В 2010 году Германии был издан буклет с информаций о лагере:
«Пять километров северо-восточнее Мюльберга на Эльбе, недалеко от вокзала Неубурхдорф на сегодняшнем Неубурхдорфском и Альтенаурском лугу, в начале Второй мировой войны немецким Вермахтом был создан лагерь военнопленных на участке в 30 гектар, Stalag 1V B. Первыми поселенцами были польские военнопленные, позже прибыли бельгийцы, французы, североафрикацы, сербы, англичане, жители Голландии, начиная с 1941 служащие Красной Армии, с 1943 итальянцы и датчане, а после открытия второго фронта и высадки десанта союзниками и американцы, таким образом лагерь стал международным. В общем соблюдались нормы, определенные Женевской конвенцией 1929 года, контроль осуществлялся Международным Красным Крестом. Регулярно оказывалась помощь в виде посылок. Одна группа пленных была исключена из контроля и оказания помощи, это были бывшие служащие Красной Армии. По приказу немецкого руководства Гитлера им создавались значительно худшие жизненные условия чем остальным военнопленным, поскольку СССР не подписал Женевской конвенции. Кроме того, Сталин объявил военнопленных предателями Родины и поэтому факт пленения не признавался. Фактически они были «никто».
Поступающие в лагерь постоянно менялись, большинство военнопленных распределяли по рабочим командам и отправляли другие лагеря, например в Цайтхайн (stalag 304).
Лагерь 1V Б осуществлял регистрацию и фактически стал транзитным лагерем, через который за шесть лет существования прошли сотни тысяч пленных. Непригодные для работы оставались в лагере. Больница была создана вне лагеря.
На 1.1.1945 года по статистике в лагере находилось 25 052 военнопленных, вдвое больше чем планировалось. 23 апреля 1945 лагерь 4Б был передан Красной Армии. Но он не был ликвидирован, а функционировал как промежуточный лагерь для освобожденных советских солдат из Западной оккупационной зоны, которые обменивались на пленных союзных стран, для «восточных рабочих» (среди них участники «русской освободительной армии» генерала Власова (возвращены в СССР в 1946) Этих людей после возвращения СССР ожидала нелегкая судьба, большинству новая дорога».
Русский блок занимал сравнительно небольшую территорию и был отделен от остального лагеря колючей проволокой и воротами с круглосуточно стоявшим часовым.
Бараки, собранные из деревянных щитов на бетонном основании не имели какого-либо утепления. Имели деревянное перекрытие и потолок из картона (типа ДВП). Пол выложен красным кирпичом по песочному основанию. В бараке устанавливались плотными рядами двойные трехэтажные нары с перекрытиями из досок. В качестве матрасов использовались мешки, сшитые из бумажной ткани и набитые нарезанной полосками бумаги из старых газет и журналов. Никаких одеял, подушек и тем более простыней не было. Спали на бумаге и покрывались второй половиной матраса (тоже бумагой). В зимнее время в бараке, несмотря на наличие печки, было холодно. Вода, оставленная на ночь, к утру превращалась в лед. В бараках было множество клопов, особенно они донимали в летнее время. Только летом 1944 года немецкие специалисты провели дезинфекцию с помощью химических препаратов, и от них удалось избавиться.
Общение с иностранцами было запрещено. Все военнопленные других стран жили единым лагерем.
Кормили в этом лагере лучше: в обед давали ведро супа из брюквы, иногда со следами мяса на 16–20 человек, и ведро вареной картошки, также на 16–20 человек (норма варьировалась), позже выдавали хлеб, грамм 200–250 и чай. Хлеб имел посторонние примеси и не был похож на привычный нам. При таком рационе человек не умирал, хотя со временем приобретал черты дистрофика. Питание иностранцев было почти таким же. Однако, вместо постоянного варева из брюквы (супа) они получали более питательные блюда. Однажды мне довелось попробовать их макаронного супа с кровяной колбасой.
Все государства, за исключением Советского Союза, подписали Женевскую конвенцию, касавшуюся условий содержания пленных в годы войны. Они имели право переписки с родными и получения посылок из дома. Кроме того, Международный красный крест еженедельно снабжал посылками французов, англичан, американцев, в которых в консервированном и ином виде содержался широкий ассортимент продуктов, в том числе шоколад, чернослив и сигареты. Поляки, югославы и некоторые другие получали эти посылки реже. И только советские пленные, по воле «полководца всех времен и народов», отказавшегося подписать конвенцию, были лишены такой помощи.
Иногда пищу, получаемую с кухни, иностранцы передавали советским пленным. Несмотря на запреты, советские пленные общались с иностранцами и даже вели торговлю, изготавливая различные поделки: алюминиевые портсигары с гравировкой, шили тапочки и пр. Все это обменивалось на продукты и различные консервы.
Абсолютное большинство иностранных пленных нигде не работали и, согласно Женевской конвенции, немцы не могли заставить работать младший командный состав, если они не изъявляли на это своего согласия. Время проводили в различных играх: футбол, регби, волейбол, бейсбол. Французы занимались ко всему прочему еще и фехтованием и театральными постановками.
Однажды один немецкий летчик (недалеко был аэродром, на котором постоянно тренировались военные летчики), пролетая над лагерем очень низко, попытался разогнать играющих футболистов с поля. Своим шасси он задел, сидевшего перед полем, англичанина и снес ему голову. Не успев взлететь выше колючей проволоки, зацепил ее своим шасси и улетел. Как приземлился неизвестно.
Для расследования инцидента из Женевы приезжала специальная комиссия по жалобе англичан. После этого таких полетов над лагерем не было.
Таким образом, в мире существовали договоренности, которые даже фашисты вынуждены были принимать к исполнению. И только Советское правительство заняло особую позицию, отказавшись следовать международным законам, заявив, с подачи Сталина, что у него нет пленных, а есть только изменники Родины. Результат известен – миллионы лишних трупов, зарытых «в шар земной!»
По прибытии в лагерь нас выстроили на плацу. Немец (как позже стало известно, это был поляк, служивший в немецкой армии), прохаживаясь перед строем, предложил нам наказать здесь же полицаев, которые раньше, в другом лагере, били рядовых пленных. Никто не реагировал, посчитав такое предложение провокацией. Рядом стоявший с ним, русский пленный в тельняшке, подтвердил предложение. И тут вспомнили активиста с плеткой по лагерю «Лесная», его быстро разыскали в строю и, окружив толпою, несколько раз подбросили вверх, расступаясь при его падении. После чего он недолго прожил. Вот так, необычно, встретил наше прибытие лагерь.
Мне не пришлось побывать в других шталагах, но если и там были такие порядки, то можно согласиться с решением немецких властей, что их нельзя относить к категории концлагерей. Нельзя приравнивать к ним и лагеря, созданные на оккупированных территориях. Несомненно, последние стоят в одном ряду с концлагерями, отличаясь от них только способом уничтожения людей. Конечный результат получался одинаковый. Но и в лагере 4Б к концу войны насчитывалось несколько тысяч захороненных советских пленных. Вместе с командой огородников я принимал участие в благоустройстве территории братских могил незадолго до окончания войны.
После знакомства со списками погибших на территории Германии советских военнопленных возникла мысль, что stalag 4 B был исключением по созданным условиям пребывания в нем пленных. Основной причиной являлось его предназначение для пленных других национальностей. Отсюда и невысокий процент смертности. Лагеря, предназначенные только для советских пленных, по этому показателю ничем не отличались от лагерей на оккупированных территориях. Так в лагере Цайтхайне (шталаг 304) под Дрезденом погибло около 30 тысяч человек, очень много жертв было и в лагерях Цигенхайне (шталаг 1 Х А), Зандботеле и др. В немецкой земле покоятся семьсот тысяч советских военнопленных.
