Обратно она возвращалась навстречу восходу. Ей было немного странно, что солнце встаёт не над морем, как это обычно рисуется на картинах, а над берегом. И небо в той стороне всё ещё сохраняет пепельно-розовый оттенок.
Прогулка получилась довольно долгой. И теперь, возвращаясь в номер, Инка была уже не единственной ранней пташкой: кое-кто из отдыхающих стал попадаться на пляже. Какая-то молодая женщина купала малыша, войдя с ним в море. Ему, голому карапузу в панамке, хватало глубины как раз по грудь. С берега за ними наблюдал мужчина в спортивном костюме: разминался и поглядывал, одновременно делая махи то правой, то левой ногой. Появился первый народ и у бассейнов, которых Инка, решив пересчитать, насчитала аж пять штук. Возле одного из бассейнов она остановилась, заинтересовавшись табличкой. На табличке был нарисован человек в плавках и с бутылкой в руке, перечёркнутый косым крестом. Рядом – надпись на пяти языках. Судя по русскому тексту, – запрещающая купаться в пьяном виде. Рядом, в столбик – ещё куча запрещений: не нырять, быть осторожным на мокром бортике, не мусорить у бассейна, и… она не поверила своим глазам – не мочиться в воду. Инка стала отыскивать то же самое на других языках. По-английски – не нашла, других не знала, но заметила, что английский, итальянский, французский и немецкий тексты были короче ровно на один пункт. Инна заподозрила, что именно на этот. И тут её окликнули:
– Инна, с добрым утром!
Она оглянулась. У борта в шезлонге возлежало толстое тело в чёрно-желтом, осиной расцветки, купальнике и приветливо махало ей рукой. «Лана, вчерашняя знакомая из столовой» – узнала Инка белёсый ёжик волос. И подошла.
– Привет.
– Что, тоже не спится? – Лана села, сдвинула очки на макушку и показала на место рядом с собой.
– Да вот, захотелось с утра к морю сходить. Только мелкое тут оно.
Инка огляделась, нашла свободный лежак и, подтянув его поближе к Лане, села.
– Да не то слово – лужа! – согласилась Лана и легла обратно. – Только в бассейне и купаюсь.
– Слушай, я тут увидела… Специально к русским туристам просьба не писать в бассейн. По-моему, к нам тут относятся как-то пристрастно!
– Да ладно, нормально относятся. Только если наши мужики, козлы, налакаются и в воду лезут, а потом расслабляются и вылезать не хотят, что с ними делать?
– Ну, зря ты так… Наверное, это больше к детям относится, они в воду сикают.
– Да хоть к кому! а записки эти – фигня, кто их читает. Они, я слышала, в воду какую-то химию добавляют, и если кто напустит – вокруг него вода зелёной становится. Умора, да? Сразу видно, кто нашкодил! Видно, вокруг наших вода то и дело зелёная, раз по-русски про «не ссать» написали!
– Фу, сразу расхотелось в воду лезть, – передёрнула плечами Инка. – Лучше уж в море, на мелководье.
– Ты лучше приходи по отливу рыбок посмотреть. Красивые! Прямо как из аквариума, только большие.
– А когда отлив? – заинтересовалась Инка. Рыбок она пыталась увидеть в это утро, но ни одна не показалась, пока она бродила по понтону от берега и обратно.
– А после трёх и начнётся. Весь отель сбегается. Только ты босиком в воду не лезь – тут кораллы, порежешься. Слушай, а как тебе вчерашнее шоу? Правда, ребята – просто цыпочки!
– Я не была на шоу, спать ушла почти сразу после ужина, – сказала Инка и, подумав, добавила. – Я на пляж ходила вечером, на звёзды поглядеть. И ко мне какой-то хмырь привязался, еле отбилась.
– Да ну, правда что ли? – приподнялась на локте Лана. – Что за хмырь?
– Какой-то француз. Решил, видишь ли, что если я одна «на пляжу сижу», значит, на романтические знакомства напрашиваюсь. Такое настроение испортил, козёл!
– Слушай, Ин, как интересно. Француз… – мечтательно протянула Лана. – Француза у меня ещё не было. Говорят, любовники они – потрясающие. Слушай, а ведь это идея! Сижу, такая, смотрю на звёзды, а он подходит…
«Если решиться после вчерашнего, – хмыкнула Инка. – Впрочем, глядишь, в этот вечер повезёт. Обоим».
– А я так чудно время провела! – продолжала Лана. – Такой мальчик мне вчера попался! Так массаж классно делает! Такой ласковый!
– Лана, ты извини, но мне уже пора, – поднялась Инка, не желая слушать подробности про Ланины сексуальные эксперименты. – Я ещё душ хочу принять до завтрака. И вообще, голова что-то разболелась.
– Это от воздержания, – хмыкнула толстуха, но Инка уже не слушала, – спешила в номер.
Номер выглядел так, словно в нем ночевала развесёлая компания: обе кровати разворошены, ком одеяла на диване. Инка закинула постель обратно на кровать, решив позднее, после завтрака, всё-таки исследовать, откуда берутся муравьи. Может, у них гнездо где-нибудь под матрасом?
Завтрак был чуть менее изобильным, чем ужин, но тоже достаточно роскошным. По крайней мере, фруктов и десертов было не меньше, чем вчера, и Инка с удовольствием присовокупила к омлету апельсин, яблоко и пирожное со взбитыми сливками. Она ела медленно, приглядываясь к публике. Речь со всех сторон доносилась разноязыкая – итальянская, французская, английская, немецкая. Но всё-таки преимущественно – русская. И весь народ держался парами-тройками. А таких, как она, одиночек, что-то не наблюдалось. Инка неторопливо снимала ложечкой взбитые сливки с бисквита, и вдруг очень остро почувствовала своё одиночество. Сидит тут одна, за тридевять земель от дома, в отеле с каким-то странным отношением к одиноким женщинам, пирожное трескает. Скорее бы уже Николай Евгеньевич прилетал, с ним как-то спокойнее. По крайней мере, он таких отелей сотни две на своём веку перебрал, сам рассказывал. И с ним жизнь вернётся в более-менее привычную колею, а желанный отпуск у моря перестанет напоминать какие-то сомнительные похождения.
Из ресторана Инка ушла одна из последних, перед закрытием. Подумала было сбегать на ресепшн, покараулить – а вдруг Николай Евгеньевич вот-вот приедет! Но решила не глупить: даже если он вылетел утренним рейсом, в Хургаду прибудет не раньше двенадцати, да пока таможню пройдёт и до отеля доберётся – час уже будет. Не сидеть же ей, как сироте или собачонке какой, у порога, минуты считать! Лучше найти какое-нибудь занятие, чтобы время быстрее летело.
Занятия предлагались тут же, целым списком на стенде у ресторана: аква-аэробика, танец живота, теннис, водное поло, ручная роспись кружек и тарелок. Последнее её заинтересовало, – Инка с весны пристрастилась разрисовывать акриловыми красками литровые банки. Вернее, не совсем банки, а вазы, которые она из них делала. Была у неё своя технология: пластиковая бутылка плавится, тёплая масса быстро, пока не остыла, лепится фигурным краем на горлышко банки. Потом эта конструкция разрисовывается и получается нечто вполне приличное. Инка такими вазами одарила и всех своих подружек, и бабулиных. Те ахали – авторская работа, Инка радостно смущалась, а бабуля оставалась довольной, что «дёшево и сердито». Занятия с красками начинались через двадцать минут, и Инка отправилась искать павильон, отмеченный на стенде крестиком.
Павильон оказался навесом, крышей на нескольких столбах, под которой разместились столы с посудой и баночками с краской. Разрисовывать посуду собрались в основном подростки, хотя было и несколько взрослых женщин. Аниматор, приятная девушка в белой бейсболке с названием отеля и голубой футболке с белым цветком по центру груди, предложила всем выбрать по посудине. Инка облюбовала девственно белую плоскую тарелку из толстого фаянса. Потом девушка показала, где брать кисти, куда их макать и как наносить рисунок. Рисунки она показывала простейшие: волнистые линии, горохи, спирали, четырёхлепесковые цветочки, остренькие листочки. Народ старательно копировал их на свои посудины.
«Нет, цветочки с листочками слишком примитивно, – думала Инка, наблюдая, как пацан лет десяти так старательно выводит синие загогулины по краю своей тарелки, что даже язык вывалил на сторону и прикусил. – Надо что-нибудь поинтереснее!» И она, подумав, взяла кисти, придвинулась поближе к нужным баночкам, и вскоре на её тарелке заплескались волны, завыпрыгивали из воды пока не виданные, но уже воображённые рыбы. А над этим действом весело сияло жёлтое солнце, хитро прищурившее один глаз.