- Поучи ещё... - буркнуло начальство. - Ладно, принято! И вот что, Орхан... Вы там у себя плохо представляете, какая истерия творится наверху - на САМОМ ВЕРХУ. Мы - на грани "крайних мер" и "моря крови".
- Они там будут бегать с топорами по полю, но дрова-то рубить всё равно придётся нам...
- Правильно понимаешь. Мы тоже можем "взять под козырёк", снять ответственность... Но это дело особенное, дело нашей профессиональной чести. Дело, за которое нам самим не должно быть стыдно перед человечеством. Понимаешь?
- Понимаю... Сделаем... - просто пообещал начальник отдела.
И подумал, что "мне бы ещё мою уверенность"...
__________
Наутро после пьянки положено страдать. Эта освящённая веками традиция вошла в народный эпос под поэтическим названием "похмелье" - своего рода жертва пресловутому Бахусу. Ведь, чем более "гадко" с похмелья, тем больше имеется поводов для гордость за вчерашнее - "ну мы и врезали!". И вот, представьте, как бывает обидно, если и не "врезали"-то ничего, а страдаешь почти так же.
Утром Люда проснулась и поняла, что зря это сделала - на душе было так плохо, что хуже некуда. Ощущение пустоты и потери гнуздило душу, как экскаватор траншею. Даже странно стало. Вроде в истеричках никогда не числилась. Могла, конечно, по случаю захотеть "убить-зарезать" кого, но чтобы - аж ТАК!.. Чтобы до - выброситься через форточку?! До - встать в унитаз и спустить воду?!.. Тут одной неразделённой любви явно мало.
"Миклушенька! Ты не знаешь, чого мен╕ так недобре?.. Мацёпка!.. Мик..." - Миклухи "дома" не было.
А вот теперь можно было и в форточку кидаться...
Вместо Миклухи в душе разливалась та самая пустота, от которой хотелось либо не просыпаться, либо уснуть обратно... желательно навеки. Люда зарылась лицом в подушку и приготовилась тихо и достойно умереть. Не тут-то было!
- Уа-а-аххх... Скоко времени?.. А!!! Люськин!!! Подъём! На работу уже опаздываем!
...Видимо, лучшие подруги существуют для того, чтобы жизнь малиной не казалась...
В пылу лихорадочных сборов Люда - нещадно пинаемая и подгоняемая - мимоходом вяло отметила сочувственный изгиб гитары на стене, укоризненный блеск немытой второй день посуды и неожиданно радостный трепет листьев новоприобретённой гераньки.
"Надо же - отжила! Воспряла духом. Ну, это пока она не знает, как я её вчера - бедную бессловесную тварь - обозвала! А, кстати, как я её обозвала?" - вдруг серьёзно задумалась Люда, тупо зависнув перед растением.
- Аполлинария своего поливать будешь? Давай скорее, скорее, шевелись! - тут же подогнал её Юлькин голос.
"Аполинарием! - ахнула Люда. - За что же я её так жестоко?!", - и, уныло шаркая неподъёмными тапками, почапала за водой.
...А когда они выскочили на улицу, там их встретил мелкий занудный дождь...
На работу они всё же опоздали. Во дворике перед главным входом Люда увидела Лёшкин "бобик" и слегка оживилась. Капот машины был распахнут, словно её только что попросили сказать "А-А-А!", и из него многообещающе торчал чей-то зад, надо полагать водителя - самое время для светской беседы! Но Людын благородный порыв был грубо пресечен Юлькой, так что и "бобика", и вестибюль, и коридор они пролетели, что называется, на одном дыхании. А на втором уже выдыхали сакраментальное "ой, извините, задержались!" Однако, встретили их в комнате на удивление благожелательно.
- Людочка, а подойдите сюда, пожалуйста! - махнул ей рукой Владимир Иваныч от стола пана Ромця. Там же оказалась и Екатерина Львовна, которая только кивнула в сторону девочек. Единственно, Олежка оставался за своим компом и при их появление "приветственно" постучал кулаком по своей черепушке. Люда в ответ уныло скривилась и с тяжким вздохом отправилась за очередной порцией геологических откровений.
- Взгляните-ка сюда! - вместо вступления ткнул в разложенную на столе карту Владимир Иваныч. - Узнаёте?
И столько в его жесте было многозначительности, столько воспитательного пафоса, что до жути захотелось брякнуть в ответ жизнерадостное "Нет!". Страшным усилием воли Люда сдержала себя и выдавила, хоть и кислым тоном, но вполне приличное:
- Это то, шо вчера показывали?
- То, да не то! - сейчас же залучился лукавством старый геологический "зубр". - Вы внимательней посмотрите, внимательней! Вспомните, о чём вчера говорили...
Господи-боже! Да если бы она помнила, о чём там, у них вчера шла речь!
- Так, Дидашенко! Не морочь ребёнку голову! - пришла на помощь Екатерина Львовна. - Вчера, Людочка, вы предположили, что черносланцевая толща одновременно является и верхним мелом, и олигоценом. Помните? Так вот, вы оказались правы!
"Честное слово, я не хотела!" - мысленно воскликнула Люда, тщательно сохраняя на лице нейтрально-деловое выражение.
- Мы уже и забыли про это, но вот Роман Николаевич напомнил и предложил нанести точки опробования на карту. Оказалось, никто так никогда не делал - чтобы все сразу. Обычно показывали только свои данные и свои же предположения подтверждали. А вот вместе...
Екатерина Львовна сделала эффектную паузу, от чего Люда непроизвольно напряглась, а монолог театрально подхватил Владимир Иваныч:
- А когда нанесли все на одну карту, они в точности легли на свои места: на юге - мел, на севере - олигоцен. А между ними получился тот самый пропущенный надвиг!
- И это значит, - опять взяла слово Екатерина Львовна, - что вы, Людочка, совершили своё первое геологическое открытие! - и "зубры" уставились на неё отечески-благожелательными взглядами.
Мысли в голове отчего-то разбежались, а из оставшихся крутилось только дурацкое "Я больше так не бу-ду-у-у!" Люда заметила, что переминается с ноги на ногу, шкрябает ногтями ладонь, кусает губы и больше всего на свете хочет загладить вину перед Отечеством за расчленение ни в чём не повинной толщи. Попытка смотреть куда-то в сторону тоже не принесла успокоения - из-за Олежкиного компа на неё уставились благоговейно распахнутые Юлькины очи. Ужас!
"Ну не смотрите на меня, как на икону Богоматери!" - мысленно взвыла Люда, отчаянно желая провалиться на месте и поглубже... До палеоцена... До мела!.. Прямо в докембрий! Она уже не отвечала за "глубину" последствий, когда внимание общественности отвлёк Роман Николаевич:
- От, пан Ромцю, вчитьс╕! Пь╓тдес╓т л╕т ходиш, ходиш, як той бузька по спасу, а воно - гоп! - ╕ мавпа! [Прим. - игра слов: "бузька" - аист, "мавпа" - обезьяна]
- Ну, не прибедняйтесь, Роман Николаевич! Вы же всех и надоумили.
- Та то ╓ та-а-ак... Но молодьож!..
- Ха! Ребята, а ведь теперь придётся переносить границу Боргушской зоны!
- А ну-ка, ну-ка... - "зубры" склонились над картой, едва не столкнувшись головами.
Видимо предполагалось, что Люда будет топтаться у них за спинами, заглядывать через плечо, дышать в ухо невысказанными вопросами... Когда-то, в другой жизни, так бы оно и было, но в теперешней, едва паника, вызванная повышенным вниманием улеглась, сейчас же вернулось уныние и ощущение давящей пустоты в душе. Потоптавшись ещё для приличия и, посчитав программу подвигов на сегодня выполненной, Люда грустно поплелась за свой стол - может хоть там посочувствуют?
Но и там до неё никому не было дела. Стол задумчиво поскрипывал деревянными "суставами", загадочно шуршал под руками дермантиновой столешницей, но не отзывался. Люда, в который раз, тяжко вздохнула и, оставив заслуженного "пенсионера" предаваться собственным воспоминаниям, пошкандыбала вон из комнаты. Никто её не остановил и даже не заметил.
