Когда Аня приняла самое сложное для себя решение, она не думала, что будет так убийственно тяжело справляться с его последствиями. Что она будет укорять себя снова и снова за то, что вновь причинила ему боль. Что, в конце концов, начнет сомневаться в правильности выбора. Она думала, что сможет забыть все. И его, и все, что было между ними. У нее же это не в первый раз. Она же не глупая, ослепленная любовью девочка, для которой каждое расставание приравнивается к концу света. Сколько раз ее бросали, и сколько раз бросала она? Горечи хватало на пару часов, а потом все же гордость брала свое, и Аня вновь окуналась с головой в жизнь с расправленной спиной и плотно сжатыми губами, глотая все обиды. Сейчас же она не могла забыть. И не хотела. Ждала с нетерпением ночи, когда можно будет заснуть и хотя бы во сне увидеть его таким, каким он больше никогда для нее не будет. И пусть эти сны заканчивались истерикой и мокрой подушкой, они были для Ани возможностью вернуться в тогда.

Почему ей так его не хватало? Она ведь так старалась не подпускать его к себе, долго сопротивлялась, не отвечая взаимностью. Почему сейчас так херово?

Дима с легкостью принял их расставание. По крайней мере, это можно было сказать по его виду. Он вел себя, как прежде. Стал больше общаться с другими девушками. Намного больше. Только вот Ани для него больше не существовало. Он старательно избегал любых контактов с ней. В столовой не появлялся, а если и появлялся, то демонстративно усаживался за стол к Кириллу и его многочисленным подружкам. На уроках Аня сама садилась за первые парты, чтобы не видеть. Его; ту, с кем он сидел; самодовольную ухмылку Морозова, который наверняка уже обо всем знал; сочувствующие взгляды подруг. Почему-то Света с Софи считали, что инициатором расставания был Дима, и винили во всем его. «Неужели он никому ничего не сказал? Не рассказал, какая я сука и последняя тварь?» Аня не понимала. У него был такой шанс доказать всем ее ничтожность, а он просто закрывал глаза на то, что за спиной его считают виновником всего.

— Давай я поговорю с ним, — умоляла Аню Софи после очередной ее истерики.

— Нет, — севшим голосом отрезала девушка, пустым взглядом смотря перед собой.

— Посмотри на себя. От тебя же ничего не осталось. Так нельзя, Аня.

— Со мной все нормально.

— Ты врешь сама себе. Я хочу помочь.

— Нет, — снова противилась Аня, и все возвращалось к началу.

Это был лабиринт. Однажды попав, больше не найдешь выхода, и будешь вечно метаться от одной колючей стены к другой, натыкаясь на шипы, крича от боли и несправедливости, но никто тебя не услышит. Ты один в этом лабиринте страданий, и рано или поздно одиночество тебя погубит, обглодает до костей, как дикий зверь, и выбросит никому не нужный скелет в ближайшую канаву, где ты останешься гнить до тех пор, пока не превратишься в пыль и не испаришься с ветром.

***

— Синицын, Вы не можете решить даже такое простое уравнение. А это, между прочим, программа девятого класса!

Обухова была в своем репертуаре, мучая бедолагу Петю у доски. Парень уже был красный, как помидор, и неловко переминался с ноги на ногу, мусоля в пухлых руках кусочек мела. Из всего класса у него было, наверное, самое тяжелое положение с оценками по математике. Даже Аня на его фоне казалась гением алгебры, что, впрочем, не помешало ей схлопотать пару «двоек» за последние тесты. Но девушке было все равно. Гораздо больше ее волновало то, что у Марго оценки в последнее время заметно улучшились. И Аня знала, кто этому поспособствовал. Брюнетка не видела, однако была уверена, что Дима сидит с Королевой. По крайней мере, смех Марго до нее доносился очень отчетливо. Аня не была мстительной, но сейчас ей захотелось, чтобы Обухова выгнала Александрову из класса. Будет знать.

Аня без удовольствия посмотрела в окно, скорее из-за скуки, нежели ради желания узнать, что творится в мире. На улицу девушка не выходила уже несколько недель, словно боясь, что теплое весеннее солнце прожжет ее кожу насквозь. Хотя это было и не исключено, так как кожа Ани, прежде смуглая, теперь превратилась в белое полотно с синими прожилками вен и проступающими синяками на месте соприкосновения с костями. Девушку спасало, что форменная рубашка имела длинный рукав — не приходилось ловить на себе подозрительные взгляды.

На улице кипела жизнь. Трава почти полностью показалась из-под снега, почки на деревьях набухали, птицы вернулись с юга. Все рождалось заново, и только Аня чувствовала, что готова свалиться замертво прямо тут. Девушка никогда особо не любила весну, а теперь и вовсе терпеть не могла. И кто придумал, что это пора любви?! Нельзя было спокойно пройти по коридору, чтобы не наткнуться на очередную обжимающуюся в углу парочку или услышать нездоровое хихиканье и шуршание, доносившееся из пустых классов. Аню буквально воротило от всего этого, и после учебы брюнетка чуть ли не бегом неслась к себе, прячась под одеялом от порядком поднадоевшей романтики.

Ей осталось продержаться месяц с небольшим. Один гребанный месяц. Потом Аня готова была исчезнуть навсегда.

— Эй, — Софи тихонько толкнула подругу в бок. — О чем думаешь?

— Считаю, сколько дней мне осталось, — фыркнула Аня, зная, что староста воспримет ее слова как шутку. Откуда же ей знать, что в каждой шутке только доля юмора…

— Хватит пессимизма. У меня есть хорошие новости.

— Нам что, отменяют экзамены за примерное поведение? Не знаю, что еще можно назвать хорошей но…

— Игорь возвращается сегодня.

— Не может быть! — Аня заерзала на стуле. — Когда именно?

— После обеда, — Софи улыбнулась. — Я не могу поверить.

— Я очень рада за вас, — брюнетка положила руку на ладонь подруги. — Вы подходите друг другу, как никто другой.

— А я вот могу еще одну пару назвать, — Софи многозначительно подняла бровь.

— Это в прошлом, — буркнула Аня и отвернулась.

— От себя не убежишь, милая. Ты ведь думаешь о нем.

— Каждый день, — со стыдом в глазах созналась девушка. От Софи не было смысла скрывать. Она слишком много понимала.

— В чем проблема? Тебе просто нужно с ним поговорить.

— Нет. Я… не могу.

— Нет такого понятия — «не могу». Есть «не хочу» или «боюсь».

— Софи, тут другое. Я, правда, не могу.

— Тебе решать, — староста пожала плечами. — Но если ты этого не сделаешь, то будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. А если попробуешь — у тебя появится выбор. Подумай.

— Ладно, — пообещала подруге Аня, видя в глазах той неподдельную заботу. Откуда же Софи было знать, что выбора-то как раз у нее и не было.

Возвращение Игоря стало настоящим праздником для тех, кто его знал. Все искренне поздравляли его с восстановлением и желали окончательного выздоровления, хоть это и не было возможно. Игорь широко улыбался, отвечая благодарностью на все добрые слова, при этом не убирая руки с плеча Софи, которая всюду следовала за парнем, будто боясь оставить его хоть на минуту. Это было вполне обоснованно — стоило девушке отвернуться, как Леша уже протягивал другу бутылку, которую «берег специально для него». Староста сурово посмотрела на Лешу, и тот, покорно склонив голову, пообещал сберечь виски до лучших времен. Парня было не узнать. Он, и прежде с сумасшедшинкой, теперь вовсе сорвался с цепи, громко хохоча и размахивая руками. Свете пришлось пару раз на него шикнуть, потому что Леша себя совсем не контролировал, едва не прыгая вокруг друга и изредка хлопая его со всей силы по плечу.

Когда толпа разошлась, у Ани наконец появилась возможность тоже поприветствовать Игоря. Улыбнувшись, девушка подошла к парню и, не говоря ни слова, заключила его в крепкие объятия. Руки Игоря в ответ сомкнулись на ее спине, и Аня почувствовала в них былую силу.

— С возвращением, — шепнула брюнетка ему в плечо.

— Спасибо, красотка, — улыбнулся парень, разжимая руки и выпуская девушку на волю.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем когда-либо раньше. Я наконец-то дома.