- Ну, отец Глеб, чего в сердцах не скажешь-то?
-... а я вот теперь думаю, что, и впрямь, не пора бы мне уже отойти от этого... Монастырь, вы знаете, этот... Другого места мне и не светит... Но не в этом дело даже... не о том я... Я ведь и вправду - пень с соплёй, теперь-то вижу, что и сам ничего не могу, и других только запутать... или соблазнить... вольно или нет. Пустозвон я. Когда в городе служил, казалось, что где-то как-то могу пользу приносить, а монастырь, какой бы ни был, всё мне показал... Так не пора ли всё это закончить?
- Эк, ты, батюшка, завернул. Ну, пень, да, был. Сейчас пророс маленько... Дерьма, извини уж дуру деревенскую, и пота понюхал, так что-то соображать стал. Ты - бит, а за таких сколько небитых дают? Вона сколько их кругом, что за славой в церковь пришли, и плюнуть-то негде, сколь их стало! Уж грешным делом думаю, не отвернулся ли от нас Господь, когда все эти строительства и возрождения начались. Что уж мы возрождаем, и не знаю, здания? Но было у нас столько зданий и при царе, и куда это делось всё? Здания без сердец Богу преданных - ничто, пустышка... Ну да ты сам всё это знаешь. А про себя-то - не думай! Не орёл, конечно, но и такая птица сгодится. Тяжело, понимаю, в монастыре-то в современном. Одни, монахи-то, и жизни не знают: только рот свой при зевке крестят целыми днями да учат, как семейным жить по-монашески, ничего ни в той, ни в этой жизни не смысля. А другие, послушники и челядь всякая, горбатятся на них... А женский - так и вовсе каторга. Часто и не поймёшь - в дурдом я приехала или в обитель святую... Меня тут звали в один такой, вроде вашего. Говорит игуменья: «Будете наши помыслы ежедневно принимать!» А сама-то советская вся насквозь, и не вымоешь такое из мозгов, хоть ты пачку этого Тайду туда высыпь и святой водой размешай. Я ей и говорю: «Вы, матушка, простите, невелика загадка в ваших помыслах. Вон они у вас у всех на лицах написаны, и что толку в них
копаться? Одна срамота да забава бестолковая». Обиделась, конечно... Но, насчёт тебя, знаешь... ты погоди. Пусть Господь уж сам управит. Не время тебе уходить. Сам батюшка, сам решай, я тебе не указ... Но потерпи немного... Само как-то улечься должно. Не дело дверьми-то хлопать... - Помолчали немного, и пожилая монахиня добавила, - но так-то каждый своим путём к Богу идёт. Иной раз через такие колдобины, что и нарочно не выдумаешь. Так что и не надо судить-рядить никого...
Обратно он ехал на последней электричке. От Клавдии никогда быстро уехать не удавалось. Г де-то ближе к Москве в вагон зашли двое молодых ребят, лет наверное по двадцать пять-тридцать. Хотя у одного лицо было как бы без возраста: жилистое, доброе, с хитринкой, характерно русское. Надень на него пилотку - прям солдат с чёрно-белой фотки из 41-го, не отличить. Штаны синие спортивные, подзамызганные. Бутылка пива в руке. Второй - в чёрной куртке с белой собакой и надписью Pit Bull201, был совсем невзрачным, каким и должен быть хозяин такой куртки.
Расположились они на соседним с Глебом ряду сидений, так что ему хорошо был слышен их разговор. Говорил в основном тот, более интересный парень. Оказалось, что едет он домой со смены. Работает шофёром на чём-то грузовом. Разговор от спорта и автомобилей перешел на совершенно неожиданную тему.
Шофёр сказал:
- Не, понимаешь, важно воздерживаться от четырёх вещей: наркотики, бухло и еда всякая животная...
- И чё? Ты, прям, и рыбы не ешь? - недоверчиво перебил второй, продолжая сжимать в руке резиновый эспандер.
- Да. И рыбу, и яйца тоже не ем... Пью, правда... - сказал шофёр, отхлёбывая из бутылки с крепким пивом. - Ещё от секса воздерживаться надо. Я - совсем сексом не занимаюсь! Не, ну вздрочну иногда на порнуху, а больше ничего. В общем, хотя бы два из четырёх я соблюдаю.
- Не, я считаю, надо по традиции. Вот месяц поста есть - надо держаться от всего. А так - всё можно, - серьёзно ответил второй.
Отцу Глебу очень хотелось дослушать разговор, вглядеться повнимательнее в их лица, глаза, но объявили его станцию, и он вышел из вагона. [197]
Tke Pinal Cut
Я думал, что должен вывернуть душу,
Я думал, что должен сорвать пелену.
Я сжал бритву дрожащей рукой,
Собираясь решиться на это, но вдруг зазвонил телефон.
У меня никогда не было смелости сделать последний шаг.
Pink Floyd[198], The Final Cut.
- He подскажите, где мне отца Глеба найти?
- Отче, благословите!
Отец Сергий благословил монахиню. Она объяснила ему, как пройти к келье священника.
В прихожей возле кельи-комнатки, расположенной в башне монастыря, стояли коробки с вещами, связки книг. Отец Глеб что-то перевязывал, вытаскивал на улицу, следом за ним ходил другой священник.
- Отче, ну, а я-то что? Ты же понимаешь - сам не рад, мягко выражаясь...
- Отец Валерий, к тебе у меня претензий нет... Нужна келья. Ты вещи привёз. Я келью освобождаю, какие ещё вопросы?
- Ну... ты их что, так тут и оставишь? Понимаешь... Я же не против, чтоб твои пока остались... Ничего личного, но... ты же понимаешь, - отец Валерий перешёл на шёпот, - ты же в опале... Скажут, что я с тобой за одно, а мне самому бы выкарабкаться. Годик - и я всё проплачу. Но сейчас мне никак залетать нельзя...
- Да понимаю, я... Может, придумаю чего... Если б хоть до деревни машину игуменья дала, но не даст, ведь...
- Не даст. Я так даже спросил аккуратно, а она говорит: «Еретические книжки грех на монастырской машине возить»...
В это время из-за угла вышел отец Сергий.
- Бог в помощь!
- Отченька-Серёга, дорогой! Тебя ангелы принесли! - обрадовался отец
Глеб.
- Ну ты ж оставил мне сообщение: «Приезжай срочно, если можешь». А я к тёще ездил в деревню как раз. Ты же знаешь, до сюда крюк небольшой. Решил не перезванивать, а сюрпризом нагрянуть. Сколько лет к тебе сюда собирался... А что тут у вас?
- Да, понимаешь... Ну, в общем, меня и отсюда попёрли... И вот, келью надо срочно освободить, а у меня тут вещи, книги...
- Эх, брат, дал мне Господь послушание: вывозить вещи твои, когда тебя выпирают. М-да... О! Отец Валерий! А ты здесь как?
- Вы знакомы? - удивился Глеб.
- Да виделись. У него же приход как раз в селе у тёщи.
- Был приход... Теперь сюда, на место Глеба... - понурившись, ответил отец Валерий.
- Ничё се... У тебя же всё замазано было!
- Было... да... А тут кризис, понимаешь. Сначала ничего вроде, а тут с котировками пролетел... А у нас новый владыка на место моё давно человечка своего пристроить хотел. А мне платить нечем... Ну, и вот...
- М-да... Не надейтесь на бабки и на биржи человеческия... - заключил отец Сергий.
- А ты, Серёг, знаешь, кто у нас епископом стал, как епархию разделили? - спросил отец Глеб, продолжая перевязывать свои вещи.
- Афанасий какой-то...
- Ага, а какой?
- Да не знаю.
- Ну, так ты будешь смеяться. Помнишь, к нам в храм приезжал секретарёк молодой? Я ему ещё под дых дал, когда он ко мне приставать начал...
- Да ты чё! Ну, тогда понятно, почему тебя попёрли!
- Ну, а к тому же я ещё проповедь в защиту этих девчонок из Пусси Райот сказал... Да плюс жалобы игуменьи... В общем, один к одному всё. А на место Валерия он своего... келейничка розовощёкого поставил. Тому двадцать три года, а уже крест наградной[199]... ну сам понимаешь...
- Ой, отцы, что-то вы говорите такое, не знаю... Вообще, не дело мне здесь с вами стоять, - засуетился отец Валерий, - давай, Глеб! Теперь тебе есть на чём вещи вывести, грузись и поезжай, а я пока... в храм схожу.
- Ишь ты! То крутой был, а теперь сдулся как! И слышать лишнее боится... - заметил отец Сергий, когда новый священник женского монастыря скрылся из вида. - Слушай... а куда вещи-то вести будем? Я и не спросил...
