Ты параноик, — говорю я себе. — Снова.

Но когда, наконец, смотрю вверх, чтобы дать ей «Почему ты все еще здесь?» взгляд, я улавливаю вопиющее выражение похоти в ее глазах. Похоти и чего-то нездорового. Думаю, именно такой взгляд получают многие девушки от мужчины, у которого на уме лишь плохие намерения.

— Вы хотели мне что-то сказать? — спрашиваю ее, игнорируя сказанное ранее и пытаясь говорить настолько уклончиво, насколько это возможно.

— Мне просто интересно, какие у вас взгляды на свидания со студентами, — говорит она с фальшивой невинностью, лицемерно наморщив гигантский лоб.

Мои глаза чуть не вылезают из орбит.

— Простите? — я нервно оглядываю класс, чтобы узнать, слышал ли кто-нибудь, но теперь мы одни, что и хорошо и плохо.

— Оу, расслабьтесь, — говорит она, пожимая плечами. — Это всего лишь вопрос. Знаете, я не кусаюсь. Если только мне не скажут. Я очень хорошо выполняю определенные приказы.

Хмуро смотрю на нее, качая головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Уверен, вы знаете правила относительно подобного. Как это относится к сегодняшнему уроку или любому другому?

— Я знаю правила о личных отношениях со студентами, — медленно говорит она. — Но вы, вы делаете исключения?

— Нет, — говорю я, шевеля челюстью в попытке снять напряжение. — А теперь я притворюсь, что вы меня об этом не спрашивали.

— Почему? — спрашивает она, обходя стол и останавливаясь всего в нескольких дюймах от меня. — Я заставляю вас нервничать?

Я держу голову высоко поднятой.

— Честно говоря, Мелисса, вы заставляете меня чувствовать себя неловко.

Она наклоняет голову, оценивая меня с ухмылкой.

— Потому что завожу вас, вот почему.

Господи, она сумасшедшая.

— Прошу прощения?

— Вы меня слышали. Я заставляю вас чувствовать себя неловко потому, что вы хотите меня, просто и понятно. Не виню вас. Здесь нечего стыдиться. И я определённо никому не скажу.

— Мелисса, если вы не уйдете, я собираюсь обсудить этот вопрос с университетом, — говорю ей, пытаясь подавить начинающийся разгораться гнев. — Это работает в обоих направлениях. Флирт с учителем не одобряется, как и наоборот.

Ухмылка начинает исчезать. Она прищуриваются.

— Вы бы действительно донесли на меня? Только за то, что говорила с вами?

— Да, — говорю ей. — Потому что это не просто разговор, и вы это знаете. Я буду притворяться, что не знаю, что вы, черт возьми, предлагаете, но между мной и вами мне подобные отношения не нужны.

Ее голова дергается, словно ее ударили. Я не чувствую себя плохо из-за этого, но, когда вижу презрение, появляющееся в ее глазах, начинаю жалеть о своей грубости. Она не из тех, кто легко принимает отказ, и сейчас я это понимаю.

— Что вы сказали мне? — шепчет она.

— Я сказал, убирайся отсюда, — указываю на дверь. — И в следующий раз, когда захочешь поговорить со мной, я удостоверюсь, что мы не одни. И если мы останемся одни, я обязательно запишу наш разговор. Понимаешь? Не знаю, в какую гребаную игру ты со мной играешь, но она заканчивается здесь и сейчас. Я не интересуюсь тобой, и я бы не стал, даже если бы ты не была моей студенткой. Как только ты примешь это, в этом семестре тебе станет легче.

Она смотрит на меня.

— Ты настоящий мудила, ты это знаешь? Чертов дрочер.

— Меня называли похуже люди, более важные, чем ты, — указываю головой на дверь и вынимаю телефон. — И у меня нет проблем с нажатием кнопки записи прямо сейчас, если ты действительно хочешь сделать все более сложным, чем есть.

Она втягивает воздух сквозь зубы, кажется, закипая, затем качает головой.

— Ты пожалеешь об этом.

Я кисло улыбаюсь ей.

— Нет. Не говори мне о сожалении. Ты нихрена не знаешь о сожалении. Теперь, иди.

Она шокировано моргает, прежде чем разворачивается и выбегает из комнаты. Я громко выдыхаю, пытаясь набраться сил и привести мысли в порядок.

Мне нужно поговорить с Наташей о ней, я просто не знаю, как это преподнести. Не знаю, какие проблемы она собирается создать для нее, и последнее, чего я хочу, это чтобы ее выгнали. Мелисса платит за квартиру, и если Наташа что-нибудь ей скажет, Мелисса придет в бешенство и Наташа уйдет. Она не может жить со мной, в любом случае, не в долгосрочной перспективе, пока у меня еще есть работа. Я рискую, тайно встречаясь с Наташей, но жить вместе - это совсем другой риск.

Лучшее, что я могу сделать, это просто в какой-то момент рекомендовать Наташе переехать, ничего не говоря ей о Мелиссе. Мелисса знает, через какой ад нам обоим пришлось пройти. Ни один настоящий друг не будет так бесцеремонно преследовать другого мужчину, как бы все не кончилось тогда, хорошо или плохо.

Неделя идёт, и я понимаю, что не в состоянии обсуждать это с ней, даже при том, что прятки начинают казаться утомительными вместо того, чтобы быть волнительными. Когда мы выходим вместе на ужин, в паб или в кино, когда мы просто гуляем по городу, мы стараемся делать вид, что у нас строго платонические отношения. Лондон - огромный город, но, в то же время, мир такой маленький. Хотя мы оба время от времени забываемся, держась за руки и воруя поцелуи на публике, мы оба всегда осознаем, что кто-то может увидеть нас. И нет, она не моя студентка, но это все еще риск.

Вот почему, когда наступает пятница, я почти пребываю в экстазе. Я везу ее в Эдинбург, чтобы познакомиться с семьей, место, где нам не надо быть секретом, по крайней мере, в настоящем. Еще я нервничаю, беспокоюсь и чувствую целую кучу других вещей, заставляющих мое сердце биться быстрее.

Наташа приходит ко мне домой после занятий, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шелли выводит собаку на прогулку. Она будет присматривать за ним, пока я в отъезде, и обычно пушистый мерзавец начинает паниковать, когда я собираюсь и ухожу. А так он просто думает, что идет на прогулку, и что я буду здесь, когда он вернется, хотя, клянусь, выходя за дверь, он посылает мне уничижительный взгляд.

Наташа расхаживает по гостиной, заламывая руки и кусая губы.

— Ты тоже нервничаешь? — спрашиваю ее, изумляясь, что вижу такой.

— Конечно! — восклицает она. — Я же, черт побери, знакомлюсь с твоими родителями. И твоим братом. Я слышал о них всего миллион раз.

— Тогда ты уже знаешь, что они прекрасные люди, — говорю ей, обнимая за талию и улыбаясь. — Они полюбят тебя.

— Но они меня не знают, — возражает она. — Они не знают о настоящих нас.

Я вздыхаю, закрывая глаза.

— Я знаю. Но им нельзя знать.

— Они должны, — говорит она, и я открываю глаза, чтобы увидеть, как она отчаянно ищет мои. — Разве ты не понимаешь? Это не знакомство с семьей. Речь идет о том, чтобы жить во лжи.

— Мы больше не живем во лжи.

— Тогда что мы скажем? — спрашивает она. — Когда они спросят, как мы познакомились?

— Я уже говорил тебе. Мы не будем вдаваться в подробности. Я встретил тебя несколько лет назад, когда ты работала на фестивале короткометражных фильмов в Эдинбурге. Это ведь был день нашей встречи? Все это правда. Этой правды и будем придерживаться

— И что потом? — говорит она, вырываясь и направляясь к окну. — Я ... — тяжело вздыхает и смотрит на свои руки. — Я никуда не пойду, Бригс. Это только начало. Но через несколько лет? Что потом? Истина - вся правда - всплывет.

— Тогда мы разберемся с этим, — говорю ей. — Им не нужно знать все, и, конечно, не все сразу.

Она обеспокоено смотрит на меня.

— Ты боишься рассказать им. Почему?

— Потому, — отвечаю ей.

— Ты стыдишься, — тихо говорит она.

— Нет. Не тебя. Не всего этого. Просто... — развожу руками. — Ты же знаешь, насколько все сложно.

— Но твоя семья - милые люди, ты сам сказал. У твоего брата, кажется, больше проблем, чем у Чарли Шина. Разве ты не думаешь, что они все поймут правду? Они не станут винить тебя. Может им даже многое станет ясно.

Я разочарованно потираю рукой лицо.

— Когда придет время. Это... Я просто хочу, чтобы они увидели тебя так, как вижу я. Как должно быть.