Хошигаке вскользь усмехается. Когда он так делает, кожа лица видоизменяется и становится виден шрам на правой щеке.

- Если ты обещаешь молчать, я расскажу тебе даже больше. Ты интересный.

- Веришь обещаниям? Даже после того, что с тобой случилось?

Даю знать, что наслышан о той неприятной истории и жду реакции.

- Мне бояться нечего – я в этом не замешан. Может быть, ты уже слышал имя Сасори?

Нервозно сглотнув, киваю.

- Итачи виноват в том, что с ним случилось. Я не знаю подробностей – никто из нас не знает. Хотя есть еще другие слухи.

- Прошу, скажи, кто он такой… – тру виски.

- Сасори был внуком Данзо. А заодно и любимцем Дейдары. Его золотым мальчиком. А для нас – огромной истеричной занозой в заднице.

Хошигаке продолжает зло ухмыляться. Он не боится гнева «босса», в отличие от всех остальных или же намеренно толкает меня в хитросплетения клубка жестокости. С такими людьми всегда нужно быть настороже.

- Был?..

- У Дея есть телефон, который хранится в верхнем ящике стола под замком. Достанешь его, просмотришь видеозаписи – все сразу станет ясно.

Пытаюсь справиться с неуютным ощущением собственной уязвимости. Слишком трудно – я захлебываюсь им, словно воздухом, которого сейчас не хватает даже для простого дыхания. Спокойно. Всему этому должно быть объяснение, должна быть связь. Должна быть какая-то эмоциональная зависимость.

- Что?.. но как… как с этим связан Итачи?

- Сасори затыкался только тогда, когда в помещении был Учиха. Пытался произвести впечатление, строил из себя умницу. Только Дейдара до последнего этого не замечал – просто не хотел, – Хошигаке хрустит костяшками, а потом неожиданно раздается тихий писк. Он достает из кармана толстовки свой сотовый, один в один как тот, что дал мне одноглазый. И разворачивается к выходу. – А потом… Итачи погиб.

Проходя мимо, Кисаме многозначительно прищуривается. Вздрагиваю и скидываю с себя оцепенение.

- Хочешь сказать…

- Мне надо идти. Сделаешь выводы сам. У тебя хорошо получается.

Он хмыкает и сам открывает входную дверь, чтобы беззвучно уйти.

Внутри меня нервы натягиваются до жалобного треска. Мысли метаются осколками, вонзаются в островки противоречий, цепляются за преграды, ускользают в пробелы, где недостает информации.

Телефон с видеозаписями. Итачи, виноватый в смерти Сасори. Саске. Я. Как все это, черт возьми, может быть связано?

====== О саморезе, гребешке и табаско ======

Все. Хватит с меня – я больше не могу.

Ждать приходится долго, около четырех часов. За это время я успеваю напридумывать столько ситуаций, реакций, объяснений, что голова начинает ныть от лихорадочной мыслительной деятельности.

Не так давно расковыряв внутренности раздолбанного телефона, я выудил на свет божий волшебным образом сохранившуюся SIM-карту. Потом в ближайшем магазинчике приобрел недорогой удобный противоударный аппарат и, разобравшись с ним, понял, что потерял все контакты. Значит, найти меня теперь может только тот, кто позвонит сам. Лишь один номер я выучил наизусть – набор цифр врезался в память саморезом, выдрать теперь можно только с мясом.

Но звонить больше не стал. Никакого смысла нет, да и вряд ли Учиха возьмет трубку. Мне нужен нормальный разговор. Можно даже с дракой. Плевать.

Отвлекшись от пессимистичных мыслей, задумчиво обвожу подзажившие розовые следы от осколков стекла на пальцах левой руки.

Терпение. Оказывается, оно у меня все-таки еще есть.

Учиха подъезжает с выезда на шоссе. Моя машина достаточно далеко, чтобы он не мог заметить, но близко, чтобы через лобовое стекло видеть двор и вход в дом. Сначала в душе закипает тщательно разворошенная ярость. Потом ее осаждают недоумение и банальная тревога.

Саске зло хлопает дверцей и, оттолкнувшись от машины, прихрамывая идет к двери. Его силуэт выглядит жалким и это видение напрочь сметает мой глобальный настрой. Решив отбросить лишние размышления, тихо выхожу и иду за ним. Второй раз непонимание настигает у двери. Внимательный к мелочам Учиха забыл закрыть входную дверь?..

Торопливо спрятав ключи, толкаю ее внутрь. Пальцы проскальзывают по самому краю холодной поверхности и одновременно с этим ощущением меня обдает внутренним холодом. Он даже пройти вглубь дома не потрудился, сел на пол у стены почти сразу, как зашел. И уткнулся носом в сложенные на колени руки.

С ужасом рассматриваю эту ирреалистично-отчаянную картинку, пытаясь собрать ее в единое целое, но выхватываю только куски: растрепанные черные пряди на затылке, руку с красным разводом на кончиках пальцев, опущенные плечи, сутулую спину, ступни в кроссовках под серой тканью джинсов. Не снял.

В гулкой пустоте бьется мысль-капля: устал…

Снова и снова.

Устал.

- Сас… – голос сдает. Шагнув ближе, пугливо замираю. – Учиха?..

- Что ты здесь забыл? – глухо спрашивает, не шевелясь. Он понимает, что я видел достаточно – храбриться и ершиться уже поздно.

- Ты ранен? – решаюсь. Подхожу, присаживаюсь напротив, аккуратно подтолкнув дверь, чтобы прикрылась без стука.

- Исчезни. Без тебя мне станет лучше.

- Саске… – приподнимаю его голову. Сначала меня сковывает страхом – левая щека вся в кровавых разводах. Подбородок тоже, губа разбита и закуталась в синеватый отек. – Вообще-то я пришел набить тебе морду.

- Приступай, – вот откуда он черпает тьму? Почему в присутствии Саске тени, вопреки всем законам природы, становятся сильнее света?

- Что случилось?

- Не будешь – вали. Я ничего не скажу.

Запах крови. От него не мутит, разум, наоборот, болезненно проясняется.

- Помнишь, когда-то ты говорил, что я могу ранить тебя одними словами? – голос опять резко падает, фразу я заканчиваю шепотом. – Почему мне кажется, что это – моя вина?

Глупо. Черт, как же это глупо…

- Пофилософствовать решил?

- Просто скажи, где болит. Я помогу. Бить не буду, тебе уже хватит.

- Иди на хрен со своей жалостью.

Ударом отталкивает мою руку от своего лица. Затем мимолетно морщится от какой-то внутренней боли. Как он доехал домой в таком состоянии?

Иллюзионист отворачивается, кривая тень падает на лицо. Устало рассматриваю точеный профиль, прикрытый сбоку жесткими прядями и никак не могу найти решение. Что мне делать с таким Саске? С таким уязвимым и в то же время злым, как застрявший в капкане гепард. То ли прибить, чтобы не мучился, то ли попытаться освободить, рискнув уйти искусанным с головы до ног…

Касаюсь жестких прядей на затылке кончиками пальцев – невесомо. Кто знал, что я когда-нибудь буду так скучать по жженой проволоке? Невыносимо хочется схватить, поднять на ноги, встряхнуть, утащить в комнату и помочь насильно…

Учиха больше не отталкивает, видимо, сил не осталось. Последние капли ярости в моей душе одиноко испаряются – я не могу злиться.

- Узумаки, прошу тебя, просто уйди.

- Не могу.

- Чего ты хочешь от меня, а?

- Честно? Правды. Но ты ничего не скажешь. Потом я хочу тебя прибить. Но не могу – не хочу избивать жалкого облезлого щенка. Что с тобой случилось? Где ты, Саске?

- Иди к черту.

- Я уже.

- Тогда найди себе ебаря и оставь меня в покое.

Мы молчим, а я продолжаю заторможено пропускать сквозь пальцы чернильные волосы. Интересно, когда он все-таки поймет, что он – мой? С потрохами и навсегда.

Тихо сглотнув, Саске мягко останавливает мою руку за основание запястья. Потом неожиданно сжимает крепче. Я зачем-то смотрю на подсохшую кровь под ногтями – и страшно, и завораживает.

Между нами огромная пропасть непонимания, лжи, тайн. А он с нежностью держит мою руку в своей.

- Прекрати. Я не могу так…

- Как – так?

- Ты должен меня ненавидеть.

- Я не умею. Разучился.

- Так научись. Это все, что я могу тебе дать.

- Неправда, – касаюсь пальцами кожи около уха. – Жемчужинка…

- Заткнись… – последнее слово он просто выдыхает. Похоже, силы у хищника окончательно закончились – пока что кусаться он не собирается. Саске чуть поворачивает голову, и я опять могу видеть по-простому грустные глаза.