* * *

Обзор материалов о рабовладельческих отношениях в древней Индии показывает, что в стране существовали разные формы рабства и положение различных категорий рабов было неодинаковым. Это не являлось особенностью только Индии или только класса рабов. Основные общественные классы всегда и всюду состоят из различных фракций, слоев, прослоек, групп и т. д., часто весьма несходных, но всем им должно быть присуще наличие главных признаков; это и делает их одним классом. Наименование свое класс обычно получает по фракции, в которой эти признаки воплощены в наиболее полной мере.

Рабы могли быть потомственными и свободнорожденными, постоянными или временными, в условном владении или в собственности. Все это было очень важным разделительным признаком. При этом свободнорожденные подразделялись в зависимости от условий порабощения (пленение, долговая кабала, самопродажа, рабская коммендация и т. д.), от общественного положения и варны порабощенного. Положение их всех весьма разнилось в зависимости от того, кто хозяин — частное лицо, община, монастырь, государство, от того, где и как использовались — в земледелии (в крупном или мелком хозяйстве), ремесле, горном деле, в домашнем услужении (у хозяина, имевшего небольшой достаток, или в царском дворце) и пр. Кроме того, в различных частях Индии неизбежно существовали местные особенности (как в Греции — в Афинах и Спарте).

Поэтому одни рабы имели личное хозяйство и имущество, другие — нет, одни имели семью, другие — нет, одни были материально обеспечены лучше иного свободного, другие гибли от голода, непосильного труда, одних нельзя было «пальцем тронуть», других можно было избивать, пытать, убивать. Но все они были рабами, ибо не являлись собственниками своей рабочей силы и результатов своего труда. Это и было экономической сущностью рабовладельческой эксплуатации. Осуществляться такая крайняя ее форма могла только при экспроприации личности труженика, лишении его прав и личных связей как члена гражданского общества и превращении его в одушевленное орудие труда^[1304]. Если они чем-либо владели или приобретали для себя (деньги, участок земли, мастерскую, рабов), то делали все это только с ведома хозяина. Если они обладали некоторыми элементами правосубъектности, то только по доверенности хозяина или с его допуска. Это и было показателем происшедшей экспроприации личности; если экспроприация и была временной, то раб, пусть даже на обусловленное время, все же оставался рабом.

Всех, чьи личности были экспроприированы на время или навсегда, безусловно или с обусловленными экономическими или правовыми ограничениями (иногда весьма существенными), древние индийцы, исходя из основного признака, справедливо считали рабами, а авторы шастр в своих классификациях часто определяли их как dāsa, т. е. относили к той общественной категории, эталоном которой служил потомственный раб, полностью лишенный правосубъектности.

Древний индиец жил в обществе, в котором человека можно было продать и купить, как любое другое имущество, и он сам мог продать себя и подчиненных ему родственников, в котором справедливость обращения в рабство военнопленного, неоплатного должника или членов его семьи, голодающего бедняка ни у кого не вызывала сомнений; это считалось нормальным и естественным явлением. Рабство в древней Индии пронизывало все поры общества, поэтому в период его наибольшего развития такое общество правомерно считать рабовладельческим.

Промежуточные слои. Наряду с рабами и свободными общинниками существовала значительная масса тружеников, частично или полностью лишенных средств производства и потому вынужденных работать на других, но не ставших рабами. Они представляли собой общественную среду, промежуточную между свободными и рабами. В древнем обществе экономическая самостоятельность (особенно обладание земельным наделом в общине) была условием действительной свободы и гражданского полноправия. Как только человек терял такую самостоятельность и вынужден был работать не на себя, а на других, он переставал быть свободным и полноправным. Между полной свободой и рабством существовало множество переходных состояний.

Предпосылки для существования наемного труда возникают параллельно с распадом коллективного хозяйства первобытной общины и появлением частных хозяйств. Даже небольшое по масштабам хозяйство временами могло испытывать потребность в дополнительной рабочей силе. Зажиточные общинники наряду с зависимыми от них сородичами начинают обзаводиться рабами и нанимать на длительные сроки посторонних работников. Что касается крупных хозяйств, то они без таких работников вообще не могли бы существовать; недаром в тех случаях, когда указывалось, кто именно в таких хозяйствах работает, наряду с рабами, как правило, упоминаются и наемные работники (кармакары).

Таким образом, условия производства в сельском хозяйстве требовали, чтобы кроме рабов, которых надо было кормить круглый год, существовали работники, которых можно было использовать на короткие сроки и лишь в эти сроки обеспечивать их содержание. Постоянным резервом не могли быть свободные общинники, ибо, пока они обладали землей и вели на ней хозяйство, излишек рабочей силы создавался здесь или эпизодически, или в межсезонье, когда в ней и в других хозяйствах не нуждались. В городе потребность в дополнительной рабочей силе возникала в еще бóльших размерах вследствие убыстренного развития товарного производства, более высокого уровня материального благосостояния, а также возникновения новых потребностей и новых представлений о социальном престиже в господствующем классе. Древнеиндийский город, когда он окончательно оформился, обычно изобиловал бедняцким людом, работающим на других: бродячими ремесленниками, грузчиками, носильщиками, поденщиками, домашней прислугой и т. д. Бóльшая часть их, очевидно, принадлежала к шудрам и низким кастам. Их обязанностью авторы шастр считали услужение (sevā). «Услужение» понималось очень широко и включало многие виды деятельности — помимо исполнения обязанностей домашнего слуги всякую работу на другого, даже ремесло. Выполнение таких работ было связано с зависимостью и потому презиралось высшими варнами^[1305].

Процесс общественной дифференциации не прекращался и в высших варнах. Имеется немало данных о том, что даже среди брахманов появляются слуги, пастухи, профессиональные учителя, маслобои, торговцы, дрессировщики животных, посыльные, садовники, лекари и т. д.^[1306] Это в большей степени должно было относиться к вайшьям, ибо их род занятий (земледелие, скотоводство, торговля) мог скорее привести к разорению. Если в семье дваждырожденного услужение становилось наследственным, то он и его потомство в конце концов превращались в шудр^[1307].

Наемные работники. В названии глав «Артхашастры», специально посвященных наемным работникам (III.13; III. 14), употребляется термин «кармакара» (karmakara) — букв. «выполняющий работу». В них речь идет о лицах, занятых в земледелии, скотоводстве, торговле, а также о ремесленниках, художниках, Пекарях и пр. Это позволяет считать, что слово «кармакара» обозначало всех работающих по найму. Есть и другие обозначения; особенно часто употребляется термин «бхритака» (bhṛtaka) — букв. «получающий содержание»^[1308], который иногда служил синонимом «кармакары» (Артх. III.14), иногда применялся наряду с «кармакарой» (Милинда-панха IV.2.9), а иногда в качестве одного из видов «кармакар» (Нарада V.З)^[1309].

Фактическое положение различных групп кармакар не могло быть одинаковым. Ремесленники, работавшие на рынок, кармакарами, вероятно, не были. Во всех известных случаях к таковым причислялись ремесленники, работавшие на заказ, по найму. Кармакарами считались также грузчики, носильщики, землекопы и др. Среди земледельцев и пастухов к ним относились те, которые работали по найму в чужом хозяйстве и занимались батрачеством. Множественность терминов, обозначавших наемных работников (кроме упомянутых также «прешья», «паричарака», «севака» и др.), вероятно, отражала особенности статуса отдельных их групп.