Больше недели назад с момента угрозы Намджуна, а от него ни слуху ни духу. Наверняка женился и улетел в свадебное путешествие куда-нибудь на Гаити… С какой стати о нём вообще думать? С той, что никакой свиньи он так и не подложил. И это напряженное бездействие точит нервы. Непонятно, зажгли ли там фитиль, и скоро бабахнет, или никакой бомбы в самом деле и не было.
Намджун слишком умный парень. И глупый одновременно. Понимать его Юнги начинает чисто по-мужски и чуть позже, давно проглотив обиду и позабыв, какова на вкус неприязнь. Ревность - отличная почва для безумия, дающая урожай фантастических объёмов. Конечно, Шуга бы не стал никого насиловать в попытке выплеснуть эмоции, убился бы ганджей и отнёсся к расставанию, как к очередному новому началу. Но Шуге не впервой, он научен справляться и выруливать из кюветов на главную дорогу. У Намджуна же никакой базы, он вышколен отцом и не видел ничего, кроме будней «золотого мальчика».
На улице загремела гроза и хлынул дождь, грянувший оглушительной стеной. Находя баланс между попыткой по-судейски оправдать и желанием разобраться в тонкостях, Юнги занимался обычным заполнением заказа для поставщика и автоматически отпивал из стаканчика кофе, когда занудный дверной колокольчик оповестил о прибытии нового клиента, врывающегося вовнутрь с ломовыми намерениями, готового столкнуться и расшибиться в лепёшку.
Троица возвращается частями? Чонгук освободился пораньше?… Юнги осторожно высовывает голову, как крот в играх-автоматах и всерьез боится, что его-то и могут стукнуть молотком, размозжив мозги по кассе.
Он осел обратно и что есть сил ущипнул себя за предплечье, умоляя коматозное состояние не наваливаться в такой неподходящий момент.
— Юнги…
Голос Намджуна практически ирреален, и, кажется, что он звучит из внутреннего диктофона, звучит на издыхании стёртых лент. Он должен был окончательно исчезнуть и не появляться.
— Я знаю, как меня зовут, — рыкнул Шуга и, откуда-то набравшись смелости поднять взгляд, чтобы рассмотреть промокшего Намджуна в чёрном костюме и рубашке без трёх верхних пуговиц. Галстука тоже нет. Намджун потрёпан, как старый пёс. — Собираешься объяснить…?
Оглянувшись, будто позади погоня федералов, Намджун опёрся о стойку и смахнул со лба воду.
— Я со свадьбы сбежал.
— Ха-ха, каков герой, — Юнги действительно рассмеялся, но что-то подсказало ему, что так нельзя. До краёв наполнившись ужасом, он пролепетал: — Серьёзно, что ли?
— Да, ради тебя, — Намджун подался вперед. — Поехали со мной сейчас, Юнги.
Спина его похолодела, он нервно зажал в кулаках длинные рукава рубашки, напрягся, прислушиваясь к проходящим по венам лезвиям. И тогда Намджун обхватил его, проливая раскаяние на щёки, прося прощение одними губами и снова. От него несет одеколоном и дождевой сыростью, он полощет дыхание у скулы.
— Я ненавижу своего отца и всё то, что со мной происходило, с нами, ненавижу себя за то, что сделал с тобой… — его прикосновения к талии вызывают дрожь. — Но если у тебя есть хотя бы немного для меня…
Немного - чего?…
Он надеется, верит, что Юнги не остыл, но его плотно сжатые губы не поддаются, в глазах замедленное убийство, слова вдавливаются в перепонки.
— Уходи, Намджун. Сколько раз ты еще будешь возвращаться, как грёбанный бумеранг…?!
Пока не переломаешь его пополам.
Намджун не сдаётся и прижимается теснее, не оставляя его в покое, возвращая сторицей всё, от чего Юнги отказывался и что так старательно забывал, линии его плеч, груди, припухлые губы и бархатистую тёмную кожу. Он усердно отпихивается, изгибаясь в его руках и в конце концов напарывается на поцелуй, нечаянный и перченый, жаркий. Язык Намджуна во рту не доставляет удовольствия, тело включает аварийную сирену, подсказывая, что это не то, и что бы ни твердили эти уста, что бы ни обещали, верить им уже нельзя.
И наверное только тогда Шуга смог попрощаться с Намджуном где-то там, где они всё еще стояли на одном мосту, держась за руки и любуясь Сеулом. И наверное только тогда ему стало слишком больно, чтобы выдерживать этот долгий последний поцелуй. Он мог бы ударить его с размаху и послать куда подальше сразу же, но оттянул момент, потому что устал спорить и бодаться.
Ему есть, что защищать, и заслонку, не пускающую дальше, Намджун чувствует почти физически, ощупывает и не верит своим глазам. Он спал и видел, как придёт сюда, обнимет Юнги и отдаст ему свободу, как, променяв родительское уважение на жизнь с единственным любимым человеком, ринется с ним в глубокую ночь куда глаза глядят.
Нет романтике, декорации прогнили. Запоздало и неуместно Намджун вздыхает, точно глотнув лишнего палёного виски, и отступает на шаг, окончательно убеждаясь, что ореол волшебства развеян. Чудес не бывает. Разбитое не склеивается.
— Ты не едешь, — тоскливо заключает Намджун, он явно не будет нажимать и применять силу. — Ладно. Попытаться стоило, верно? Не держи на меня зла и запомни, как ты там говорил…?
Синхронно усмехнувшись, с грустью отвели глаза. Обнаружилась точка понимания, а может быть, планета.
— Запомню тебя, как парня с нихуёвыми ногами и задницей на два балла… Если подкачаешь.
Юнги услышал, как Намджун смеётся и вспомнил почти каждую чёртову минуту, случай и уровень собственной накуренности, когда ему приходилось слышать такой же искренний раскатистый смех, немного ненормальный, а потому особенный.
— Нам было здорово вдвоём, — Намджун принял из рук Юнги найденное в тумбе полотенце и вытер волосы.
— Да. И куда ты теперь? В бега?
— У меня есть, к кому поехать. Мамины родственники осели в Пекине, так что, думаю, прорвусь. Пока перекантуюсь пару деньков в отеле, денег я захватил, не совсем же дурак.
— Верняк, мозгов у тебя хватает… — кивнул Шуга и, мельком взглянув в сторону, побелел как мел. Присмотрелся и ахнул.
Сколько он видел? Сколько стоял там?
Бросив пару слов на прощание, Шуга кинулся к выходу, словно сделал величайший из выборов.
Намджун успел подобрать одну фенечку, слетевшую с заветного запястья, сунул её в карман и подумал о том, каким он запомнит Юнги. Он запомнит его целиком, потому что никогда не сможет забыть.
***
Чонгук выронил зонт и не почувствовал хлынувшего за воротник льда. Он размыт за витриной, как бесцветное пятно в белой толстовке. Ноги вроде бы шагают вперёд, а Чонгук находит себя убегающим назад, задетым и лопнувшим аккурат по рёбрам.
Хён. Хён. Хён.
Лучше бы Чонгук задержался на работе.
========== 10. the essence ==========
Комментарий к 10. the essence
(плюшка к потрахулям: ☾WTCHCRFT☽ – You)
…Осторожные поцелуи, кутающие с обеих сторон, довели Тэхёна до возбуждения быстрее, чем бы хотелось его мучителям. Тиски. Голод. Он податливо отдаётся объятиям и оказывается замкнут между двумя крепкими стояками.
— Тэхён, Тэхён-н… — Чимин шепчет ему на ухо, понимая, что совладать с ним не сумеет. Обеты разрушены. Их с Хосоком руки смыкаются на одних бёдрах. — Хочешь его…?
И они смеют переговариваться через плечо Тэ, а затем закреплять союз неосторожным поцелуем, причмокивание от которого мочит Тэхёну бельё. Его разморило от жара. Чимин подхватил его и перебросил через плечо, укусил за задницу и пришлёпнул.
— Сам напросился.
Хосок завороженно отправился за ними, в империю разврата, миновать которую невозможно.
Швырнув жертву на кровать, Чимин накрыл его собою, прихватил за подбородок и предотвратил попытку сплести языки, поиграл с воздухом и только хищно облизнулся.
— Не так быстро, — скидывая одежду на ходу, он добрался до сумки Хосока, где спрятал бесценное имущество, вынул игрушки, распутал цепочку наручников.
Хосок содрал с Тэхёна одежду и разделся сам, ожидая в предвкушении.
— Ты же говорил…! — рассердился Тэхён, опально глядя на бойфренда.
— Он попросил меня придержать это у себя, — пояснил Хосок.
— Болтливый он какой-то, не находишь, Хосоки? — Чимин сделал вид, что Тэхёна нет, и тот завёлся, обиделся.
