Похоже, объяснение его устраивает, а за это Мириам его и любит.

— Ну, он это заслужил. А что твой брат?

Мириам отмахивается.

— Никчемное дерьмо. Спелся с моим парнем. С обоими покончено.

— Так для тебя даже лучше. Тебе стоило прийти сюда, чтобы я помог тебе привести себя в порядок.

— Я знаю. Фингал почти прошел. Вся голова в крови. Порезанная щека. Следующая топ-модель по-американски, да?

* * *

Кран с водой включен. Луис проводит влажной махровой салфеткой по лбу Мириам. Девушка под впечатлением от того, насколько нежно у него получается. Он ведь огромный. Эти руки могут с легкостью раздавить череп, словно это помидор, но все его прикосновения мягкие и неспешные — замысловатые, как у художника. Как будто перед ним произведение искусства.

— У тебя круто получается, — говорит Мириам.

— Я стараюсь быть осторожным. Порез на щеке надо бы зашить. Он не длинный, но глубокий.

— Никаких стежков. Просто наклей пластырь.

— Может остаться шрам.

Мириам морщится.

— Шрамы — это очень сексуально.

— Я рад, что ты вернулась.

— Не стоило уходить в первый раз.

Луис зубами срывает упаковку с какой-то неизвестной мази, выдавливает немного на свой широкий палец и мажет Мириам лоб и щеку. Ей нравится прикосновение. Оно такое обыденное и интимное. Это приводит её в состояние Дзен; она принимает беззаботность в свои объятия.

Но беззаботность не обнимает её в ответ. Всё так непросто.

Он умрет, напоминает ей нудный внутренний голос.

Мириам глубоко вздыхает и отвечает тому голосу, что она в курсе.

И это истина. Она знает. По её мнению, всё это похоже на американские горки. Все прикованы к своему пути; никто не может сойти с него раньше. Холмы и долины, резкие повороты и длинные прямые дороги. Крики. Погоня. Ужас. И всё в конце концов медленно подходит к своему завершению. Жизненный опыт — продукт судьбы. Судьба наложила свои лапы абсолютно на всё.

Но Мириам думает, что, может быть, есть ещё нечто, до чего судьба не дотянулась. Может быть, до того, что ты не решил, каково твое мнение о чем-то, или, что более важно, как ты это что-то ощущаешь. Может быть, судьба еще не управляет тем, насколько легко ты достигаешь умиротворения. Мириам надеется, что так и есть. Потому что она хочет хотя бы немного обрести покоя.

Луис умрет в помещении маяка уже меньше, чем через две недели.

И ей этого не предотвратить. Именно там закончится его путь.

Мириам думает, что, может, и её дорога оборвется там же. Потому что, по правде говоря, она понятия не имеет, что уготовила судьба ей самой. Она к плану непричастна. Мириам может дотрагиваться до других и видеть, как они умрут, но того же не может сказать о себе — её смерть остается загадкой. И похоже, так будет до тех пор, пока она не встретит свой конец. Ей нравится представлять, что это будет насильственная смерть. Но сейчас, при прикосновениях Луиса, она думает иначе. Или, по крайней мере, надеется, что так будет.

— У меня есть к тебе просьба, — говорит Мириам.

— Выполнимая?

— Просто идеальная. Ты же скоро уезжаешь.

— Да, новый груз.

— Возьми меня с собой.

Он удивленно отдергивает руку.

— Ты хочешь поехать со мной?

Мириам кивает.

— Ты мне нравишься. Я хочу уехать подальше от всего этого. К тому же, мне может грозить опасность. Из-за парня. Из-за брата. Кто знает? А с тобой безопасно. Мне это нравится.

Луис улыбается в ответ на её ложь.

— В путь отправляемся утром, — говорит он.

Мириам целует его в подбородок. От этого лицо болит. Но это та боль, которую она готова терпеть.

Часть третья

Глава двадцать четвертая

Здесь умирает Ренди Хокинс

Никто не знает кто такой Ренди Хокинс, потому что он — большое и старое ничто.

Он, безусловно, не является человеком привлекательным: поросячий нос, кудрявые рыжие волосы, джинсовая куртка, которая была в моде пару десятков лет назад. Ботинки всё ещё на нем, но, если кто-то увидит его ступни, отметит, что они, как и его нос, похожи на поросячьи копыта. Очень уж они похожи на копыта.

Его работа ничем не примечательна. Сейчас он работает за мясным прилавком в большом супермаркете, но устроился он туда совсем недавно. До этого Ренди работал оператором на заправке, а ещё до того, тоже оператором, но на другой АЗС. Когда-то он считал, что может стать барабанщиком, но был весьма озадачен, когда узнал, что для этого обязательно нужно уметь играть на барабане.

Может, это из-за его мироощущения? Несмотря на привычки, он мягкий человек. Тихий. В своей голове он отнюдь не скучен, но для всех остальных Ренди туп, как пробка.

Если бы он был бубликом, то самым обыкновенным.

Так что же делает Ренди Хокинса таким особенным? Достаточно особенным, чтобы оказаться подвешенным за руки в морозилке для мяса рядом с говядиной.

Две вещи.

Первая — это одна из его «привычек», упомянутых чуть раньше.

Вторая — его знакомства.

Видите ли, Ренди употребляет мет. В основном для того, чтобы можно было сидеть допоздна, смотреть мультики и плохие фильмы. Кто-то может поспорить и сказать, что Ренди просто боится смерти, а сон для него равносилен ей — более того, сон отнимает жизнь, что приближает смерть. Однако Ренди этого даже не осознает. Кроме того, кто не боится смерти?

Проблема в том, что зависимость Ренди — возможно, нечаянная причина тому, чтобы оказаться казненным, — приведет его к смерти несколько раньше положенного. Видите ли, дилер Ренди всё время повышает цены. Стоимость кристаллического мета ползет все выше, выше и выше. Ренди не из тех, кто раскачивает лодку и уж точно не станет тратить силы на то, чтобы искать нового дилера…

…но что, если это новый дилер ищет Ренди?

Появляется новый парень. Говорит, что у него есть товар. Говорит, что готов его продать по бросовым ценам. Этот новый парень какой-то скользкий; он улыбается, словно пришел обделывать свои делишки. Но даже тогда Ренди думает, несмотря на то, что парень слишком улыбчив, тот торгует нормальным товаром и это хорошо. Ренди нравится новая цена.

Ренди перестает ходить к своему старому дилеру и начинает покупать у нового.

И вот здесь заканчивается исключительность Ренди.

По крайней мере, что касается его похитителей.

Дверь в морозилку гремит, потом открывается. Это пугает Ренди и в носу у него надувается кровавый пузырь. Парень едва не наделал в штаны.

Два человека, выбившие из него всю дурь — приземистая женщина (Ренди не может ничего с собой поделать, но находит её вполне привлекательной) и высокий мужчина — заходят внутрь, но теперь с ними третий.

Он широкоплечий, но худой — слишком худой, похожий на скелет, который облачили в белый костюм, — и что более странно, у него совсем нет волос, никаких. Лысая, блестящая голова. Никаких бровей. Никаких ресниц. Каждая частичка кожи, с нездоровым, но не химическим, загаром, похожим на поджаренную курицу, — гладкая, блестящая, словно смазанная маслом.

— Ренди Хокинс, — говорит мужчина, но у него не здешний акцент, особенно, если в качестве «здешнего» не считать всю Северную Америку. Может быть, мужчина из Германии. Или Польши. Или из какой-то другой страны Восточной Европы. Мужчина показывает пальцем и спрашивает: — Это он?

Ренди пытается что-то сказать, но не может, потому что ему в рот засунут один из его же окровавленных носков, заклеенных изолентой.

Харриет кивает.

— Я с ним поработала.

Ингерсолл кивает, словно любуется картиной. Он пробегает паучьим пальцем по подбородку Ренди, по корке запекшейся крови, по уху, похожему на цветную капусту, по лбу, где лезвием, а не маркером, проведено несколько горизонтальных линий.

Он приподнимает голову Ренди. Видит, что у того на шее есть кусок пожеванной кожи.

— Как интересно, — говорит худой мужчина. Он проводит пальцами по покрытой струпьями, изодранной плоти. Будто расчесали. — Новая техника?