история
Ни одного солнечного дня.
история
Лучшие давно перебиты. Затем перебили более-менее приличных. Затем перебили умеренную сволочь.
приметы
Приметы - наше единственное бомбоубежище. Русская жизнь - бьющееся зеркало, страх вернуться. Мы нащупываем знакомую систему мирового фатализма. Перегибаем палку. И становимся уникальными.
писатель
Не могу понять тех писателей, которые уехали. Россия - рай для писателей. Но я никак не пойму читателей, которые здесь остались. Россия -ад для читателей.
москва кабацкая
Русских много, и они страшные. Это весело. Разнообразит мир. Гитлер хотел русских превратить в животных. И что бы вышло? Мир бы завял. А так мир движется своей боязнью, тревогой, беспокойством. Волнуются, сволочи! Хорошо. Блок это понял. Обрадовался, что понял. И написал. Но, правда, потом удивительно быстро умер.
дискотека
Сначала Саша развеселился. Подвалил к бару, потребовал выпить. Схватил за руку стриптизерку. Нас вежливо провели в комнату, где все друг другу делали минет. Девки набросились на нас с открытыми ртами. Но Саша вдруг нахохлился, от минета отказался, в казино не пошел, призадумался.
- Превратили Москву в Амстердам, - проворчал он.
- Так слава Богу!
- Молодым скоро подрежут крылья. Покудахтают. Одни разбегутся, другие - угомонятся. Каждое поколение русских надо подпаливать на костре.
- Саша, что вы несете! Вы пьяны? - удивился я. - Мы же пришли искать Серого.
- Серый не любит изобильную радость. Ему отвратительны бляди и йогурты. Очереди за хлебом - это Россия. Откуда вы знаете его имя?
Мы ушли с заложенными ушами.
загон
- А может, Серый сидит за колючкой? - сказал я. - Россия - загон.
- Ну.
- Послушайте, - сказал я, - а вы сами случайно не сидели?
Саша смутился:
- Меня оклеветали. Посидел немного. Выпустили. Кто в России не сидел?
соцарт
В понедельник ко мне приехал озабоченный Пал Палыч.
- Лажа, - сказал он. - По агентурным сведениям им уже занимаются. В Москве крутится парочка: он - американец, она - француженка, помоложе. Он аккредитован как журналист, и она с той же крышей. Не приходилось пересекаться?
- Пал Палыч! - взмолился я. - Я не имею отношения к иностранцам вот уже десять лет. Когда-то они мне были нужны.
- Когда были диссидентом?
- Они меня прикрывали. Теперь какой от них толк?
- Кредиты, - сказал до тех пор тихо сидящий при начальстве Саша.
- Кисло, - ответил я.
- Страна крутится, все меняется, - заверил меня Саша.
- Вы крутитесь, и кажется - все крутятся, - сказал я. - Пал Палыч, знаете, как зовут нашего мужика?
- Князь тьмы? - прикинул начальник.
- Серый.
- Кликуха? - спросил Пал Палыч.
- Да вы притворщик! - зашумел Саша. - Еще неделю назад уверяли, что его нет, а теперь знаете, как зовут.
Вид у него был, действительно, изумленный. Пал Палыч гнул свою линию:
- Пускай будет Серый. Вон в зоопарке и то животным дали клички. Правильный шаг. Даже если он не Серый. Что делать с американцем?
- Его как зовут? - спросил я.
- Грегори, - сказал Саша.
- Грегори Пек?
- Как актера? Кликуха, - заметил Пал Палыч.
- А “Пал Палыч” не кликуха? - не выдержал я. Генерал смолк.
- Я знаю Грегори, - сказал я. - Он был пламенным антисоветчиком. Внешне похож на Байрона. И бабу его французскую знаю.
- Я в курсе, мы проверили, - сказал Пал Палыч. - Этот ваш Байрон ненавидит все русское.
- А что вы не попросите патриотов найти Серого? - спросил я.
- Они не найдут. Им вообще лучше не знать. Они возьмут этого Серого как знамя и этим знаменем начнут нас пиздить по головам.
- Допустим, мы его с Сашей найдем. Что дальше?
- Пусть он вникнет в наше положение, - сказал Пал Палыч.
- Раньше не вникал, а теперь вникнет? - рассмеялся я.
- Раньше мы были сами знаете, кем, - грустно сказал Пал Палыч. -Нарушали права человека. Рубили головы. Вообще нарубили дров. А теперь идем к нормальной цивилизации. У нас не все получается, много дряни, но мы искренне стараемся и в душе - демократы.
- Демократы, которые в кустах ищут Серого, чтобы упросить его вникнуть в наше положение.
- Я буду с вами предельно откровенным, - сказал Пал Палыч. - Мы установили, что у вас мало человеческих качеств. Вы сбиваете людей с толку и получаете от этого удовольствие. Вы не церемонитесь. Но не берите хотя бы меня за горло. Мы платим вам деньги.
- Мы будем ловить Серого по электричкам, - предложил я. - Он выплывет на нас в качестве ревизора.
- Думаете, он маскируется под народного типа? - спросил Саша.
- Каждый из нас может замаскироваться под народного типа, - сказал Пал Палыч. - Я сам - народный тип.
- С другой стороны, возьмите Сашу. Он-то не похож на народного типа.
- Новое поколение, - сказал Пал Палыч. - С ним еще не все ясно. В среднем классе я бы не стал искать Серого.
- А роль мещанства в русской жизни? - удивился Саша. - Все русское просвещенное общество ненавидело мещанство. Может быть, мещанство и есть тормоз общества?
- Отставить, - сказал Пал Палыч. - Мы с мещанством дали маху. Правда, кто-то из литераторов любил мещан, забыл, кто.
- Как же вы представляете себе Серого? - спросил я. - Суперлешим с тоскливым взглядом, как у Врубеля?
- Мало, что ли, нечисти на нашей земле! - вскричал Пал Палыч. -Непонятно, с чего начинать. Кого куда нужно перезахоронить прежде, чем выравняется плоскость морали.
- Всех не перезахоронишь, - вздохнул Саша.
- Вернемся к американцу, - предложил генерал.
американский шпион
- Старик! - обрадовался он мне на старомодном жаргоне. - Давай увидимся!
- Возьми Сесиль, - сказал я. - Пошли в грузинский ресторан. - Я знал, что Грегори прижимист. - Приглашаю.
В ресторане нас, конечно, пожелали подслушать, но я запретил Саше даже думать об этом.
- Или доверяете мне, или до свидания, - сказал я.
- Что же все-таки, по-твоему, революция года? - задумчиво спросил Грегори. - Случайность или закономерность?
Он писал книгу о России уже десять лет и никак не мог кончить. То власть менялась, то - концепция.
- Случайная закономерность, - безошибочно предположил я.
- Как? Как? - Он бросился записывать в блокнот.
Мы вспомнили ужасы диссиды. Пришли в умиление. Это было тысячу лет назад, когда на праздники давали пайки-заказы с синей курицей, баклажанной икрой и зеленым горошком, и мне стало странно, что я жил тысячу лет назад. Грегори был тогда похож на молодого Байрона с полметровыми ресницами. Я работал “одним молодым писателем” в качестве цитат для его влиятельной газеты, и органы не могли вычислить, кто бы это мог быть.
- Да вычислили! - сказал мне Пал Палыч при следующей встрече. -Вычислили, но не сажать же было вас всех!
- Значит, подслушивали?
- Не всё, - признался Пал Палыч. - Аппаратура забарахлила на самом интересном месте.
Грегори любил русскую поэзию и грузинские рестораны, но был настроен непримиримо. Он считал, что Россия неисправима, и ее ослабление благожелательно для всего человечества. Любой провал России на Украине, в Прибалтике, Чечне, Ираке, где угодно, он воспринимал с облегчением.
- Меня тошнит от твоей Америки, - чистосердечно сказал я. -Пластилиновая страна.
- А меня тошнит от твоей России, - рассердилась француженка Сесиль.
- От твоей Франции меня тоже тошнит.
- От Франции-то почему? - не понял Грегори.
- Мертвые души! - хмыкнул я.
Правда, когда мне резали шины или воровали на даче, мне казалось, что Грегори прав, и чем дальше, тем больше. Я понимал, что если со мной что-то случится, я поверю ему целиком, потому что индивидуальный опыт важнее общественного счастья, по крайней мере, для меня. Но, с другой стороны, Грегори меня раздражал. Он делал вид, что в стране ничего не происходит.
- Но ведь вся ваша сраная советология провалилась. Никто ни черта не понял. Даже не могли предсказать перемены.
