— Сколько еще ты. Дина, будешь защищать этого лентяя? — спросил Роберт, «вычислив» девочку. — Он мальчишка, пусть сам и дерется.

— Дядя Роберт, — девочке понадобилось затратить много труда, чтобы выговорить трудное имя, — но я ведь старшая. А старшие сестры всегда защищают младших братиков.

— Она старшая, — подтвердил Даня.

Близнецы родились в один час, но девочка десятью минутами раньше, чем она очень гордилась.

— Да, Диночка, ты настоящая старшая сестра, — смеясь, похвалил дочку Владимир.

— Зря вы это… — начал Роберт, но его прервала подбежавшая дочка.

— Л, о — ло, л, о, л — лол, — пыталась прочесть она, склонившись над брошенной на песке книжкой.

— Прочти по слогам, а не по буквам, — Роберт присел рядом с девочкой.

— Ло-ли-та, — прочитала она радостно, — Лолита! Это ты написал?

— Нет, — засмеялся Роберт. — Я ведь не пишу книжек, Лолочка.

— Мама? — допрашивала Лолита.

— Нет, один дядя. Он уже давно умер, — объяснил отец.

— А откуда он про меня знал? — Глаза девочки округлились от удивления.

— Это не про тебя, про другую девочку, — засмеялась Лиля.

— Я буду на нее похожа? — допытывалась Лолита.

— Надеюсь, что нет, — ответил Владимир, вспоминая историю двенадцатилетней сироты, ставшей любовницей стареющего похотливого Гумберта. — Это была очень несчастная девочка.

— Алик, пора идти ужинать, — позвала внука подошедшая женщина в широкополой соломенной шляпе. Вера Горшкова.

— Привет, мама Вера, — целуя, приветствовали ее Лиля и Володя.

— Здравствуйте, Вера Анатольевна, — поздоровался Роберт.

— Мама Вера, Алик проходу не дает Даньке, — пожаловалась Лиля.

— А чего он обзывается! — Алик подбежал к бабушке и взял ее за руку. — Баба Вера, он первый начал, он обзывался.

— Ничего я не обзывался, — возмутился Даня. — Я только сказал…

— Когда взрослые вмешиваются в ссоры детей, получается только хуже, — махнула рукой бабушка. — Они уже и забыли, что поссорились. Разве я когда-нибудь выясняла, кто из вас виноват, когда вы дрались? Пойдем, Алик.

— Да и нам пора, — Роберт взял дочку за руку.

— Пока, Данечка, — Лолита послала мальчику воздушный поцелуй, полностью игнорируя его сестренку.

Взрослые рассмеялись.

— Пойдешь заниматься с Ло? — спросила Лиля.

Если бы он сказал «да», она бы отправила с ним и своих детей. Они ведь хотели еще искупаться, а потом продолжить прерванное так некстати появившейся Лолитой занятие. Теперь же, когда детская компания разошлась по домам, близнецы будут ходить за ней как привязанные, и ей не удастся ни одно, ни другое.

«Нужно нанять детям гувернантку», — подумала она.

— Нет, я иду к Виктору, Женя сказала, что он после велосипеда пойдет домой, а она хотела остаться до вечера на пляже, — ответил Роберт.

— Интеллектуал, любитель Набокова, — подняв брови, произнес Владимир, когда Роберт ушел. — А помнишь, как мы ошиблись в нем, когда увидели впервые?

— Да, у Роберта прекрасный вкус и отменные манеры, — сказала Лиля. — Не понимаю только, зачем он так носится с этим мудописом Горшковым? Практически только из-за Роберта мы и терпим его в своей компании. Не говоря уж об этом противном Алике, который обижает моего сына.

— Может, он его жалеет? — предположил Владимир. — Роберт — натура великодушная и жалостливая. Посмотри, как он носится со своей дочкой и как вообще относится к детям.

— А может быть, слухи насчет того, что Алик его сын, небезосновательны? И он чувствует свою вину перед Виктором? — предположила Лиля.

— Ну, что Женя влюблена в Роберта, как кошка, ни для кого не секрет, — усмехнулся Владимир. — Так что это вполне вероятно.

— Но Роберту-то зачем нужно было с ней спать? Он что, с ума сошел? — недоумевала Лиля. — Она ведь страшная. Разве мало красивых женщин, если ему вдруг надоела Роксана?

— Вероятно… — пробормотал писатель и замолчал, закончив фразу в уме. «Вероятно, Роберт — сексуальный гигант, если по какой-то причине смог заставить себя переспать с Женей. Или маньяк, если он ее хочет».

У официантки ресторанчика дачного поселка Тани Ракитиной закончился рабочий день. Сегодня она вышла во вторую смену, хотя должна была работать в первую, но подруга ее заменила. Рано утром администратору поселка позвонили из милиции и сообщили о ночном несчастье в семье Ракитиных, попросив Таню приехать. От участкового она узнала только, что ее брат в состоянии сильного алкогольного опьянения нанес тяжелые увечья своей жене, и до суда будет находиться под заключением. В больнице ей сообщили, что Ирина Ракитина доставлена ночью в тяжелейшем состоянии с черепно-мозговой травмой в отделение нейрохирургии и что врачи не ручаются за ее жизнь. Пятилетнюю племянницу она нашла у соседей, которые и вызвали милицию. Сама Таня знала немного больше. Брат приехал к ней вчера вечером в поселок, где она жила в домике для обслуги, не на своем такси, как обычно, а на попутке.

— О, Сашка, опять навеселе, — укоризненно произнесла она и тут заметила, что на этот раз, пожалуй, ошиблась.

— Это я с горя, — махнул рукой брат. — Все, Танька, хана мне. С работы вытурили и права отобрали.

— Правильно, а ты пей побольше, — сказала Таня.

Она была даже рада случившемуся. Она в последнее время жила в постоянной тревоге за брата. Он пил все больше и часто пьяный садился за руль.

— Это все она, стерва. Добилась-таки своего, — с угрозой сказал брат. — Ну, да она у меня попомнит. Накляузничала начальству.

Почему Александр Ракитин во всех своих бедах, напившись, винил жену и почему так жестоко вымещал на ней свою злость, он, протрезвев, и сам не мог объяснить. Он неплохо к ней относился, любил свою дочь, но, когда бывал пьян, на него что-то находило, как он потом объяснял своей сестре. Ирина же его слушать уже не хотела. Она и забыла, что он когда-то был другим — добрым и веселым парнем. Но Таня это помнила. Они выросли в семье, где пил отец, а мать работала с утра до ночи, и только от Саши Таня слышала ласковые слова. Он рано пошел работать, и первые игрушки и лакомства она получила тоже от него.

— Дай мне выпить, Танюшка, — жалостливо произнес он. — Я ведь знаю, у тебя всегда есть бутылка для хахалей.

Несмотря на ее протесты, он сам залез в тумбочку и, достав водку, отхлебнул прямо из горлышка.

— Все они против меня, все меня ненавидят. — Он стучал кулаком по столу. — Я их друзьями считал, а они меня с работы…

Таня была в ужасе от того, что ее и саму могут уволить с работы за дебош, который он может устроить ночью. А что утром об этом станет известно начальству, она не сомневалась. Ее обвинят в том, что она водит мужчин, нарушающих отдых творческой элиты.

— Сашенька, потише, не шуми, — увещевала она брата, отбирая у него бутылку.

— А, и ты меня ненавидишь, — сказал он и встал. — Одна доченька меня понимает и любит. Она одна у меня осталась. Я к ней поеду.

Таня была рада, что он уходит, но ей было не по себе. Как он доберется до дому в таком состоянии, что может учинить дома? Но удерживать его она не стала. То, что произошло, она теперь могла легко представить себе из детского лепета девочки Всегда бессловесно терпевшая побои, мать вступилась за дочь, на которую, как и на всех прочих, разобиделся пьяный отец. Таня в случившемся винила себя и рыдала и в милиции, и в больнице. Сдержалась только, когда вела девочку в садик.

— Пусть посидит дома, пока не заживет ссадина, — посоветовала воспитательница. — Она перенесла тяжелую психическую травму, ей лучше сейчас прийти в себя дома и не травмировать своими рассказами психику других детей. Малыши станут ее спрашивать…

Так Таня оказалась с девочкой на улице Она пять лет работала в ресторане дачного поселка и держалась за эту работу двумя руками. Может, зарабатывать в обычном баре она могла бы и больше, но ей очень нравилась культурная публика. Тане было уже двадцать четыре, и она мечтала выйти замуж за порядочного непьющего человека. Насмотрелась и на брата, и на отца и повторять судьбу своей матери или невестки не хотела. Творческие работники, конечно, тоже пили, и иногда даже напивались. Но и в таком виде они были вежливыми и обходительными. Правда, засматривались на нее в основном женатые мужчины, но ее это не сильно расстраивало — она знала, что у всех у них проблемы с женами, и надеялась, что рано или поздно кто-нибудь из них да разведется. С ее румяного миловидного лица с карими глазами редко сходила приветливая улыбка. Не случайно администратор Дома творчества, ведающий подбором обслуживающего персонала, оказавшись однажды в забегаловке при таксопарке, где работала Таня, понаблюдав за девушкой, пригласил ее на работу. В забегаловку Таню устроил брат, и она, разнося пиво и слушая матерщину, мечтала о сверкающем огнями ресторане, где она, нарядно одетая, в кипенно-белом фартучке с кружевами, будет обслуживать мужчин во фраках и разодетых дам. И однажды Мужчина во фраке, но без дамы, влюбится в нее, и она будет посещать этот же ресторан, но уже вместе с ним, сама разодетая, как эти дамы. Естественно, она согласилась на предложение администратора, не задумываясь. Она скороговоркой перечислила ему свой послужной список, хотя, кроме этой забегаловки, практически нигде не работала, упомянула самый модный городской ресторан, горячо уверяя, что сама ушла оттуда из-за назойливости одного клиента. Он прервал ее, сказав, что его это не интересует. Интересовало его только, замужем ли она и есть ли у нее дети. Получив два отрицательных ответа, он сказал, что это его устраивает полностью. Поначалу Таня очень боялась, что он уволит ее, узнав о ее отношениях с женатыми мужчинами: неженатые парни предпочитали своих подружек из дачного поселка. Но он лишь одобрительно подмигивал ей в ресторане, когда видел, как она, будто случайно, задевает бедром одного из своих любовников, ужинающего с женой. Среди товарок соперниц у Тани не было. Хотя они тоже были симпатичными, но мужчины явно предпочитали ее. Конечно, она хотела бы, чтобы у нее был один-единственный мужчина, она была воспитана братом в достаточно строгих правилах, но когда у нее появился поклонник, то ночами он почему-то рассказывал о не устраивающей его жене, с которой разводиться вовсе не собирался, и она, чтобы не упустить шанс, завела другого. Но и этот тянул.