Потом приехали какие-то фургоны, и люди начали затаскивать в дом разные вещи.

Для мамы в подвале установили сауну. Рабочие насыпали на пол песок, повесили на потолок солнечную лампу*. Мама постелила прямо под этой лампой полотенце. На стенах подвала висели картины, изображающие песчаные дюны и верблюдов - до тех пор, пока они не отклеились из-за невероятной жары.

Для отца в гараж втащили холодильник - самый большой холодильник из всех, что он смог найти, такой большой, что в него можно было зайти. Холодильник занял так много места, что пришлось парковать машину снаружи. Отец вставал рано утром, надевал тёплый исландский свитер, брал с собой книгу и термос с горячим какао, и немного Мармайта**, и сэндвичи с огурцом - входил в гараж с большой улыбкой на лице и не выходил до самого обеда.

Иногда я думаю, что ни у кого больше нет такой же странной семьи, как у меня. Мои родители вообще ни в чём не могу согласиться.

-- Ты знаешь, что мама надевает пальто и после полудня пробирается в гараж? - внезапно спросила меня сестра, когда мы сидели в саду и читали библиотечные книги.

Я не знала. Но этим утром я видела, как отец, одетый в домашний халат и плавки, направляется в подвал, к маме. Улыбка у него была до ужаса глупая.

Не понимаю я родителей. Впрочем, думаю, никто не понимает.

__________________________

*кварцевая лампа, лампа--солнце - такие обычно устанавливают в соляриях.

** "Мармайт" -- фирменное название питательной белковой пасты производства одноимённой компании; используется для бутербродов и приготовления приправ

neilhimself: -- Где бы вы провели идеальный Июнь?

DKSakar: -- В холодильнике. Летом я всегда мечтаю о том, чтобы делали огромные холодильники, в которые можно было бы залезть.

(с) вдохновительные твиты

Июль

В тот день, когда от меня ушла жена - сказала, что ей нужно побыть одной, что ей нужно время, чтобы подумать - первого Июля, когда солнце палило над озером в центре города, когда кукуруза на лугу вокруг моего дома доходила до колен, когда переполненные энтузиазмом дети запускали первые ракеты и петарды, чтобы поразить нас и раскрасить летнее небо, на заднем дворе я построил иглу из книг.

Я строил его из книг в мягких обложках, потому что боялся, что книги в твёрдых обложках и энциклопедии придавят меня, если я не закреплю их как следует.

Но конструкция выдержала. В высоту она была футов двенадцать, и в ней был тоннель, через который я мог проползти ко входу, чтобы спрятаться от суровых арктических ветров.

Я принёс книг в иглу, которое и так было сделано из книг, и читал их там. Удивительно, как тепло и удобно было внутри. По мере того, как я дочитывал книги, я клал их на землю, выстилал ими пол, а потом приносил ещё больше книг и садился на них, уничтожая последние следы пребывания в моём мире зелёной Июльской травы.

На следующий день ко мне пришли друзья. Они проползли в иглу и сказали, что я веду себя как сумасшедший. Я ответил им, что единственное, что стоит между мной и зимними холодами - отцовская коллекция книг в мягких обложках, выпущенных в 50-х, со специфическими названиями, сенсационными обложками и с разочаровывающее степенными историями внутри.

Мои друзья ушли.

Я сидел в своём иглу, представляя, что снаружи арктическая ночь, и размышляя, сверкает ли в небесах северное сияние. Я выглянул наружу, но увидел только ночное небо, заполненное мелкими, как булавочные головки, звёздами.

Я спал в своём иглу, сделанном из книг. Когда меня настиг голод, я проделал в полу дыру, закинул туда удочку и стал ждать, когда что-нибудь клюнет. Я поймал рыбу, сделанную из книг - приключений Пингвиньего детектива в зелёных винтажных обложках. Я съел её сырой, боясь разжигать огонь в своём иглу.

Выбравшись наружу, я обнаружил, что кто-то покрыл книгами весь мир: везде были книги с бледными обложками всех оттенков белого, синего и фиолетового. Я бродил по ледяному покрову из книг и увидел кого-то, очень похожего на мою жену там, на льду. Она делала ледник из автобиографий.

-- Я думал, ты ушла, -- сказал я. - Ушла и оставила меня одного.

Она ничего не ответила, и я вдруг понял, что она была лишь тенью тени.

В Июле арктическое солнце никогда не заходит, но я устал и пошёл обратно в иглу.

Я заметил тени медведей до того, как увидел их самих: они был громадными, бледными, слепленными из страниц яростных книг: древние и современные поэмы бродили по льду в медвежьей форме, заполненные словами, которые могли ранить своей красотой. Я видел бумагу и вьющиеся по ней слова. Я боялся, что медведи почуют меня.

Я прокрался обратно в иглу. Может, я уснул в темноте. А потом выполз и лёг на спину, прямо на лёд, и уставился на невероятные цвета мерцающего северного сияния. Я слушал, как трещит и скрипит лёд, пока айсберг из сказок откалывается от мифологического ледника.

Я не знаю, когда заметил, что рядом со мной кто-то лежит. Должно быть, я услышал её дыхание.

-- Они такие красивые, правда? - спросила она.

-- Это Аврора Бореалис, северное сияние, -- ответил я.

-- Это фейерверки в честь 4 Июля, дорогой.

Она взяла меня за руку, и мы вместе смотрели на фейерверки.

Когда последний из них исчез в облаке золотых звёзд, она прошептала:

-- Я пришла домой.

Я ничего не ответил. Я только сжал её руку и покинул своё иглу из книг, и пошёл в наш с ней дом, греясь в лучах Июльского солнца, как кошка.

Я услышал далёкие раскаты грома, и ночью, пока мы спали, прошёл дождь, который разрушил моё иглу из книг и смыл слова со всего вокруг.

neilhimself: -- Какой была самая необычная вещь, которую вы видели в Июле?

mendozacarla: -- ... иглу, сделанное из книг.

(с) вдохновительные твиты

Август

Тем летом Августовские лесные пожары начались рано. Все грозы в мире ушли от нас на юг и забрали с собой дождь. Каждый день мы видели вертолёты, таскающие цистерны с озёрной водой, готовые в любой момент затушить ею пламя в дальних районах.

Питер, австралиец и владелец дома, в котором я сейчас живу, а заодно и готовлю для хозяина еду, сказал:

-- В Австралии растут эвкалипты, которым нужен огонь, чтобы выжить. Некоторые семена не могут прорасти, пока лесной пожар не вычистит весь подлесок. Им необходимо тепло.

-- Странно это - появляться на свет из огня.

-- Да не очень, -- ответил Питер. - Вполне нормально. Особенно для тех времён, когда на Земле было намного жарче.

-- Сложно представить более жаркий мир, чем нынешний.

Он фыркнул.

-- Это ещё ничего, -- сообщил он, а потом рассказал о жаре, которая господствовала в Австралии во времена его молодости.

Следующим утром в новостях сообщили, что населению из нашего района следует эвакуировать свою собственность: мы находились в пожароопасной зоне.

-- Чепуха, -- сердито заметил Питер. - Проблем у нас тут не возникнет. Мы на возвышенности, к тому же, окружены речкой*.

Когда воды было много, эта речушка могла быть четыре, а то и пять футов глубиной. Сейчас в ней был один, от силы два фута.

К вечеру запах древесного дыма заполнил собой всё вокруг, а по телевизору и по радио настойчиво советовали убираться подальше -- чем раньше, тем лучше. Мы улыбнулись друг другу, глотнули пива и поздравили себя с тем, что мы не поддаёмся панике в сложной ситуации.

-- Мы слишком самодовольны... -- сказал я. -- Человечество, все мы. Люди. Мы видим, как листья жарятся на деревьях Августовским днём, и после этого всё ещё не верим, что всё в самом деле изменится. Наши империи будут стоять вечно.

-- Ничто не длится целую вечность, -- возразил Питер и налил себе ещё кружечку. Он рассказал о своём австралийском друге, который потушил огонь, перекинувшийся на семейную ферму, с помощью одной только банки пива.

Пламя спускалось в долину, направляясь прямо к нам, и это было похоже на конец света. Мы поняли, что речушка нас не защитит. Горел даже воздух.