— Не думайте ни о чем, Настя. Вы уже в моей команде, а я своих людей никому и никогда в обиду не давал… Всего вам доброго.

Тихорецкая вышла. Самый могущественный человек державы сказал:

— Ну и тварь! Не повезло Мойше.

В кабинет вошел Седой:

— Грач сел на хвост Вове.

— Хорошо, Николай Николаич. Это дело нужно довести до конца.

— А что с Тихорецкой?

— Я еще не решил… Держите ее в поле зрения. Да, вот еще что: подготовьте мне досье на Обнорского и Зверева.

Николай Николаевич вышел, а Рыжий сел в кресло. Он протянул руку к бутылке с минералкой… Но вдруг отдернул ее. Вода в бутылке выглядела обыкновенно. Медленно всплывали пузырьки газа.

Он вызвал горничную.

— Замените воду, — сказал он. Подумал и добавил: — И фужеры тоже. И выбросите их, к черту… Понятно?

— Да, Анатолий Борисович, — невозмутимо ответила горничная.

Зачем нужно выбрасывать «к черту» замечательные богемские фужеры, ей было непонятно. Но задавать вопросы гостям здесь не принято. Когда горничная была уже в дверях, Рыжий окликнул ее:

— Вот что… не нужно ничего выбрасывать. Запечатайте все в какую-то емкость и передайте Николаю Николаевичу.

Позже, в Москве уже, экспертиза не подтвердила наличия каких-либо токсинов в минералке. Но это позже, а пока в гостиной еще витал запах Настиных духов… опасный запах.

Наружка Грача — уже знакомого нам «частного извозчика» — плотно села на хвост Вове в кафе «Виктория». Большим спецом по конспирации Вова не был. Проверялся, но весьма примитивно. Люди Грача довели его до дома на улице Трефолева, засекли адрес. Ждали команды.

Из госрезиденции на Каменном острове Настя уехала в дурном настроении. Разговор с Рыжим, который начался очень хорошо, закончился как-то не очень. Как-то странно… Что именно насторожило Настю, она сказать не могла. Но что-то было не так. Это раздражало еще сильней.

Настя остановилась на пустой аллее, откинулась в кресле и стала мысленно прокручивать разговор. Сначала все было нормально. Все было правильно. Безупречно. Она ощущала безусловный интерес Рыжего, ощущала его сексуальное поле… Нет, сначала все шло как надо. В какой же момент ситуация изменилась?

А изменилась она после того, как Рыжий вернулся… Так. Ну-ка, Настя, вспоминай! Вошел человек. Сказан что-то на ухо Рыжему. А тот переспросил: серьезная?.. А что «серьезная»? Ситуация? Информация? Информация о ситуации?.. Вот где херня какая-то! Рыжий ушел и получил какую-то информацию. И враз переменился! Он пытался это скрыть, но на самом деле это ощущалось. Когда организм на пределе, когда он «тонко настроен», он способен очень остро ощущать состояние собеседника.

И что же его так насторожило?.. Ну, это пустой вопрос: у деятеля его уровня такое количество проблем и проблемочек, что гадать можно долго. И все равно ничего не угадаешь.

Так — он вернулся. Он был уже напряжен… Он вошел и сказал: извините, Настя… Нет, не так… Он сказал: прошу прощения, Анастасия Михайловна.

Стоп! Стоп, родная… А ведь раньше он никогда — ни разу! — не назвал меня Анастасия Михайловна. Ни разу… Да, он, видимо, и не помнил моего отчества. Да что не помнил! Он его и не знал. В девяносто первом, когда мы познакомились, то были Толя и Настя… Пари это дурацкое… Настя, Настя… И вдруг — Анастасия Михайловна. Что это значит?

Это значит, что серьезная информация относилась ко мне! Человек сообщил Рыжему что-то про меня… Что-то настолько важное и срочное, что не мог подождать до конца нашей беседы. Что-то такое, что сразу насторожило Рыжего и изменило его ко мне отношение.

Что это может быть?

Пожалуй, только одно: Рыжий узнал о моем решении убрать Мизинца!

Насте стало тревожно, знобко. Холодным потянуло ветром.

Рыжий захлопнул тонкую папку с четко отпечатанным текстом на блестящей обложке: «Зверев А. А. Псевдоним ОР[19]: Белов» — и швырнул ее на стол. Там уже лежала точно такая же папка с надписью: «Обнорский А.В. Псевдоним ОР: Душман».

— Это все здорово, — сказал он, — но…

— На хорошую разработку требуется время, — отозвался Николай Николаевич. — Через пару недель сможем дать больше. Пока могу добавить, что есть непроверенная информация о связи Обнорского с Наумовым.

— С Колей-Ваней? Любопытно… Хотя я-то имел в виду другое. Объясни мне, Николай Николаич, почему именно эти двое сумели фактически раскрыть убийство? А? Все структуры Питера ориентированы на дело Малевича, все в работе неустанной. У них есть штат, базы информационные, агентура… А раскрыли два обычных журналиста.

Николай Николаевич пожал плечами. Сейчас он был без галстука, сидел напротив Рыжего с бокалом виски в руке.

— Объяснений может быть много: во-первых, они оба местные. То есть знают и город и людей.

— Грач тоже местный. С самого начала он тоже был сориентирован на убийство Мойши. Однако ж результата не дал.

— Во-вторых, — продолжил Николай Николаевич, — у них могут быть неизвестные пока нам источники информации.

— Группа Грача тоже имеет очень хорошие и весьма недешево оплачиваемые источники.

Николай Николаевич подумал, что деньги на оплату агентуры идут, скорее всего, в карман группы Грача… Надо, кстати, провентилировать эту тему… Но Рыжему этого не сказал.

— А в-третьих, Анатолий Борисович, в ходе ОРМ есть огромный элемент случайности.

— Что такое ОРМ? — уточнил Рыжий. Он не любил неточностей, и если чего-то не знал или недопонимал, не стеснялся спросить.

— Оперативно-розыскные мероприятия… Так вот, в ходе ОРМ огромную роль играет случай. Кому-то повезет, кому-то — нет. Есть такой афоризм: из двух дураков-генералов один все равно выиграет битву и его назовут великим полководцем.

— Логично, — усмехнулся Рыжий. — Но тем не менее это ничего не объясняет. Согласен?

Контрразведчик пожал плечами, отхлебнул виски. За окном сгущались сумерки, было очень тихо.

— А все-таки объяснение есть, Николай Николаич.

— Какое же?

— Талант! Талант. Эти двое сумели сделать работу, которую не могут осилить все правоохранительные структуры города, потому что талантливы. Вот тебе и все объяснение. Просто, как украсть миллион.

— Вам, Анатолий Борисович, виднее, — с иронией сказал контрразведчик.

Рыжий рассмеялся. Весело и искренне.

— Опасный вы человек, Николай Николаич. Однако продолжим. Вот этого, — жест в сторону папок, — мне мало. Продолжайте собирать информацию… Я бы хотел прикупить этих ребят.

— Навряд ли… У меня еще нет заключения психолога, но, по моим личным впечатлениям, ребятишки из фанатов. И Душман, и Белов. Таких купить трудно, бывает — невозможно.

— Я, — сказал Рыжий, — слово «невозможно» не люблю. Я ставлю вопрос иначе: сколько?

— Поверьте мне, Анатолий Борисович, что есть люди, которых купить нельзя. Невозможно.

— Хорошо, Николай Николаич, не будем дискутировать. Но покупать можно по-разному. Не обязательно напрямую.

— Согласен, — наклонил седую голову Николай Николаевич.

— У Обнорского трудности с агентством?

— По нашим данным: да. Они горят. Им требуется финансирование, а его нет.

— О’кей. Нужно ребятам ненавязчиво помочь. Левой рукой, из-за ширмы. Как думаешь?

— Сделаем, — кивнул головой контрразведчик. Виски привел его в хорошее расположение духа. — Но есть одно «но».

— Какое? — поинтересовался Рыжий.

— Наумов. Есть информация, что Коля-Ваня тоже на Душмана глаз положил. И тоже намерен левой рукой и из-за ширмы. Здесь его вотчина, и тягаться с ним трудно.

— Это не твоя забота, Николай Николаич. Колю-Ваню я беру на себя. Коля — всего лишь удельный князек. Эту страну купил я. И решать буду я.

(Спустя три дня на окраине Москвы, в салоне серого «москвича», агент глубокого внедрения Седой слово в слово перескажет эту беседу невзрачному немолодому мужчине в очках. «Ничего, — ответит очкарик, — придет время, и мы повесим гниду на Красной площади. Терпи, Коля».)