Я был в гостиной, куда спустился после ужина. Я первый столкнулся с женщиной, когда она появилась во внутреннем дворе и заговорила со мной. Она поведала, что сила слова Иешуа помогла излечить ребенка в деревне, где она случайно оказалась. Удивительная сила поразила ее, и тогда женщина решила привести к Иешуа собственную дочь, чтобы тот исцелил ее. «Девочка связана, дабы она не смогла причинить вред самой себе, так как несколько раз пыталась совершить самоубийство», — объяснила несчастная мать.
Неожиданно я узнал, что Иешуа известен как целитель. За ним послали служку, и через несколько минут Иешуа и его спутники появились во дворе. Затем на глазах у Кефаса случилось нечто неожиданное и даже комичное. Девочка, до сих пор казавшаяся относительно безобидной, несмотря на издаваемые ею выкрики, внезапно бросилась к подошедшим и начала бить их, сжав в кулаки связанные руки. Якоб и Иоанан с трудом оттащили ее от Иешуа.
Женщина распростерлась на земле, умоляя простить ее.
— Пожалуйста, пожалуйста, господин мой, пожалуйста, — бестолково бормотала она.
Иешуа, отступивший предусмотрительно на несколько шагов назад с места потасовки, уже оправился от замешательства и снова вышел вперед. Он взял девочку за подбородок, что, кажется, успокоило ее.
— Отведите ее в гостиную, — сказал он.
Его люди усадили девочку на скамью в гостиной; она продолжала что-то бессвязно бормотать. Она все больше уходила в себя, смотря перед собой остекленевшим взглядом, как будто совершенно безразличная к происходящему. По просьбе Иешуа мальчик-слуга принес таз с водой и полотенце. Когда все было готово, Иешуа принялся осторожно протирать лицо девочки влажной тканью, смывая грязь и запекшуюся кровь. Я вспомнил, как Иешуа точно так же омывал лицо Езекиаса. И как тогда лицо Езекиаса вдруг преобразилось под руками пустынника, так и сейчас нечто похожее происходило и с этой девочкой. На личике, очищенном от грязи и кровавых потеков, придававших ей сходство с демоном, неожиданно появлялось ребячески невинное выражение. Он протер ее волосы, снова взлохматив их, затем принялся развязывать ей руки. Девочка все больше и больше успокаивалась, ее вой перешел в тихое всхлипывание.
— Принесите ей поесть, — сказал Иешуа, когда руки были развязаны.
Принесли миску супа. Она припала к ней, как человек, который давно ничего не ел.
Из мешочка, висевшего у него на поясе, Иешуа достал какие-то травы, протянув их матери, велел делать из них успокоительный отвар и поить девочку, когда снова начнется приступ.
— Это демон одолевает ее? Да, господин? — спросила мать.
— Она беременна. Когда вы найдете того, кто это сделал с ней, вы поймаете вашего демона.
Женщина внезапно осеклась. Мы тоже стояли молча. Девчушке было лет девять или десять. Но все вдруг поняли, что Иешуа был прав. Об этом говорило виноватое молчание матери и выпуклость, проступавшая под платьем девочки. Она сделалась особенно заметной теперь, когда общее внимание было приковано к животу малышки.
Девочка тем временем тихо лакала суп, стараясь достать со дна гущу.
— Отведите ее домой и позаботьтесь о ней, — сказал Иешуа.
Во всей этой истории не было ничего сверхъестественного, однако произошедшее глубоко тронуло меня. В мою память врезалось выражение детского лица, чудесно преобразившегося, как по мановению руки. Прояснившегося, как будто кто-то окликнул ее у края пропасти. Я и раньше сталкивался с таким даром, если можно говорить здесь про дар, и видел всякого рода «исцеления», исполняемые с тем или иным успехом. Я был свидетелем не одного и не двух представлений, организованных, чтобы снискать расположение доверчивых зрителей. Такие действа обычно обставлялись разного рода приемами, с целью как можно сильнее заморочить всем голову. Туманные высказывания, чтение молитв нараспев, демонстрация амулетов, бесчисленные жертвоприношения — все заканчивалось значительным пополнением кошелька врача без особой пользы для больного. Иешуа все делал очень просто, поэтому отсутствовало ощущение фальши. Только простые, даже скуповатые жесты и внимание к людям, внушающее всем веру если не в абсолютную истинность «исцеления», то, во всяком случае, в честность целителя. То, что он внимательно отнесся к физическому состоянию девочки и к причинам, повлекшим такие последствия, выгодно отличало его от прочих врачей и знахарей. Обычно последние склонны прятать свое невежество за туманными рассуждениями мистического плана.
Позже я заговорил с Иешуа о его образовании, которое, по его словам, он получил в Александрии. Удерживая его этим разговором, я преследовал свои цели. Как я уже сказал, он предложил мне присоединиться к ним. Понимая, что, по сути, он являлся таким же изгнанником, я убеждал сам себя, что будет удобнее вернуться на прежнее место вместе с ним. Не вызывая подозрений, можно будет ходить по Галилее, где о нас никто не знал. Волей-неволей я действительно убедил себя, что стремлюсь укрепить нашу организацию там, где она до сих пор имела слабое влияние. Однако истина заключалась в том, что меня привлек к себе Иешуа. В его характере улавливалось нечто, что говорило о нем как о вожде, и я не хотел упустить его.
Мы сидели и беседовали, может, час, может, больше. Ею люди давно вернулись в свои комнаты. По его словам можно было составить мнение, что он обычный странствующий проповедник, наставник, каких немало встретишь в Иудее и вне ее. В Галилее было считанное число людей, поддерживающих его. Тем не менее он мало походил на проповедников, которых я обычно встречал, когда учился в Иерусалиме. Те представлялись мне комнатами, в которых отсутствуют окна. Их ум оперировал только в рамках Закона, тогда как ум Иешуа был живым и пытливым. К нам присоединился хозяин гостиницы, он принес вина, и Иешуа не отказался выпить. Вскоре разговор свернул на политические темы. Речь зашла об императоре Тиберии и его странном уединении на Капри, где он, как говорили, предавался разврату, совершенно не интересуясь государственными делами. Хозяин гостиницы усмотрел в этом надежду на обретение независимости:
— Дом развалится, — сказал он, — если хозяин не будет следить за ним.
Ответ Иешуа вскрыл самую суть:
— Но у хозяина всегда найдутся слуги, готовые позаботиться об имуществе в отсутствие хозяина.
Его слова оказались пророческими: прошло совсем немного времени, и на слуху появилось имя Сеяна, прокладывающего себе дорогу во власть. Притом суровостью и всякого рода зверствами он намного превзошел своего отца.
В определенный момент Иешуа спросил меня о моем образовании, и я сразу стал рассказывать ему об Эфесе. Иначе я боялся, что Иешуа сочтет меня неким упертым фарисеем, не читавшим ничего, кроме Закона.
— Ну, так, значит, мы оба греки, — пошутил он.
На самом деле в Эфесе отец отправил меня учиться в еврейскую школу, расположенную в нашем квартале. Мой отец вырос на «критском юге», в Негебе, и не был поклонником светского воспитания. Расширить мой кругозор помогли мне рукописи, которые я от нечего делать покупал, слоняясь по рынку или в уличных лавках. Наш квартал казался мне небольшим островком, кусочком родной земли, которую поглощает темная неизвестность.
Я спросил Иешуа, бывал ли он в Эфесе, и он ответил, что был там однажды перед тем, как присоединиться к Иоанану.
— У меня осталось впечатление, что там много удивительного, — заметил он.
С тех пор как умерли мои родители, мне трудно было говорить о тех местах.
— Чудес гораздо больше в Александрии.
Он засмеялся моим словам.
— Может быть, но не всякое чудо — благо.
Прежде чем мы отправились отдыхать, я наконец признался, что хотел бы принять его приглашение путешествовать вместе. Я боялся, что он догадается о моей неискренности и обидится. Но даже если он и тревожился о том, что подвергает себя опасности, определив повстанца в свои спутники, он хорошо скрывал это.
— Конечно, мы будем рады. — Казалось, он говорил вполне искренне.
Итак, мы отправлялись в путь на следующий день. Я попросил хозяина гостиницы сказать соратникам, что решил уйти, но не думал, что те вообще заметят мое отсутствие.
