Ночной маршрут полицейского Жюсьома ежедневно проходил, плюс-минус несколько минут, по одним и тем же улицам. Обход этот был обычным делом, и Жюсьом наблюдал здешнюю жизнь без всякого интереса, как человек, живущий рядом с вокзалом, спокойно смотрит на приходящие и уходящие поезда и не замечает их.

Сыпал мокрый снег, и Жюсьом на минуту спрятался в воротах на углу улиц Фонтэн и Пигаль. Красная неоновая вывеска кабаре «Пикрат», одна из немногих, которые еще горели в этом квартале, бросала кровавые отблески на мокрый тротуар.

Был обычный понедельник, наиболее тихий день на Монмартре. Жюсьом мог безошибочно перечислить, когда закрывается какое увеселительное заведение. Сейчас он наблюдал, как погасла, наконец, витрина «Пикрата», а приземистый коренастый хозяин в непромокаемом плаще поверх смокинга вышел из дверей и, крутя ручку, начал спускать жалюзи.

Какая-то фигурка, ростом и сложением с мальчишку, промелькнула среди домов и припустила бегом вниз по улице Пигаль к улице Бланш. Двое мужчин, один из которых держал под мышкой саксофон в футляре, пошли вверх, к улице Клиши. Почти одновременно человек в пальто с поднятым воротником двинулся в сторону перекрестка Сен-Жорж.

Полицейский Жюсьом не знал их фамилий, едва отличал одно лицо от другого, но эти смутные силуэты были ему хорошо знакомы. Он был уверен, что сейчас выйдет, покачиваясь на слишком высоких каблуках, женщина в короткой светлой шубке и удалится быстрым шагом, будто боится идти одна по пустой улице в четыре часа ночи. А пройти ей нужно было всего каких-то сто метров до дома, в котором живет. Она всегда звонила, потому что парадное в это время давно уже было закрыто.

Потом появились еще две девушки. Они выходили всегда вместе, вполголоса переговаривались и прощались, пройдя пару шагов до угла. Одна из них, постарше и повыше, виляя бедрами, шла вверх по Пигаль до улицы Лепик. Иногда он видел, как она исчезала в подъезде своего дома. Другая вела себя сегодня странно. Она посмотрела на полицейского, будто хотела ему что-то сказать, и вместо того, чтобы пойти вниз, на Нотр-Дам-де-Лоретт, свернула к угловому бару на улице де Дуэ, который был еще открыт.

Она выглядела подвыпившей. Шла с непокрытой головой и волосы ее отливали золотом, когда проходила под фонарем. Движения были неуверенными, иногда она останавливалась, бормоча что-то про себя.

Хозяин бара спросил ее, как старую знакомую:

— Кофе, Арлетта?

— И кое-чего покрепче…

Раздался характерный запах кофе с ромом. На группку мужчин, сидящих за стойкой, она не обращала внимания.

Патрон позже скажет:

— Она выглядела просто измученной…

Может, поэтому заказала еще одну чашку кофе с двойным ромом, и рука ее долго искала в сумочке деньги.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Полицейский Жюсьом обратил внимание, что обратно она шла еще более неуверенно. А когда поравнялась с ним, то остановилась в темноте подворотни и сказала:

— Я хочу сделать сообщение в полиции.

Он ответил:

— Это прямо. Да вы ведь знаете, где.

Комиссариат располагался напротив, на задах «Пикрата», на улице Ла Рошфуко. Оттуда, где они стояли, было хорошо видно голубую вывеску и велосипеды полицейских, прислоненные к стене.

Он почему-то думал, что девушка все-таки не посмеет туда пойти. Но она перешла улицу и вступила на порог.

Было полпятого, когда девушка оказалась в слабоосвещенном бюро. На месте был только бригадир Симон и молодой полицейский без знаков отличия. Она повторила:

— Я хочу сделать заявление.

— Я слушаю тебя, крошка, — изрек Симон, который двадцать лет проработал в этом районе Парижа и ничему уже не удивлялся.

Девушка была ярко накрашена, и макияж уже немного размазался. На ней было черное шелковое платьице и накидка из искусственной норки. Она стояла, покачиваясь и опираясь руками на барьер, который отделял полицейских от посетителей.

— Речь идет об убийстве.

— Совершено убийство?

На стене висели большие электрические часы, и девушка смотрела не на бригадира, а на циферблат, будто положение стрелок имело для нее какое-то значение.

Это я не знаю.

— А какое же это убийство?

Бригадир подмигнул своему молодому коллеге.

— Оно будет. Наверное, будет.

— Кто тебе это сказал?

Казалось, она с трудом собирается с мыслями.

— Два парня, недавно.

— Кто они такие?

— Клиенты. Я работаю в «Пикрате».

— Да-да, я вроде тебя где-то видел… Это ты там раздеваешься?

Бригадир ни разу не посещал это кабаре, но по утрам и вечерам проходил мимо и Давно приметил на витрине около двери большую фотографию этой девушки, как впрочем, и две поменьше, изображающие двух других танцовщиц.

— Значит, клиенты взяли и так просто тебе об этом сообщили?

— Не мне.

— А кому?

— Они разговаривали между собой.

— А ты слышала?

— Да. Но не все. Они сидели в соседней ложе.

Эта деталь была похожа на правду. Когда бригадир Симон проходил мимо кабаре в час уборки, он видел через открытые двери темный, покрашенный в красный цвет зал с гладким паркетным полом для танцев в центре, а вокруг — низкие боксы для отдельных столиков.

— Расскажи, когда это было?

— Сегодня ночью. Два часа назад. Около двух. После моего первого выступления.

— О чем они разговаривали?

— Старший сказал, что убьет графиню.

— Какую графиню?

— Не знаю.

— Когда?

— Похоже, сегодня.

— Он не боялся, что ты его услышишь?

— Он не знал, что я сижу рядом.

— Ты была одна?

— Нет, с клиентом.

— Ты его знаешь?

— Да.

— Кто он?

— Знаю только, что его зовут Альбер.

— Он тоже это слышал?

— Думаю, что нет. Он держал меня за руку и говорил…

— О любви?

— Да.

— А ты слушала, о чем разговаривают за перегородкой: Помнишь их слова?

— Точно не помню.

— Ты много пила сегодня?

— Немножко поддала, конечно. Но я в норме.

— Пьешь каждую ночь?

— Но не как сегодня.

— Всегда с Альбером?

— Он заказал только одну бутылку шампанского. Я не хотела, чтобы он тратился.

— Он не женат?

— Он еще мальчишка.

— Любит тебя?

— Да. Хочет, чтобы я ушла из кабаре.

— Значит, ты сидела с ним, когда пришли эти двое и заняли соседний кабинет?

— Вроде да.

— Ты их видела?

— Потом, когда выходили, со спины.

— Долго они там сидели?

— Да с полчаса

— Пили шампанское с твоими подружками?

— Нет. По-моему, заказали коньяк.

— И сразу же начали говорить о графине?

— Не сразу. Сначала я не обращала на них внимания. Но вдруг услышала слова: «Представляешь, у нее еще много драгоценностей, но если и дальше так пойдет, ей их хватит ненадолго».

— Какой это был голос?

— Голос пожилого мужчины. Когда они выходили, я обратила внимание, что один из них был невысокий, широкоплечий, с седыми волосами. Но такой, как сказать, не полностью седой. С проседью. Вроде, это он говорил.

— Почему ты так думаешь?

— Другой был моложе и голос у него был другой.

— Как первый был одет?

— Не помню точно. Кажется, в темное. Может, в черное.

— Верхнюю одежду они оставили в гардеробе?

— Наверно.

— Значит, он сказал, что у графини еще есть драгоценности, но, по его мнению, это долго не продлится.

— Точно.

— Он сказал, как ее убьет?

Она была молоденькая, гораздо моложе, чем хотела казаться. Временами выглядела, как девчонка, охваченная паникой. В эти мгновения взглядывала на часы, будто у них искала поддержки. Она покачивалась на ногах и казалась очень усталой. Бригадир ощущал слабый запах губной помады и вспотевшего женского тела.