Криденс, сонно ерошащий свои влажные после ванны волосы в бесплодной попытке хоть немного их просушить, заходит в спальню как раз в тот момент, когда Ньют выгибается под Персивалем, с одному ему доступным изяществом выкручивая свой позвоночник под почти неестественным углом, и молча хватает губами воздух, словно не находит в себе сил застонать, хотя ему этого безумно хочется. Персиваль придерживает его за бедра, тесно прижимаясь пахом к округлым белым ягодицам, и едва касается губами резко вздымающейся груди, давая Ньюту время немного прийти в себя.

И именно поэтому Криденс всегда приходит чуть позже - чтобы поймать новый сногсшибательно интимный кадр, которым он потом поделится с бумагой в одном из своих альбомов. В них множество таких сцен, полных желания и трепета. Криденсу нравится посвящать часы тому, чтобы тщательно вырисовывать каждый изгиб тел двух сплетающихся на кровати мужчин, тем более, что результат - движущийся, пышущий жизнью, желанием и неприкрытой сексуальностью рисунок, - поражает воображение.

Ньют нетерпеливо кусает Грейвса за плечо, подается навстречу, сильно сжимая его бедра коленями и стонет на одной ноте, сбиваясь, когда Персиваль начинает двигаться, размашистыми, сильными движениями выбивая из Ньютона последний воздух. Они оба уже близки к разрядке - хотя Криденс оставил-то их едва ли на полдюжины минут, - и аврор не отказывает себе в удовольствии немного помучить своего жадного до удовольствий любовника - почти останавливается, слегка придерживая пальцами узкие, крепкие бедра, поворачивается к подошедшему к кровати Криденсу, и целует его медленно, чувственно и напоказ, едва двигаясь в дрожащем от нетерпения Ньюте. Тот тихонько выругивается, не отводя взгляда от сталкивающихся в поцелуе губ, и направляет руку Криденса, кончиками пальцев скользнувшую по его животу, к своему члену, вздыхая с облегчением, когда напряженный ствол, увитый набухшими венками и влажный от естественной смазки, оказывается в плену теплой узкой ладони. Персиваль двигается так же неторопливо, как целует Криденса - медленно вытаскивает член, оставляя внутри только головку, слабо толкается несколько раз, дразня изнывающего Ньюта, и плавно въезжает на всю длину.

Криденс обнимает его за шею, подаваясь под зарывшуюся в мокрые пряди ладонь, целует, лаская Ньюта, все ожесточеннее двигающегося навстречу растягивающему его члену.

- Криденс, - тихо зовет его Ньют, скользнув пальцами по запястью и поднимая на юношу затуманенный взгляд. Криденс принимает приглашение, только сейчас вспомнив, что нужно стянуть накинутый на голое тело халат, и игриво-нежно куснув губы улыбнувшегося Перси, ложится рядом с дрожащим, болтающимся на самой грани Ньютом, прижимаясь губами к его губам и телом к телу.

Этого хватает обоим - Ньют тихонько поскуливает, кусая губы - свои и Криденса, напряженно вздрагивая и сжимаясь на члене, а Персиваль в четыре движения доводит до пика себя, замерев на мгновение, прежде чем со стоном выдохнуть и потянуться за поцелуем сначала к Ньюту, а потом к замершему в предвкушении обскуру.

- Мучитель, - довольно улыбается Ньют, из-под ресниц наблюдая за аврором. Его пальцы неторопливо скользят по плечу к груди, обводя пару старых, так и не сошедших полностью шрамов от какого-то боевого заклинания.

Криденс наблюдает за скользящим движением пальцев, как и всегда думая о том, что если чужие шрамы могут быть привлекательны - а у Перси их несколько, у Ньюта и того больше, значит и его иссеченная спина тоже не так уж уродлива.

Ньют целует его в шею, словно почувствовав его невеселые мысли.

- Учитывая, что ты собрался прямо сейчас сбежать от нас к своим обожаемым зверям, я был весьма… мягок с тобой.

- Прямо сейчас? - Криденс немного расстраивается - не хочется отпускать Ньюта, он любит быть втроем, быть между ними двумя, чувствовать двойную порцию ласки и страсти.

- У меня дромарожиха вот-вот разродится, я должен быть там. Вас не зову, они…

- Мы и не просимся, - весело фыркает Персиваль, получив тычок под ребра.

- В общем, меня, наверное, весь день не будет, - Ньют отмахивается от аврора, так и не закончив фразу. - Прости, милый.

Криденс кивает, улыбнувшись, когда Ньют снова целует его в шею, на этот раз проведя языком влажную дорожку от ключицы к уху.

Одевается зоолог быстро, второпях, словно и так потратил дюжину минут, которых у него не было. Криденс наблюдает за ним, зачем-то прикрыв бедра шелковистой тканью халата, и прильнув к севшему на постели Персивалю, тоже наблюдающему за Ньютом.

- Не надо меня осуждать, - нежно и весело мурлычет Ньют, наклонившись и поцеловав каждого в переносицу. - Вечером я буду весь в вашем распоряжении.

- Звучит многообещающе, - хмыкает аврор. - Мы запомним, верно, малыш?

- Верно, - смущенно подтверждает Криденс, представляя себе возможности сегодняшнего вечера. И не только, учитывая, насколько многообещающе Персиваль гладит его поясницу.

- Не грусти, малыш-обскур, - негромко произносит Персиваль, наклонившись к Криденсу, когда Ньют чуть ли не бегом вылетает из спальни. Видимо, все-таки, действительно опаздывает к своей дромарожихе. Не Криденсу с Персивалем его осуждать - оба привыкли.

Халат отправляется в сторону, прочь с кровати, а Криденс, удивленно улыбаясь от неожиданности, растягивается спиной на постели, поглаживая наклонившегося над ним мужчину по плечам.

Хорошо, что Криденс давно уже не чувствует смущения, оставаясь обнаженным, наоборот, от возможности прижаться кожей к коже кровь вскипает от возбуждения, и жесткие рамки, в которых Криденс невольно привык держать себя, рушатся. Поэтому он позволяет себе выгнуться навстречу, обвить руками чужую шею, прикоснуться губами к губам, поначалу осторожно, словно пробуя или прося разрешения, чтобы потом расслабиться, передавая инициативу и раскрываясь навстречу ласкам.

В последние несколько месяцев мальчик явно стал чувствовать себя лучше. Забота, внимание и ласка шли ему на пользу, как и любому живому существу, даже обскури, который изредка ласкался о руки Персиваля, на мгновение обвиваясь диковинным браслетом вокруг запястья. Криденс при этом краснел и отводил взгляд, и что-то подсказывало аврору, что возбуждения в этом было не меньше, чем смущения.

До ласки оба любовника Персиваля очень голодны, оба по-своему: Ньют иногда требует почти животной жесткости, тормоша в Персивале что-то темное, звериное, что аврор старательно усмиряет, не давая выплеснуться даже вспышкой гнева - только заклинания становятся мощнее, когда эта тьма бурлит внутри. Криденс всегда старается улизнуть, когда Ньют в таком настроении. Потому что зоологу всегда удается добиться от Персиваля желаемого,а Криденс не в состоянии смотреть на жестокость, даже если она желанна и обоим участникам приносит удовольствие. Но такое настроение у Ньюта бывает нечасто.

Криденс просто и бесхитростно любит ласку. Любую, будь то поцелуи или невинные поглаживания по щеке, ласкающие вход пальцы или губы на члене. Не пользоваться этим - кощунство.

Мальчик уже возбужден: прикрывает глаза, подставляет тонкую шейку поцелуям, и стонет, вспоминая, как несколько минут назад на этом же месте стонал и изгибался Ньют.

Подставляется скользящим по коже рукам, не сразу догадываясь развести ноги, чтобы подпустить Персиваля ближе.

И от этой близости захватывает дух, сбивается дыхание, особенно, когда устроившись удобнее Персиваль выпрямляется, проводя ладонями вдоль тела обскура, уже привычно для себя отмечая, насколько Криденс хрупкий и тонкий. Раньше это почти пугало, сейчас осталось только легкое благоговение перед красивым юношеским телом, поражающим как обманчивой хрупкостью, так и невероятной гибкостью.

- Ты очень красивый, - неторопливо проговариет Персиваль вслух, зная, что Криденсу важно это слышать. Забота, ласка и похвала - все, что ему нужно для абсолютного счастья.

Персиваль большими пальцами поглаживает тонкие бедренные косточки, дожидаясь, пока мальчик наконец-то перестанет прятать завораживающе-темные глаза за пушистыми ресницами.