Бесспорные свидетельства регулярного выпуска золотых монет относятся к периоду Кушан. Обычное название такой монеты — «динара»^[1887] (она называлась также «суварна»). Кушанская динара весила около 7,6 г и отличалась высоким содержанием золота (близко к 100 %). Вес гуптских монет колебался от 7,6 (ранние) до 9,8 г (поздние). Содержание золота в монетах до правления Чандрагупты II приближалось к 80 %, при последних же Гуптах оно падало до 50 % и ниже. Самый большой клад золотых гуптских монет найден в Баяне (Восточный Раджастхан) — около 2100 штук.

Кроме монет, выпускаемых крупными государствами, свои эмиссии имели и небольшие государственные образования^[1888].

В стране (особенно на Юге) имелись в обращении римские монеты, на Северо-Западе — старые монеты греко-бактрийских царей. Вообще в чеканке монет древние индийцы следовали во многом иноземным образцам^[1889]. Очевидно, под их влиянием местные монеты приняли круглую форму и на них стали изображаться правители.

В мелочной торговле употреблялись раковины каури. Оставался в обычае и натуральный обмен, игравший значительную роль даже во внешней торговле.

Развитие денежных отношений в гуптский период выразилось в росте ростовщичества. В литературе шастр того времени долговому праву уделяется намного больше внимания, чем раньше. Прежние ограничения произвола ростовщика, проникшие в нее из обычного права, все чаще игнорируются. Так, Нарада (I.106–107) отмечал, что, хотя в некоторых областях Индии долг вместе с процентами не должен быть вдвое больше начальной суммы, в других он может превысить ее в три, четыре и даже восемь раз. Распространенным явлением становится заклад земли^[1890], усложняется система поручительства и письменная документация. Нерушимость долговых обязательств постоянно подчеркивается. Неуплата долга с религиозной точки зрения рассматривается как грех, во искупление которого должник в новой жизни возрождается рабом своего кредитора^[1891].

Для кредитора не считалось зазорным любыми средствами, даже силой, заставлять должника уплатить долг — запереть его у себя дома, избить, принудить к исполнению любой работы. Кредитор мог захватить жену, сына или скот должника и не возвращать до уплаты долга (Брихаспати XI.57–59). И во всех случаях государство не вставало на защиту должника (Нарада I.122–123). Если же кредитор обращался к государству с просьбой о воздействии на неплательщика, государство должно было пойти ему навстречу; кстати, царю при этом шли 5 % взысканной с должника суммы (Нарада I.131–132). По-видимому, не случайно при перечислении видов рабов только теперь начинает фигурировать как устоявшийся термин «раб-должник», тогда как даже у Ману этот термин еще не встречается.

Некоторые ростовщики с большим размахом вели денежные операции (прием имущества в заклад и на хранение, выдача ссуд и пр.). Кассы торговых и ремесленных союзов тоже производили различные денежные операции. В надписях имеется немало данных о частных вкладах в кассы различных корпораций, проценты с которых предназначались на содержание монахов и другие благочестивые цели^[1892].

Город. История древней Индии показывает, как постепенно увеличивались различия между городом и деревней^[1893]. Город был средоточием ремесла, торговли, денежного обращения, центром политической жизни; здесь находились ставки государей, размещались правительственные учреждения и проживали представители высших слоев общества; он был центром культуры, науки, искусств, литературы. Город явно опережал в своем развитии деревню; за ее счет он рос, расцветал, богател.

Действительная роль древнеиндийского города в науке пока не оценена (лишь в последние годы появились интересные работы по этой теме^[1894]). В немалой степени это объясняется тем, что письменные источники не сохранили подробных описаний каких-либо конкретных городов^[1895], а археологические материалы еще недостаточны. Основные доступные нам данные содержатся в шастрах (Ману VII.70–76; Артх. II.3–4) и в буддийской литературе (Милинда-панха V.4). Более поздние сведения (например, по трактатам об архитектуре раннего средневековья^[1896]) им не противоречат. Это позволяет считать, что в течение рассматриваемого периода индийцы продолжали традиции древнего градостроительства и городской жизни^[1897].

При выборе места для города важнейшими были соображения безопасности. Кроме того, и сам город играл роль укрепления; не случайно слова «пур», «нагара» (город) и «дурга» (крепость) часто употребляются как синонимы. Непременной частью города являлись оборонительные сооружения — стены с башнями, рвы, наполненные водой. Рекомендация «Артхашастры» планировать город в виде квадрата с пересекающимися под прямым углом улицами подтверждается некоторыми археологическими раскопками. Так, Таксила III (Сирсукх) на Северо-Западе страны представлял собой почти правильный прямоугольник^[1898], а Шишупалгарх^[1899] и Джаугада^[1900] в Ориссе — квадрат. Судя по данным археологии и письменных источников, дворец государя помещался обычно близко к центру и представлял собой цитадель. Неподалеку находились главный храм и дома высших служащих. Утверждение, что париям разрешалось жить только за городской стеной, подкрепляется свидетельствами китайских паломников^[1901]. Территории в пределах городских стен даже у таких считавшихся крупными городов, как Таксила и Шишупалгарх, составляли только 1–1,5 кв. км, но за ними располагались районы городской бедноты; понятно, что остатки глинобитных и тростниковых хижин не могли сохраниться до наших дней.

Поэтому действительные размеры городов должны были быть значительно большими, чем это показывают данные раскопок. Сюань Цзан, упоминая о виденных им городах (бывших в его время — VII в. — зачастую уже в развалинах), неоднократно сообщает, что они имели в окружности 30, а то и 40 ли, т. е. более 10 км (1 ли того времени = 270 м). Некоторые же, например Вайшали, достигали 60–70 ли^[1902], Паталипутра — 70 ли^[1903], или 18–19 км в окружности. Следовательно, эти города в период их расцвета могли насчитывать многие сотни тысяч жителей.

Число городов в Северной Индии к середине I тысячелетия нашей эры по сравнению с предшествующим периодом вряд ли заметно выросло. На скрещении важных сухопутных и речных путей, в удобных гаванях и в устьях рек процветали уже ранее существовавшие города — порты Бхригукаччха на западном побережье и Тамралипти на побережье Бенгальского залива, в долине Ганга — торговые города Варанаси, Каньякубджа (Канаудж), Ахиччхатра, Матхура, в Западной Индии — Валабхи, в Центральной Индии — Дашапура, на Северо-Западе страны — Пурушапура (совр. Пешавар), Таксила, Шакала и др. Сохраняли свое значение Паталипутра, Айодхья, Вайшали, Уджаяни, Каушамби, Чампа. Но одновременно пришли в упадок многие города, ранее бывшие столицами североиндийских государств, — Индрапрастха, Хастинапура, Капилавасту, Шравасти, Раджагриха, Кушинагара. Не все они смогли перенести политические потрясения, сопутствовавшие процессу складывания и длительного существования империи Гупт. Зато в Южной Индии в первые века нашей эры отмечался быстрый рост городов. Если мы не знаем достоверно о городах Юга в эпоху Маурьев, то уже известно о множестве процветающих городов в рассматриваемый период, в том числе и о городах во внутренних районах страны — Мадураи, Канчи, Танджавуре, Пратиштхане, Насике и др.

* * *

В VI в. начинается упадок экономики. Немалую роль в этом в Северной Индии сыграло нашествие гуннов-эфталитов, однако оно не было единственной причиной. Каким бы разрушительным ни было нашествие, последствия его могли быть ликвидированы в течение ряда лет, если бы не внутренние причины, которые этому препятствовали. Кроме того, изменения в экономике наблюдались не только на территории, подвергшейся вторжению.