Планета исчезла, а башня осталась.

Милитаристы Пара-Нойи прицелились очень точно – гроб влетает прямо в раскрытые двери нижнего этажа. Некромант ежится, кутаясь в черный халат, и быстро захлопывает дверь, спасаясь от внешней стужи. Это лысый мужчина с непропорционально огромной головой, сигарой в золотых клыках и в домашних тапочках на босу ногу. Правая его рука заметно мускулистее левой. Некромант подходит к гробу, оставившему на ковре дымящийся след, и длинным ногтем откручивает винты крышки.

- Здравствуйте. Вы человек? – первым делом спрашивает шут, поднимаясь из коробки.

- Человек? Хм… Нет, простите. Хотя я прекрасно понимаю ваш интерес к этому виду. Очень похотливое создание с гиперактивным либидо. Сам хотел бы познакомиться хоть с каким-нибудь человеком. Кстати, - протягивает руку некромант, - я доктор Фройн.

- А я – шут. И я не понимаю, о чем вы говорите.

- Ничего, всему свое время. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.

У мертвых не бывает дома, потому шут оглядывается в замешательстве, пытаясь понять, как правильно себя вести. Серый камень высоких стен, кожаная мебель, шкафчики, полные баночек с внутренними органами и гениталиями. А еще картины. Большие и маленькие, цветные и пепельные. Одни похожи на иллюстрации из анатомических атласов, что так любит листать король Крашер. Другие напоминают черные отпечатки чьей-то больной фантазии, прикоснувшейся к белому полотну. Все это освещено люстрой сияющих кристаллов. За кварцевыми окнами безмятежно тлеют звезды.

Недолго думая, шут присаживается в скрипящее кресло, укладывая руки на подлокотники предельно симметрично. Фройн устраивается в кресле напротив.

- Вы меня купили. Я ваш раб?

- Ни в коем случае! Вы мой гость.

- Хорошо. Просто я уже являюсь собственностью моего короля и обещал вернуться. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня возникли какие-то споры.

- Короля?

- Да, я шут короля Крашера.

- Никогда о таком не слышал. Хотя с ролевой игрой «король-шут» приходилось сталкиваться.

- Да, король называет все это игрой. И более трех тысяч лет моей службы ему, и то, что происходит сейчас.

- А что же происходит сейчас?

- Я ищу человека, чтобы спросить его, кто он и зачем он. Тогда я пойму, кто я и зачем я. Королю кажется это очень забавным.

- Звучит и правда забавно. Иными словами, вы хотите разгадать тайну человеческой природы?

- Именно. Я – бывший человек, помимо жизни утративший и память. Хочу понять, кем я был.

Фройн довольно улыбается, потирая руки:

- Замечательно. Вам повезло, на некроманта меня заставили выучиться родители, а вот по зову сердца я психолог. Кстати, мне удается отлично совмещать обе специальности. Подумать только, мертвец с душевной проблемой! Интереснейший случай!

В воздухе рябит от белых листков, они с шелестом срываются с полок, летят по замысловатым траекториям и стопкой укладываются на коленях некроманта-психолога. Сотни образов и фантазий, спроектированных на бумагу сквозь линзу чьего-то неспокойного разума.

- Что вы видите здесь? – Идет в ход первая проекция.

- Аморфное пятно. Серое.

- Это ясно. На что оно похоже?

- На аморфное пятно. Серое.

- Никаких ассоциаций?

Минуты две шут думает о том, что такое ассоциации и есть ли они у мертвых. Затем отвечает:

- На мозг похоже. Раздавленный.

- Хм… А вам приходилось видеть?

- Когда-то Крашер любил пьесу «Если бы у палача был молот». Я играл главную роль. Она заключалась в…

- Достаточно. А что вы видите здесь?

- Мозг. Не раздавленный.

- Эм… Еще какая-то пьеса?

- Нет, игра. Только после нее поданные почему-то умирали.

- Ну, бывает, а тут?

- Черная дыра. Та, что поглощает даже свет.

- Девять из десяти обычно видят тут дамское влагалище.

- Одно и то же.

- Правда?

- Ну, придворный поэт сложил таким образом очень красочную метафору. Он был талантлив, но не выдержал игры.

Доктор откладывает картинки в сторону. Он озадачен, шут спокоен. За окном пролетает комета.

- Вы позволите мне изучить вас с точки зрения моей второй специализации?

- Пожалуйста.

Доктор уводит шута на второй этаж, укладывает на кушетку, всю в засохшей крови, сковывает ремнями на замках. Фройн вооружается арсеналом патологоанатома. Тут и лезвия всех форм, пилы, реберные ножницы и даже зонд, сделанный почему-то в форме гигантского фаллоса. Ярко пылают хирургические лампы, гудят приборы с бешеными синусоидами на экранах. Помещение напоминает шуту комнату, в которой он впервые – очнулся? проснулся? восстал? – после смерти. Над ним стоял придворный колдун, и глаза его сияли торжеством. С таким же триумфом Фройн сейчас с треском натягивает резиновые перчатки.

Первый надрез. Второй. Третий…

- Невероятно! Все раны моментально затягиваются!

- Простите, я не специально.

- Вы можете не регенерировать столь быстро?

- Увы.

- У вас даже одежда восстанавливается.

- Она соткана из нитевидных микроорганизмов. Тоже мертвых.

- Поразительно! С вами можно писать диссертацию!

Фройн бросает скальпель и бежит за увесистым томом на столе в углу. «Справочник по некротехнологиям» - блестит золотом на черном корешке.

- Так-с… Ваша модель?

- РТ-1.

- Но… Но справочник заканчивается на РТ-0,75…

- Устаревшее издание.

Доктор багровеет. На его огромной голове вздуваются вены, синими змеями обвивают громадный череп под тонкой бледной кожей.

- Как же мне вас изучить?!

- Никак. Лучше посоветуйте, где мне найти людей. Хоть одного.

- Но… Но…

Фройн истерично кричит. Книга пролетает над шутом, ударяется о стену.

- Дурак! Ты еще не понял? Людей больше нет, сдохли все, как один. Я всю жизнь хотел изучать этих загадочных созданий. Но когда окончил институт, выяснилось, что они просто самоуничтожились! Теперь приходится с мертвецами маяться…

Шут молчит, озадаченный ситуацией. Из вежливого и спокойного ученого Фройн вдруг превращается в визгливое существо с вытаращенными глазами. Вздутые на его голове вены отчаянно пульсируют.

- Мне пора, - шут поднимается с кушетки, не замечая, как разрывает ремни.

- Стой! Не пущу!!!

- Я должен идти. Где-то наверняка еще есть люди, и я их найду.

- А ну лежать! Это кислота!!!

Мутная жидкость, она шипит и пузырится внутри колбы, когда ее хватает со стола доктор Фройн и угрожающе замахивается ею на непокорного пациента. Тот, в свою очередь, хочет лишь успокоить Фройна, отобрать колбу, поставить ее на место, но…

Хрусь…

Мертвые не умеют рассчитывать силу, особенно когда у живых столь хрупкие кости. Фройн лежит на полу со сломанной шеей. Разлитая кислота дымится на полу с яростным шипением. Шут смотрит, как растекается по плитам лужа, и думает о том, что она похожа на одну из ассоциативных картинок.

Аморфное пятно. Серое.

Жилы на голове доктора тут же сдуваются, а на бледнеющем лице так и леденеет маска злости и непонимания. Два крайних проявления одного и того же чувства.

- Прощай, Фройн.

По винтовой лестнице шут поднимается на третий этаж. Шут ищет выход на крышу, чтобы использовать на ней один из своих бубенчиков, но за стальной дверью мертвец обнаруживает полутемное помещение с хрустящим инеем на полу. Вдоль стен гудят холодильные установки, а посередине тянутся ряды жестяных ящиков, по форме напоминающих гробы. Крышка первого же оказывается не запертой…

- Привет, - говорит мертвец-который-стоит.

- Привет, - отвечает мертвец-который-лежит.

- Я – шут.

- А я – номер семнадцать.

И правда – на синей, испещренной грубыми швами груди выжжено паяльником «17». Чуть ниже – «РТ-0,3». Макушка срезана и закупорена пластиковой крышкой. В животе дыра, полная ярких электрических импульсов. Гениталии хранят следы изощренных ампутаций.