— Яволь, херр женерал, — сказала Агеева и покинула кабинет строевым шагом. Вопрос о Соболиной проигнорировала.
— Коля, — обратился Обнорский к Повзло, — ты у нас главный спец по политике. Крутись день и ночь среди депутатов и чиновников. Пей с ними водку, ходи к бабам, что хочешь делай, но добудь все о теневых связях Малевича: что? кто? где? с кем? почему и сколько?
— Понял, — отозвался Коля. — Но, сам понимаешь, сплетен всегда больше, чем правды. Завистников у покойника было выше крыши.
— Копай, Коля. Рой землю, как крот.
— О’кей, — согласился Коля. Он был уже в работе. Политическую тусовку Питера Повзло знал глубоко, связей в этой среде имел множество, а в кулуарах Смольного и Мариинского ощущал себя как рыба в воде… Свое дело он делан с удовольствием.
Получая задания, сотрудники один за другим покидали кабинет. Отдельно Андрей хотел потолковать со Зверевым, но… где его черти носят? Занят он, видите ли…
Скоро в кабинете осталась только юрист агентства Аня Лукошкина.
— Что ты грустная такая, Анька? — спросил Обнорский.
— Да так… Машку жалко.
— Какую Машку? — механически, думая о другом, сказал Андрей.
— Малевич… Хотя для меня она на всю жизнь так и осталась Лосевой, — ответила Аня. И, видя удивление Обнорского, добавила: — Мы же учились в одном классе.
— Да ты что! Что же ты молчишь-то?
— А о чем тут говорить? Андрей встал, прошел по кабинету, снова сел. Спросил:
— Ты поддерживаешь с ней контакты?
— Относительные, Андрюша. Так, перезваниваемся иногда потрепаться по-бабски.
— Аня! Золотце! Делай что хочешь, но устрой мне встречу с Машей Малевич.
* * *
Зверев появился в агентстве только после обеда. Обнорский столкнулся с ним возле умывальника. Сашка сосредоточенно оттирал черное пятно на джинсах, по виду — сажу. Пятно от Сашкиных усилий только расплывалось. Некоторое время Обнорский с интересом наблюдал, присев на подоконник.
— Не оттирается, — сказал Зверев огорченно.
— Бывает, — согласился Обнорский. — На пожар выезжали, Александр Андреич?
— На пожар, — кивнул Сашки.
— Это правильно… Мы тут все ерундой занимаемся: по Малевичу работаем, а вы на пожар съездили. Портки вот замарали.
Зверев посмотрел удивленно на Обнорского, потом спросил:
— Ну и как, раскрыли?
— Куды ж без тебя!.. Ты где был, Саша?
— Осматривал тачку, на которой скрылся убийца Малевича, — ответил Зверев.
С сигареты Обнорского рухнул столбик пепла.
…О покушении на вице-губернатора Зверев услышал в машине, по пути в агентство. Он уже подъезжал к Гостиному двору, когда, обгоняя его, завывая сиренами, посередине Невского пронеслись два милицейских автомобиля. Одновременно из магнитолы голос диктора скороговоркой сообщил о расстреле вице-губернатора. Зверев проскочил поворот на площадь Островского и рванул вслед за милицейскими машинами на улицу Рубинштейна.
На перекрестке Рубинштейна и Невского нервно пульсировали мигалки нескольких автомобилей. Ткнувшись радиатором в «газель», застыла пробитая пулями «вольво-940 GL». Ошалевший гаишник размахивал полосатой палкой. Звереву повезло — он сумел воткнуть свою «девятку» возле магазина «Рыба» и ввинтился в толпу зевак. Зверев ненавидел эту толпу, жадную до зрелищ, до чужой беды, до крови… Пробиваясь сквозь гущу, Сашка подумал, что толпа вечна. Она была во все века. Сотни лет назад она собиралась, чтобы посмотреть, как сжигают ведьм и рубят руки ворам. И так же задние напирали на передних и вытягивали шеи, и вставали на цыпочки. И светился в глазах похабный интерес. И в возгласах «Ах!» звучал восторг… В двадцатом веке основной пищей алчной до жестоких зрелищ толпы стати ДТП. Но суть не переменилась: так же горели глаза при виде окровавленного тела на асфальте, а в словах «Ужас! Кошмар!» так же звучал восторг.
Зверев проталкивался, слыша отдельные голоса — возбужденные, испуганные, злорадные: нового русского завалили… Не-а, депутата… Насмерть?.. Ну, в натуре, бля, насмерть… так им, сукам, и надо!.. К-а-ашмар!.. Да хер с ними. Пусть всех перебьют… Он прорвался и сразу увидел знакомых из 27-го отделения. За жидким оцеплением, возле «вольво», часто сверкала фотовспышка эксперта, отражалась на темно-синем боку автомобиля. Неподалеку стояла группа мужчин с очень серьезными лицами. Частью в форме — ментура, частью в штатском — ФСБ.
Автоматически Зверев заметил, что у «вольво» и «газели» одинаковые номера: «007». Подумал: для газетчиков самое то.
А машины все продолжали подъезжать. МВД, ФСБ, прокуратура, чиновники… Господи, зачем их столько? По опыту Сашка знал, что количество не обязательно переходит в качество. Скорее наоборот — присутствие начальства с большими звездами создает некую нервозную обстановку. Сейчас здесь нужны только оперативники, следак и эксперты. Хорошо бы кинологов с собачками, которые пойдут вместе с операми по чердакам, подъездам, подвалам.
Сашка подошел к Сереге Осипову. оперу из 27-го. Когда-то он сам «натаскивал» Серегу, Подошел, поздоровался. Осипов. кажется, нисколько не удивился, хотя не виделись они с октября девяносто первого года.
— Что туг у вас, Сережа? — спросил Зверев.
— Дурдом, — лаконично ответил Осипов.
Он жевал резинку, но сквозь цитрусовый аромат явственно пробивался запах «вчерашнего». Зверев ответом не удовлетворился и начал задавать вопросы. Неохотно Сере га рассказал, что стреляли в вице-губернатора, что раненого увезли на «скорой», но, видимо, помрет… что начальство задолбало, работать невозможно. И вообще, не наше это дело. Пусть его «комитетские» копают… пивка бы сейчас, а, Андреич? Сашка согласился, что — да, пивка, конечно, не худо… Он поговорил с Осиповым еще минут пять, ничего интересного не услышал и «пошел в народ». Реальных свидетелей происшедшего не было. Вернее, были, но с ними уже работали оперативники ФСБ.
Совершенно неожиданно информацию подбросил тот же Осипов. Он нашел Сашку и сказал:
— Слушай, Андреич, не знаю, зачем тебе все это нужно…
— Я нынче журналистом. Серега, заделался. Акула пера.
— А-а… понятно. В общем, по секрету тебе говорю: сразу после стрельбы вот оттуда, — Осипов показал откуда, — резво сорвалась белая «шестерка». Чуть тетку не сбила… Имеет она отношение к делу или нет — не знаю. Номер предположительно начинается на «46». В машине было двое…
— Понял, — ответил Зверев. — Еще что?
— Только что сообщили: на Минеральной, недалеко от РУВД, горит тачка. Вроде «шестерка»… вроде белая. Секешь?
— Секу, — быстро ответил Зверев. — С меня пол-литра.
— Плыви, акула пера, — добродушно сказал Осипов. Кажется, он все-таки опохмелился.
Зверев выбрался из толпы, пошел к своей «девятке». Когда отъезжал, заметил Соболина, Володя спешил, длинные волосы летели за спиной… акула пера!
Через двадцать минут Сашка остановил машину на тихой улице Ватутина, пешком прошелся по Минеральной. Черный кузов автомобиля торчал, как панцирь черепахи, из лохмотьев пены. Какого цвета была «шестерка» при жизни, сказать смогут только эксперты. Остатки пены слегка шипели, оседая. Крыша курилась. Рядом с тачкой крутились люди в форме и в штатском. Одного из них Зверев уже видел сегодня на улице Рубинштейна.
Тачка сгорела дотла, и никаких следов в ней, разумеется, не сохранилось. Но обгоревшие, закопченные номера никуда не делись… Интересно, действительно номер начинается на «46»?
Зверев подошел. Невзирая на удостоверение, его послали. Он не стал спорить и минут сорок ждал, пока «коллеги» не уехали. Потом спокойно осмотрел тачку, переписал идентификационный номер с шильды под капотом… Тогда и испачкал джинсы.
Вот эту историю Зверев и рассказал Обнорскому.
— А номер тачки? — спросил Андрей.
— А 46–24 ЛЕ. Такие номера давали летом девяносто первого. Буква «Р» на шильде соответствует 91-му году выпуска тачки.
— Ясно. А владельца пробивал?
— Не успел, — ответил Зверев. — Но это минутное дело. Пойдем.
