Улыбнувшись приятным ощущениям, неизменно возникающим, когда она вспоминала этот сон, Фреда внезапно поняла, что отчетливо видела лица тех, кто возник в ее сне — мальчик и женщина. Очень похожие друг на друга, светловолосые и синеглазые.

А еще там была девочка, такого же возраста, что и мальчик. И в этой девочке Фреда теперь безошибочно узнавала саму себя.

***

… Долго ничем не нарушаемая тишина словно бы скапливалась под темными сводами ритуального зала и начинала вибрировать, создавая монотонный звук, похожий на гудение.

Человеческое ухо никогда ничего бы не уловило, но вампир ощущал любое колебание окружающего пространства, и даже тишина могла ему многое сказать.

Вагнер опустился на колени на каменный пол и поставил рядом с собой небольшой сосуд, наполненный прозрачной жидкостью. Вонзив клыки в запястье, быстро стряхнул в чашу несколько тяжелых капель крови. Прозрачная жидкость мгновенно стала опаловой и словно загустела, приобретя сиропообразную консистенцию.

Окуная в полученную субстанцию палец, вампир стал чертить на темных каменных плитах пола какие-то знаки, располагая их по окружности. Лицо его застыло, глаза неотрывно следили за появляющимися знаками, губы что-то едва слышно шептали. Закончив наносить последний знак, замкнувший круг, Вагнер вытащил из-под полы пиджака небольшой сверток и положил предмет в самый центр окружности из символов. Свертком оказался тонкий свитер из мягкой светлой шерсти. Ворот свитера был покрыт засохшими бурыми пятнами, и вампир аккуратно расправил его так, чтобы пятна оказались сверху. Затем снова прокусил запястье и, продолжая что-то шептать, капнул своей кровью на свитер.

Вверх, с тихим шипением, словно на шерсть попала искра пламени, а вовсе не кровь, взметнулась длинная и тонкая струйка дыма. Вагнер подался вперед, крылья его прямого носа дрогнули, и он втянул дым в себя. Голова вампира чуть запрокинулась, глаза закрылись. На миг он замер неподвижно, пропуская через себя силу ритуала, подчиняя себе, заставляя работать, и погрузился в мир, который приоткрывала перед ним магия.

Через минуту он открыл глаза, на лице его было написано разочарование и облегчение одновременно.

Ничего нового он не узнал. Проводя ритуал Шепот истины уже третий раз, он не увидел ничего, о чем магия не поведала ему прежде. Свитер Фреды со следами ее крови, в котором она была в день происшествия в музее, как нельзя лучше подходил для ритуала. Именно кровь могла рассказать ему о девушке больше, чем что-либо, но кровь “молчала”, скрывая все тайны, которые, несомненно, имелись.

Вагнер увидел то, что уже видел дважды: неясные картины, мальчик и девочка, которых обнимала молодая женщина со светлыми волосами, стоя на пороге дома среди снегов. У девочки были зеленые глаза Фреды, и она смеялась. А дальше — ничего, словно поезд, в окне которого мелькали картины прошлого, вдруг заехал в непроницаемо темный туннель.

Обрывочные, нечеткие образы, скорее всего, были единственным, что на сегодняшний день хранилось в сознании Фреда из её прошлого, до того, как она оказалась в приюте. И дело явно не только в непрочных детских воспоминаниях, стертых пережитым стрессом от потери родителей.

Кто-то надежно закрыл самую прочную память — “память крови” — непроницаемой завесой, наложив сильное заклятие. Такое сильное, что Вагнер пока не знал, как снять блок, ничего не нарушив. А нарушить можно многое. Как правило, если грубо и неосторожно прервать связь, установленную между магией и человеком, запускался механизм, который мог привести к непредсказуемым последствиям. Потеря разума, разрушение личности или гибель подвергшегося такому воздействию были среди возможных вариантов.

Немногие обладали достаточной силой и талантом, чтобы накладывать заклинания, блокирующие или стирающие воспоминания и даже часть сущности. Если с Фредой это сделано намерено, то наверняка имелась весомая причина для такого вмешательства.

Но прежде, чем разбираться с тем, кто и зачем это сделал, он должен узнать о Фреде все, что возможно узнать, не нарушая влияния магии. И выполнить это нужно предельно осторожно и прежде, чем она вспомнит вдруг сама или ее заставят это сделать.

Ею заинтересовались Аспикиенсы, которые также могут воспользоваться ритуалом Шепота истины, желая узнать сокрытое в новом адепте, которым являлась Фреда. Правда для этого им придется добыть ее кровь…

О ней настойчиво спрашивал Краус, решивший, что девушка может представлять интерес и для него.

И хотя в прежней жизни Фреды и крылись все ответы, защитить девушку было важнее, чем узнать ее прошлое.

Вагнер рассчитывал, что именно там, где Фреда сейчас находилась, и где прошла большая часть ее детства — в Норвегии — должна проявиться та сила, которая возродит ее истинную сущность так, чтобы не сработал своеобразный сигнал тревоги, способный известить неизвестного заклинателя, что в некогда оказанное им воздействие пытается вторгнуться сторонняя сила.

Фреде надо обрести себя, не обнаруживая опасного пути к своему сокрытому прошлому.

Первый шаги уже сделаны — у Фреды есть Custos, и она находилась там, где ее никто не найдет, и ничто не помешает воспринимать меняющуюся реальность, как должное, как часть ее самой.

Вагнер может помочь в этом, но лишь совсем чуть-чуть.

Глава 14.”…Средь ночи огонь мой горит.”

“…Средь ночи огонь мой горит”

“Идешь ли ты, друг мой, дорогой земной

Иль в Царстве Предвечном вкушаешь покой?

Огонь мой не гаснет средь стужи и тьмы,

Не здесь, так на небе, но встретимся мы”.

(перевод песни Сольвейг, найден в Интернете)

В комнате было тепло, пахло дымком от полыхающих в камине дров и хвоей от стоящей в углу елки. Днем Фреда обнаружила за дверцами одного из шкафчиков и извлекла на свет компактную стереосистему и коллекцию дисков: классическая музыка и метал во всех его видах и стилях, от той же классики до трэша. Странноватая, противоречивая подборка.

Выбирая диск для вечера Сочельника, Фреда пожелаланагрузить свои ощущения по полной. И слушая сейчас негромкие, чистые и нежные звуки песни Сольвейг, понимала, что попала в точку.

Она коротает праздничный вечер в одиночестве, где-то в заснеженной Норвегии, на скалистом берегу фьорда и ждет. Нет, она ждала вовсе не Пера Гюнта, но чего-то, что непременно должно произойти. А точнее, уже произошло, но должно получить очевидное подтверждение. Как цунами, незримо зарождаясь колебаниями где-то в недрах земли, накатывало затем видимой, неподвластной контролю стихией.

Время приближалось к полуночи. На столе стояли зажженные свечи, блюдо с фруктами, и откупоренная бутылка вина, присланная Вагнером. Фреда обвела комнату взглядом, спохватившись, зажгла на елке фонарики и вышла на кухню.

Днем она решила, что раз уж это Рождество не похоже ни на какое другое, что ей приходилось отмечать в своей жизни, то и встретить праздник нужно соответственно. В домике, как и сказала Метте, действительно имелся солидный запас продуктов, и Фреда отважно испекла в маленькой электрической духовке хлеб, чего не делала ни разу в жизни. Добавив к нему присланный ей сыр, отнесла угощение на стол в гостиную.

Усевшись на стул лицом к камину, налила себе вина и сделала маленький глоточек. Ей очень понравился бархатный, чуть терпкий вкус рубинового напитка, и Фреда выпила весь бокал. Пробегая по горлу, винопревращалось в жидкое тепло, согревая изнутри.

Все казалось правильным и спокойным, и на время Фреда совершенно забыла, что находится посреди снегов одна, за окном почти непроглядная темнота, а всё, что еще оставалось от ее прошлой жизни теперь отодвинулось очень и очень далеко.

И вдруг нестерпимо захотелось услышать живойголос, хоть с кем-то поговорить. В руках сам собою оказался телефон, сама собой нажалась кнопка быстрого вызова.

— Фреда? — Вагнер ответил после первого же звонка, голос его прозвучал негромко, спокойно.

— Поздравьте хоть вы меня с человеческим Рождеством, Вагнер, — выдала с ходу. — Это же не противоречит каким-нибудь вашим вампирским или магическим принципам?