-Да к чёрту их вообще, Я же знаю, что сдам, -держится крепко за поручень. Наблюдает за едва румяными щеками Олеси. Та прижалась к окну со стенкой ещё плотнее, чтобы Роману тоже было удобно.

-На твоём месте я бы не была такой самоуверенной, -девушка успевает договорить предложение, как на неё тут же сваливается Роман. Позади него выкрикивают извинения. Кто-то очень крупный или их много. Однако… Глаза обоих встретились с друг другом так, будто впервые. Олеся всматривалась в глаза цвета океана, старалась не тонуть в них, иначе забудет, как дышать. Роман покраснел. Да и Олеся не хуже: тоже щёки красные. Руки юноши уперлись по обе стороны, немного дотрагиваются нешироких плеч. Мужчина или женщина-по голосу было непонятно, кто их так толкнул и сблизил, но огромное спасибо ему.

-А…-заикнулась девушка. Руки сжала в кулачки. Её другая, весенняя шапка, гармонично смотрелась с белой стеной автобуса: серый, белый, белый, серый.

-Ничего не говори, -прошептал Рома. Он приблизился к Олесе ещё сильнее, но только осознанно в этот раз. Упирается коленом ей в промежность, но не сильно, едва чувствовалось. Нежность и ласка связывает их взгляды в эти секунды, объединяет в некий вальс, зовёт в мир, который существует только для них одних. И эти случайные прикосновения…

-Поехали куда-нибудь?

-В заброшенный храм, а?

-Там холодно, -смущенно протягивает Олеся, явно стыдясь столь внезапной близости. До Романа дотягивался едва ощутимый аромат любимого шампуня девушки. Та, казалось, всегда покупает только его, отчего и волосы такие шикарные.

-Я тебя согрею, -Роман изменился в лице. Он тоже был по началу смущен, а теперь же ведёт себя с девушкой так, будто она беззащитный котёнок, который умоляет о помощи со стороны.

Они не следили, где едут, поэтому пришлось бежать одну остановку назад. Ну ничего. Прогулка — полезно. Пара добралась до начала лесного парка, вначале которого был построен когда-то храм, где женились молодые пары. Но его снесли ещё во времена Сталинских репрессий. Это стлевшее здание ничем не охранялось, но и ценилось не меньше, чем городские достопримечательности. Роман держал крепко за руку Олесю, та ломалась, не хотела следовать за ним, однако ей было дико интересно, что же будет дальше. Краска церкви потрескалась, но можно было установить её первоначальный цвет — светло-розовый.

Вход в неё был сбоку, со стороны леса. В эти степи практически никто не забретает, однако, охотников тут бывает много. Перешагнув порог храма, Роман сразу посмотрел наверх — не обрушится ли чего. Но на удивление здание оказалось и внутри таким же крепким и стойким. Следом вошла Олеся. Они прикрыли за собой дверь, проходя дальше, любуясь красотами и религиозной архитектурой. На полу лежали порванные портреты греческих богов любви, таких, как Мара. Когда-то на них молились молодожены во время коронации, а теперь эти картины никому не нужны и вообще, про них забыли. Было жутко. Не факт, что здесь никто не умер. Олеся вздрагивала, но не от холода. Ей захотелось присесть на скамью, прочувствовать всю её старость и крепкость. В следующую секунду она туда же и села. Роман без лишних слов аккуратно взял за плечи девушку и положил её спиной на деревянную основу. Той было жарко. Страшно, любопытно. Все чувства в её голове смешались, не давая даже единому просветлению прохода. Рома сейчас был благодарен матери за то, что она порой, когда сын уходил на свидание, клала ему в карман «защиту». Понимала, что её мальчику как никак восемнадцать лет. Рома, конечно, закатывал глаза, говорил, что никогда бы.

Но не сдержался, видимо. Это происходило спонтанно. Сначала куртка Олеси потерпела крушение, легла на деревянную основу как постель. Девушка аккуратно улеглась спиной на неё же. Она дышала ровно, но тяжело. До Романа едва дотягивался горячий пар из её рта. Сам он вёл себя неумело, но хотел доставить Олесе максимум удовольствия. Примкнул губами к красным щекам, стал покрывать поцелуями, дабы показать девушке, что боятся нечего. Если захочет — прекратят. В рюкзаке русоволосый нашёл жёсткую упаковку, покрытую металлической оболочкой. Разорвал зубами по полам, а после стал постепенно приспускать свои брюки. В очередной раз поблагодарил отца за то, что родился парнем. Ибо не нужно надевать по тридцать пар колготок зимой. Правда, уже весна. Но погода обманчива. В помещении пахло сыростью. Но было красиво. Эхо раздавалось по всем квадратным метрам, доносилось до колокола на самом верху. Золотистые волосы Олеси запутались, стали непослушные. Дыхание у Романа тоже было нелегкое, глубокое. Его глаза пьянели при одном взгляде на острые ключицы. Грудь приподнималась вместе со всем солнечным сплетением. Светло-розовая блуза на Олесе была бессовестно расстегнута, ноги сводились вместе. Холод абсолютно не чувствовался. Роман уместился сверху. Наклонился к шее Олеси. У неё даже лоб вспотел, как же это было непривычно, но в следующую секунду притягательно.

Понимала, на что идёт, но никогда не читала, что делать при таких обстоятельствах. Как себя вести. Как удобнее лечь.

Рома тоже был новичком в этом деле. Нет хуже любви двух девственников.

-Ты почти не почувствуешь, -шепчет под ухом Рома, ощущает вновь аромат ягодного геля. Сам он нахмурился, напрегся. После раздался стон в храме. Он был грешный, самый первый и невинный. Он был не от удовольствия, от боли, ни с чем несравнимой боли. Олеся понимала, что не стоит сдерживать свой голос, скорее потянулась к плечам парня и обхватила их. Они поняли друг друга ещё в автобусе. Роман спрашивал, как девушка чувствует себя, старался осторожно менять угол. И шея Олеси тоже стала влажной из-за учащенного дыхания. Через пару минут боль смешалась с эйфорией. В первый раз всегда такое, всегда больно. Глаза девушки поднялись кверху, томно рассматривали небо в разгромленом куске храма. Оно было светло-голубым. Облаков было мало, но они были и плавно передвигались по бескрайней атмосфере. В ушах у обоих ничего не слышалось кроме сладкого шума, он же отдавал в виски. Хотелось исцарапать всю спину юноши, тоже сделать ему больно, однако, сама лежала смирно. Рома двигался плавно и медленно, старался не сильно порвать определенные слоя эпителия у девушки. Но как никак всё равно потекла кровь, отчего в глазах девушки пробежался страх и выступили слёзы. Роман старался изо всех сил причинить как можно меньше боли, в итоге поцеловал девушку. Та отвечала еле-еле.

В губах чувствовался привкус любимой приправы от доширака. Причём, они оба любили этот вкус. И запах. Какой-то странный первый раз. Через несколько секунд процесс оканчивается, ни один сперматозоид, к счастью, за пределы латоксной оболочки не вышел. Роман скрутил уже использованный презерватив, осмотрелся, где здесь мусорка. Виленский был до ужаса подозрительным парнем. Главное — везде валяется мусор, а он ищет глазами именно корзину. Находит взглядом что-то похожее, а после кидает и попадает прямо в контейнер. Это был почтовый ящик. Вернее, что он него осталось. После одаривал всё своё внимание полуголой Олесе. Это нельзя даже назвать сексом, половым актом. Это было натуральное занятие любовью.

Роман протяжно вздохнул, уткнулся в грудь своей принцессы. Та не могла отойти от процесса, болезненные ощущения давали знать о себе каждую секунду, но можно было забыть о них, будучи в крепких объятиях. Олеся гладила ласково по голове Рому. Тот чуть ли не мурлыкал. Скоро они замерзнут.

-Прости, но в следующий раз я изнасилуйю тебя, -хрипит Олеся, обессилено прикрывая светлые очи.

В эти минуты Владислав уже направлялся домой, с настроением у него всё было в порядке. Он заметил некую странность в погоде: с утра было тепло, но пахло сыростью, теперь же сыро, но пахнет неким теплом. Духовно. Атмосфера, что ли, изменилась. Дома его ждали родители. Они хотели с ним сходить в театр, долго не могли вытащить сына на свободу, так сказать. Ему комфортнее было в одиночных четырёх стенах. Там, где было всё родное и прибранное. Влад сегодня даже забыл надеть наушники, но не пожалел. Теперь хотя бы он слышит, как проезжают мимо машины. И в случае сигнала он услышит её. Юноша не любил ходить в шапке, редко накидывал на голову капюшон. Считал, что и в холодные времена года всё должно дышать.