сверхмалых объектов. Аналогично и традиционная йога предназначалась отнюдь не для поднятия Кундалини, получения сиддх, сверхсложной акробатики или ежедневного вызова самому себе. Будучи реализованной, она приводит человека к состоянию системного равновесия, обеспечивая физическое здоровье, душевный покой и общую гармонию. Если проанализировать тексты многих поздних школ, от «Горокхо биджой» до «Малла пураны» и «Шритаттва нидхи», видно, что во многих из них асаны и пранаямы не используются по назначению. Для обретения системности вовсе не нужно поднятие Кундалини либо выполнение сотен поз. «Будучи освоенной, асана может уничтожать болезни и даже обезвреживать яды. Если не нет возможности овладеть всеми асанами, возьми одну, но добейся в ней полного удобства» (Шандилья-упанишада, 1, 3, 12-13).
Сьоман пишет: «...Ясно, что система йоги Майсорского дворца (которую затем, в свою очередь, „уточняли“ Айенгар и П. Джойс), идущая от Кришнамачарьи, является ещё одним синкретическим учением, опирающимся, в основном, на текст по гимнастике (V.P. Varadarajan, Vyayama Dipika, Bangalor; Caxton Press, 1896), однако подающим его под именем йоги. Существует огромная пропасть между представленным здесь... реформистским движением, пытающимся приспособить йогу для нужд обыкновенных людей, и традиционными древними идеями...» (62, с.105).
Чтобы понять изначальный смысл йоги, её подлинный масштаб и предназначение вовсе не обязательно стремиться в гималайские пещеры. Постижение истины – это не скитания по лику земли, не перебежки от святыни к святыне в надежде отковырнуть и унести частицу духовности. Это движение внутри себя, которое может быть начато в любой точке пространства и времени.
Данная книга является самоучителем, полезным любому желающему начать освоение традиционной йоги (если нет противопоказаний, приведённых в конце главы «Асана»). Сложность текста в отдельных местах – кажущаяся, это случается, потому что там, где довелось быть мне, вас, как говорят в Одессе, ещё «не стояло». По мере накопления собственного опыта нюансы данной здесь специфической информации будут проясняться ещё долгое время, обеспечивая личный прогресс. И это справедливо, поскольку не всякое понимание передаётся словами, а уж полное – только через со-участие, со-действие, со-пребывание в области существования, именуемой йогой.
Книга может вызвать дискомфорт и внутреннее сопротивление у тех, кто успел ввязаться в псевдойогические тусовки, трудно переквалифицироваться на «правильного» йога, если уже стал каким-то. Даже если читатель понимает, что книга открыла ему глаза, это совсем не значит, что можно отказаться от того, во что втянут. А если такая попытка и будет сделана то, скорее всего, окажется весьма нелёгкой, и даже не потому, что переучиваться всегда труднее. Если человек, допустим, ушёл в Аштанга-виньясу, это означает реализацию личных интересов, чаяний и побуждений, имеющих долгую историю развития. Когда мы впервые усваиваем что-то касательно йоги – пусть даже полный бред – он будет законченной структурой понимания, пусть ошибочной и вредной, но крайне трудно изменяемой, даже если под давлением неопровержимых фактов абсурдность эта становится очевидной. Любые доводы или влияния извне упираются в то, что изменить однажды изменённое чрезвычайно трудно. Когда человек «стал йогом», он получил стереотип в сознании, и второй стереотип по этому же поводу и в том же сознании иметь нельзя. Это проблема тождества с самим собой, которое – если оно уже достигнуто – становится почти расторжимым. Стендаль говорил об этом, как о кристаллизации чувств и ожиданий на подвернувшемся объекте. Возвращение человека, втянутого в псевдойогическую реальность к нормальному состоянию критичности – задача трудновыполнимая, поскольку в этом случае его представления отталкиваются не от фактов, но сформированы идеями. А в область идей не проникает ничего кроме окончательной катастрофы. Если человек уже вошёл в то, что он называет (или ему назвали) йогой каким-то способом, пусть через самого что ни на есть липового «учителя», реализуя при этом своё достоинство и представление как об уважающей себя личности, то это не расцепить никакими логическими доводами.
Более того, это даже опасно, поскольку смена курса влечёт за собой необходимость расставания с усвоенной схемой, признание своей несостоятельности и перспективу нового тяжёлого труда. Убедить человека в ложности пути, которым он следует, способно только явное ухудшение здоровья.
«Тот, кто не был способен практиковать йогу в полном объёме, довольствовался тем, что подражал каким-то её внешним аспектам и буквально истолковывал те или иные технические подробности. С индийской точки зрения это явление деградации есть не что иное, как постоянно возрастающее нравственное падение... В эпоху Кали-юги истина погребена во мраке невежества. Вот почему постоянно появляются новые учителя, стремясь приспособить учение к слабым способностям падшего человечества» (227, с.346). Неясно, чему сегодня служат многократно препарированные «учителями новой формации» йогические «останки» – добру или злу.
Что такое путь к истине? Это личный акт познания, который ранее уже происходил с другими, в том числе и великими людьми. Классическая практика йоги – это деятельность, реализуемая в пространстве законов, упакованных текстами Сутр. Это создание условий для возникновения нелинейной положительной обратной связи, которая, в свою очередь, инициирует срабатывание (или даже создание – В.Б) механизмов регенерации и самонастройки.
Чтобы усвоить «продукцию» Платона, Сократа, Будды, Лао-Цзы, Патанджали, Ницше, Булгакова необходимо воспроизвести мыслительную работу, осуществлённую этими личностями, либо каким-то иным образом извлечь её эмоционально-интеллектуальный эквивалент. В случае йоги каждому лично приходится проходить путь, в процессе которого можно получить и понять (либо так и не понять, не получив ничего) то, чего достигли создатели этой древней системы. «Если очень потрудиться и нам повезёт, мы подумаем то, что думали уже давно и другие» (114).
В нашем мире и без йоги предостаточно путей самореализации – любовь, искусство, милосердие – мы не изобретаем их заново, это было бы, мягко говоря, странным, поскольку они уже есть. Мы реализуем себя, если удаётся попасть в состояния, способы входа в которые изобретены в далёком прошлом. И в них, равно как и в порождённых им взлетах души, до нас многократно побывали другие.
Мы можем делать массу умозаключений, движений тела и души, волевых усилий – но любовь, добродетель или честь от этого не появятся или не исчезнут. Равно как и традиция, переданная Патанджали, поскольку она в этом мире уже проявлена.
Исходная система претерпела изменения поскольку «...Наряду с классической формой йоги очень рано появились и другие..., использующие иные подходы и преследующие иные цели. ...Мы наблюдаем постоянный процесс взаимопроникновения и сращивания, который, в конце концов, радикально изменил некоторые принципы классической йоги» (227, с.389). Всё это хорошо, однако следует помнить: «...Того, кто силой стремится к успеху, ждут несчастья» (Го Юй. Речи царств. М, 1987, с.298)
Йога Патанджали – это метод системной трансформации, возникающей в результате созданных субъектом условий, но протекающая автономно. Цель её – коммуникация бессознательной части психики с Эго.
Несмотря на идентичность устройства и функционирования человеческого организма, люди радикально отличаются пропорциями, возрастом и состоянием здоровья, поэтому единого рецепта по обучению Хатха-йоги нет, и не будет. Каждый должен освоить её лично, но лучше – под руководством опытного наставника. Хотя прав был, наверное, Айенгар, когда заметил: «Хорошая книга – лучше плохого учителя».
